Раньше Майяри видела эти глаза, смотрящие на неё с плохо скрываемой злобой и презрением, каждый день. Эти мужчины ненавидели её непокорство, её взбалмошность и презирали за то, что именно она, женщина, должна была стать во главе них.

Гостья неторопливо осмотрела каждого. Только мужчины, не меньше пятидесяти. Все ещё молоды, не старше четырёхсот, полны сил, как физических, так и земных.

– Падуба, – выдохнул кто-то.

– Действительно Падуба…

Майяри резко дёрнула силами, выворачиваясь из пут, и тряхнула землю.

– Госпожа Падуба! – рявкнула она. – Как посмели обращаться ко мне по имени? Прочь с дороги.

Стоящие напротив мужчины невольно отшатнулись, и девушка шагнула вперёд, чувствуя, что опутывающие её щупы натягиваются как канаты.

Община мало изменилась с того времени, когда она в последний раз её видела. Огромное поселение, растянутое по южной стороне второй головы горы и взбирающееся вверх по склону. Раньше здесь проживало не меньше трёхсот хаги. Большая, сильная община. Вряд ли сейчас расклад переменился.

Дома самых уважаемых хаги были вырезаны прямо в горном склоне и к ним вели многочисленные лестницы: монументальные, тонко-изящные, путано витые. Дома хаги попроще, но всё ещё достаточно уважаемых, серо-коричневыми бастионами высились в восточной части поселения, рядом с храмом, чей громадный – саженей десять в высоту – фасад был вырезан в горном склоне. Храмовые ворота не могли открыть даже могучие оборотни, только сами хаги и только с помощью сил.

Остальную часть поселения занимали дома совсем простенькие, здесь же находились ремесленные мастерские, склады, ангары и другие хозяйственные помещения. Унылый вид серо-коричневого камня не могли разбавить даже искусно вырезанные каменные узоры. Дома, сложенные из мощных блоков, больше походили на крепости. Садики имелись далеко не везде, зелень в них не выглядывала над оградой: правило общины. Под серый камень проще маскироваться.

А в детстве ей здесь нравилось. В каждой каменной завитушке она видела сказочный мир, в каждом камне ей мерещился добрый дух. И замечала она не только серые и коричневые цвета. Камень был богат на оттенки. Но Майяри разучилась их видеть. Хотя…

Девушка задержала взгляд на свежем сломе вратных столбов. Серебристо-серый, как волосы Ранхаша.

– Ба, госпожа!

Майяри резко развернулась и неприязненно уставилась на высокого блондина с серыми глазами. Он стоял у стены и, опираясь на неё плечом, с усмешкой смотрел на девушку.

– Я вылетел из Жаанидыя позже вас, а прилетел сюда на сутки раньше. Думал уж… – оборотень хмыкнул, – заплутали.

Глаза девушки медленно сузились. В памяти вихрем промелькнули воспоминания, связанные с телохранителем.

Борий.

Калейдоскоп воспоминаний замер на моменте, где он наваливается на неё, на тринадцатилетнюю девчонку.

Борий. Тот, чьей крови она жаждала не меньше, чем дедовой.

Когда-то Майяри его люто ненавидела – Агарес Изирш не смог заслужить даже сотой доли той ненависти – и боялась. Обвешанный самыми мощными амулетами, покрытый защитными печатями, в одежде, затканной обережной вышивкой, и под защитой старейшины, он был для неё чем-то совершенно недосягаемым.

Ветер взлохматил короткие золотистые волосы и заиграл амулетами-серьгами. В серых льдистых глазах росчерком мелькнула то ли застарелая ненависть, то ли злорадство.

– Старейшина кормит бесполезных слуг? – Майяри склонила голову набок и с пренебрежением осмотрела телохранителя с ног до головы. – Неужто после моего… ухода для тебя нашлась работа? Разве ты хоть на что-то годен?

– Именно благодаря вашему… уходу работы у меня было невпроворот. Летал туда-сюда, смотрел, выискивал…

По губам Майяри скользнула злая улыбка.

– Поэтому я и спросила: здесь что, кормят бесполезных слуг? Пока сама не раскрылась, наша птичка меня даже рядом с собой не видела.

Ухмылка с лица Бория не сошла, но взгляд стал злее.

– Слепнешь, Борий. Старость? Кара за разгульную жизнь? Или травят тебя потихоньку? Здесь же так и принято избавляться от неугодных слуг, – Майяри обвела толпу весёлым взглядом. – Тихонечко, легонечко травить, мол, сам и умер. Чтоб остальные не разбежались. А ты кому здесь угоден, раз даже меня отловить не смог?

– И всё же вы здесь, госпожа.

– И прилетела не в твоих когтях. Так в Жаанидые был ты? Подарочками, чую, дед подсобил.

– Старейшина был любезен, – пропел Борий, – расщедрился даже на самые подробные указания.

– Это не щедрость, мой дорогой. Иначе бы ты просто всё провалил.

– А я думал, изменилась, – оборотень широко улыбнулся и, откинув голову назад, расхохотался.

Майяри действительно изменилась. Шесть с половиной лет назад этот издевательский хохот вывел бы её из себя: опять ей не удалось поставить охранника на место, опять не удалость уколоть, опять не вышло досадить хоть немного! Но сейчас она лишь тонко улыбнулась, чувствуя, что прежнего страха перед оборотнем больше нет. Как и лютой ненависти.

Теперь ею владело отвращение.

Борий по-прежнему ходил в амулетах, обережных вышивках, да и наверняка печати и благосклонность деда никуда не делись. Но Майяри больше не полагалась только на свои силы хаги. Она повидала мир, её мышление стало шире, а фантазия… более изощрённой.

И она больше не была одна.

Ранхаш придёт за ней. Нужно только подготовить семью к его визиту.

Тем временем хаги на улице стало больше. И не только хаги. Майяри отметила оборотней-охранников, в которых она не чуяла сил детей земли. За каменными оградами мелькали любопытные женские лица и красные одежды.

Вдруг напор чужих сил увеличился, и Майяри едва не встала на колени. Уже через секунду она поняла, что именно этого и добивались. Расставив ноги пошире, девушка упёрлась пятками в камень, чувствуя, как начинают натужно хрустеть колени. Толпа раздалась в стороны, и по образовавшемуся проходу стремительно пролетел высокий тощий мужчина. Крючковатый нос, залысина, покрытая морщинами, коротко стриженные почти седые волосы и клиновидная чёрная борода. Хаги остановил злой взгляд на Майяри и с презрением искривил губы.

Давление на плечи разом усилилось, и колени подогнулись.

– Что? – Майяри с высокомерным недоумением осмотрела мрачные лица. – Вы, ничтожества, хотите поставить меня на колени перед ним? Перед каким-то советником? Меня? Наследницу, вашу госпожу и будущую повелительницу?

– Ты нам не госпожа! – выплюнул кто-то, и Майяри упёрла в говорившего ледяной взгляд.

– Это не тебе решать, ничтожный. Закрой рот и больше не смей открывать его в моём присутствии.

– Падуба!

Майяри не спеша повернула голову и вскинула подбородок, с ледяным спокойствием смотря в сморщенное лицо советника.

– Госпожа Падуба, – напомнила она.

– Какая ты госпожа?! – выплюнул старик. – Девчонка, посрамившая свой род! Вместо того чтобы принять достойную судьбу, ты сбежала, а сейчас требуешь называть себя госпожой?!

– Не слугам меня судить, – пренебрежительно бросила девушка и, подавшись вперёд, добавила: – И разве можно ещё больше посрамить род, который отдал свою дочь хаггаресам, м-м-м? Меня пытаются стыдить те, кто замарал себя шашнями с нашими врагами.

Майяри рассмеялась.

– Где былая гордость детей земли? Они смеют быть высокомерными, хотя стали такими ничтожными…

– Помолчи, – сквозь зубы процедил советник и, схватив её за руку, потащил за собой. – Старейшина с тобой разберётся.

Девушка с удивлением уставилась на узловатые пальцы, сомкнувшиеся на её локте. Она действительно удивилась.

– Ты посмел прикоснуться ко мне? – Майяри недоверчиво прищурилась, словно не верила своим глазам. – Я разрешила прикасаться к себе?

– Пошли, дрянь! – взбеленился советник.

Прощать подобное ни в коем случае было нельзя. Здесь понимали силу и только силу. Один раз стерпишь оскорбление, и это запомнят, чтобы потом отнестись к тебе с презрением. А зарвавшихся слуг нужно ставить на место сразу. Или ты не господин.