– Помочь? – воодушевился Казар.

– Сиди, предатель! – прошипела Майяри.

– Я заботился о вашей жизни, – обида хаггареса выглядела не очень натурально. – Ведь если с вами что-то случится, господин Аший сожрёт меня. Точнее сожрёт то, что не доест харен.

– Мальчик мой, Ашию ничего не достанется, – сонно пробормотал Шидай.

После возвращения из парка Агарес прошёл в храм, будто никакой защиты не существовало. Просто открыл дверь и переступил через порог, оказавшись в просторном, с высоченным потолком зале. Многочисленные колоны развесистыми каменными деревьями поднимались вверх и расползались по своду затейливым лиственным узором. Белоснежные стены щерились пещерными выступами, с камня на камень перебегала настоящая вода и, журча, уходила под пол. Вниз на цепочках свисали лампады и светильники, заливая белоснежное великолепие зала голубоватым холодным светом.

В противоположном конце зала на фоне горы, макушкой упирающейся в потолок, сидела на каменном постаменте фигура самого бога. Увидев её, Агарес даже опешил на мгновение. Поднимись статуя на ноги, и окажется она куда ниже самого хаггареса. Могли бы уж и посолиднее что-то сваять.

Полусогнувшись и почти касаясь руками пола, Агарес осторожно пошёл через зал, по-звериному принюхиваясь и прислушиваясь. Кроме журчания воды, слуха ничто не касалось. Звонкая, возносящаяся к каменным листьям тишина, от которой тревожно замирало сердце. И ни одной двери, кроме той, в которую хаггарес вошёл. Приблизившись к статуе бога, Агарес замер, размышляя, где бы могла быть Книга и как попасть в другую часть храма, и невольно прикипел взглядом к сидящему божеству.

Лирлалерай был изображён в виде высокого, крепко сложенного – но по мнению Агареса больно женственного – мужчины с длинными серебристыми волосами, которые свободно стекали по его плечам. Волосы были настоящими, как и светлые одежды, и хаггарес невольно представил голую и лысую статую и едва сдержал смешок. Сидел бог с закрытыми глазами и воплощал собой спокойствие и погружённость в задумчивость.

Гору за спиной божества особенно плотно окружали покачивающиеся светильники. Рядом на столике с подношениями стояли вазы с цветами, желтели кипы старых свитков, аппетитно краснели пережившие зиму в погребах яблоки и… Агарес рывком подался вперёд и едва успел остановиться, чтобы не вцепиться в книгу в потёртом коричневом переплёте.

Сердце гулко загрохотало в могучей груди, мужчина облизнул пересохшие губы и осторожно потянул вперёд руку. Она не упёрлась в преграду, невидимое лезвие не отсекло её, не загрохотал гром, не сверкнула молния, каменные кроны не рухнули на голову вора. Взяв книгу, Агарес осторожно отступил от столика и попятился к двери, ожидая, что вот сейчас его постигнет наказание. Только у самого порога он спохватился, раскрыл книгу и расплылся в торжествующей улыбке.

– Не гневайтесь, Мудрейший, – с покаянной улыбкой попросил хаггарес и выскочил за порог.

Дверь глухо звякнула, и статуя распахнула глаза.

В тот же миг один из выступов стены отошёл в сторону и к парадной двери метнулся тёмный силуэт. Тихонечко приоткрыв створку, он убедился, что гость действительно ушёл, и, обернувшись, показал богу большой палец.

Бог перевёл взгляд жёлтых, горящих на белокаменной коже лица глаз на отворённую потайную дверь и тихо сказал:

– Всё.

В зале тут же стало шумно. Первым вышел сам главный жрец, невысокий, но очень коренастый оборотень с чёрными кудрявыми волосами и вьющейся бородой; следом за ним показались двое жрецов рангом пониже, но ростом повыше; и уже после них вышли Рладай и Леахаш. Стоящий у двери Викан выпрямился и с ехидным восхищением заявил:

– Бог из тебя получился что надо.

– Не богохульствуй, – главный жрец, господин Товий, посмотрел на оборотня со спокойным осуждением и подал двум другим жрецам знак.

Те тут же подошли к горе, ухватились за её основание… и стащили вниз полотно, закрывающее огромную, от пола до потолка, настоящую статую бога. Белый камень сверкнул серебром, и в глазах божества заплясали огоньки многочисленных светильников.

Ранхаш поднялся со ступеньки небольшой лесенки, которая вела к постаменту, и расстегнул бляшку белого плаща. С лица обильно посыпалась белая пудра, и оборотню пришлось наклониться и отряхнуть щёки.

– Дядя Товий, даже не знаем, как благодарить, – Леахаш взглянул на жреца с искренней признательностью.

– Матушке своей спасибо скажи.

– Только бог-то на нас не обидится? – Викан, по опыту знавший, что боги могут и отомстить, с беспокойством посмотрел в зловеще светящиеся глаза Лирлалерая.

– Боги видят наши помыслы, и Господин не обидится на нашу глупость, – с величайшим спокойствием отозвался главный жрец. – Возможно, Мудрый повелением своим сместит меня с поста…

Братья обеспокоенно переглянулись.

– …но есть в мире кое-что правильнее повеления богов, – и господин Товий хладнокровно воззрился на каменное лицо бога.

Избавившись от плаща, Ранхаш повернулся к статуе лицом и, опустившись на колени, склонил голову, испрашивая у Господина храма прощение за потревоженный покой и лицедейство перед его взором и в его же облике.

– Эх, Ранхаш, холодная твоя кровь, – Викан сложил руки на груди, – я-то думал, ты на радостях сразу к Майяри рванёшь, а ты и не торопишься.

Леахаш пихнул его в бок.

– Я думаю, это единственный его шанс обратиться к богу. Утром, – оборотень шкодливо прищурился, – он уже не сможет переступить порог храма. Ты плохо знаешь нашего брата.

– А ты плохо знаешь Майяри, – в тон ему ответил Викан. – У неё обострённая паранойя и богатая фантазия.

– Спорим? – провокационно предложил Леахаш.

– На что? – заинтересовался брат.

– Если проиграешь, опять наденешь женское платье.

Уже готовый ударить по рукам Викан отдёрнул ладонь. Хоть он и вывернул поцелуй с Бришем так, что все насмешки достались несчастному хаги, случившееся его горько злило.

– Трусишь? – насмешливо приподнял брови брат.

– Майяри иногда взбредают в голову неожиданные вещи.

– Хватит хвастаться перед ликом Мудрого своей глупостью, – строго осадил их главный жрец, и «хвастуны» умолкли.

Ранхаш ещё немного постоял на коленях, мысленно что-то говоря божеству, затем поднялся, вытащил из-за пазухи деревянную куклу в пышном платье и, положив её на столик для подношений, торопливо, почти бегом направился на выход.

Рладай последовал за ним, а Викан и Леахаш тупо уставились на лицо куклы, подозрительно похожей на Майяри, и переглянулись.

– Может, он попросил у бога немного рассудительности для неё, а куклу положил, чтобы тот точно понял, кого одарить? – предположил Леахаш, и они с братом опять посмотрели на столик.

И похолодели.

На столике для подношений стояли цветы, лежали кипы свитков, ароматно пахли яблоки… Но куклы не было.

– Где кукла? – потрясённо выдохнул Викан.

– У Мудрого, – с умиротворяющим спокойствием отозвался господин Товий, – это же подношение.

– Но остальное на месте?

– Значит, ему понравилась только она, – жрец знаком велел убрать остальные подношения. – В последнее время Мудрый привередничает.

Майяри в очередной раз тихонечко приподнялась, но спящий лекарь опять зашевелился во сне и страдальчески застонал. Казар с вполне искренним беспокойством посмотрел на него и с лёгким укором – на Майяри. Стиснув зубы, девушка вновь плюхнулась в кресло. Она тоже переживала за господина Шидая, но сейчас подозревала, что имеет дело с двумя искусными лицедеями. Увы, доказать это она не могла, иначе бы уже бросилась на поиски Ранхаша. Но если больной господин Шидай увяжется за ней… А если с ним что-то случится, пока их не будет…

Томимая и раздираемая беспокойством с разных сторон, Майяри прожигала взглядом дверь и бдительно прислушивалась к силам, чьи щупы распустила на пятьсот саженей вокруг. Они улавливали дрожь от множества шагов, стуков колёс и копыт, но выделить из них знакомую, такую желанную поступь не могли.