– Боги-основатели создали это небо, месяц, луну и звёзды, когда мира смертных ещё не существовало. Вместе с ними они создали и первую душу. Душа старше этого мира и так же вечна, как небо. Небо может меняться, может исчезнуть сама земля, на которой мы живём, но небо останется. Останется и душа. Она может уйти в небытие, но исчезнуть не может. Она может потерять тело и вернуться в новом. Но я верю, что время, когда тебе придётся сменить тело, наступит ещё нескоро.

– Я боюсь его, – повторила Лирка. – Я теряю себя… я соверш… могу совершить что-то ужасное и не вспомнить об этом! А у меня… у меня… – слёзы сами потекли из глаз, – у меня только-только появились друзья. Они мне так нравятся, но он ненавидит всех.

– Он тоже душа. Подумай о нём. Его пленили, держали на привязи сотни лет, не давали взглянуть на солнце. Его – свободного сильного духа. Он зол, обижен. Он страдал и хочет мстить. С ним поступили несправедливо. А теперь он заперт в тебе. И эта «клетка» нравится ему не больше прежней.

Не давали взглянуть на солнце? Лирка вспомнила недавнюю прогулку. Вспомнила, с каким отчаянием пыталась сохранить сознание, цеплялась за Майяри – в случае опасности подруга справилась бы с ней быстрее, чем парни, – смотрела на зеленеющие кусты, жадно вдыхала весенний свежий воздух и хотела, но не могла смотреть на солнце. Это были не её желания. А потом в комнате держала в руках подол платья и смотрела уже на него. Оно было такое жёлтое…

Но голос внутри яростно утверждал, что жрец лжёт.

– Подумай, что он останется с тобой навсегда, – предложил жрец. – Постарайся понять его. Его душа изранена, он зол, может быть, напуган. Жить вам теперь вместе. Прислушайся к нему, чтобы понять, но не чтобы исполнять его желания. Возможно, у вас отыщется общее желание, которое немного сплотит вас, или оно появится…

– Есть, – перебила его Лирка. – Нам всем хочется есть. Мы постоянно хотим есть. Много есть. Нам тесно, нам не хватает… – она умолкла, затрудняясь объяснить, чего же не хватает. – Что-то происходит со всеми нами, но мы не понимаем что. Мы… с ним не понимаем. А зверь… мой зверь… мне кажется, она понимает. Но она объясняется не словами, а образами, и я не могу понять её.

– Она встревожена?

– Нет, скорее раздражена. Так, – Лирка помедлила, подбирая подходящее сравнение, – словно вынуждена делиться добычей.

– Раз так, то, возможно, происходящее не опасно. Звери более чувствительны к опасности.

– Она вообще очень спокойна, – девушка завистливо шмыгнула носом. – Она игнорирует его, а когда сильно достаёт, то просто рычит. И он затихает.

– Боится?

– Н-нет, – не очень уверенно отозвалась Лирка. – Он… не могу понять. Словно связываться с ней не хочет. Сторонится, но… Я не понимаю!

– Ничего-ничего, – жрец приобнял взволновавшуюся девушку за плечи. – Вы сможете разобраться. Прислушивайся к себе, прислушивайся к любым изменениям. Мы никогда не сталкивались с подобным, и я не знаю, чем это может обернуться. Но тебе помогут.

– Я не хочу говорить об этом! – испуганно прошептала Лирка. – Не хочу!

– Если ты не хочешь говорить своим друзьям, то помочь тебе могу я. Будет даже лучше, если твоя тайна останется тайной. Нынешний хайнес повержен в гнев горем и настроен мстить. Ещё неизвестно, что он прикажет сделать с оставшимися зверьми и как поступит с теми, у кого они живут внутри. Старайся не смотреть другим оборотням в глаза, особенно тем, кому за триста. Они могут что-то увидеть и заподозрить. И в особенности избегай молодого хайнеса.

При упоминании хайнеса Лирка вздрогнула, выпрямилась и судорожно сглотнула. Жрец почувствовал, как под ладонью задрожали девичьи плечи.

– Господин, мне нужно покинуть этот дом, – взгляд её остекленел, – мне нужно бежать отсюда. Я… – она запнулась и продолжила прерывистым шёпотом, – произошло ужасное. Я только хотела поесть…

Умолкнув, девушка лихорадочно растёрла щёки.

– Ещё и это, – она пыталась мужественно сдержать слёзы, но глаза опять повлажнели. – Это из-за него. Он напал, когда я спускалась по лестнице. Это он…

– Кто он?

– Он, – ноздри девушки яростно раздулись, и она хлопнула себя по груди. – Мы боролись за сознание, за право смотреть… Я даже не помню, что происходило снаружи! В такие моменты реальность исчезает. А потом он почувствовал неладное и спрятался, а я… – Лирка в отчаянии запустила пальцы в волосы. – Господин, это невозможно исправить! Только бежать. Я боюсь… Я не хочу бояться всю жизнь! И я не знаю, как это изменить, как… – она расплакалась, и мужчина, прижав её к своей груди, начал ласково укачивать. – У меня ведь ничего не было… а теперь и вовсе нет…

Жрец отодвинул капюшон назад и с улыбкой посмотрел на плачущую девушку. Ночной свет отразился желтоватым бликом в зеленовато светящихся глазах.

– Побег ничего не исправляет. Ничего. Поверь тому, чьи ошибки поломали чужие жизни. Сбегая, я лишил себя права хоть что-то исправить. А теперь расскажи мне, что же произошло. Я уверен, – он мягко улыбнулся, – мы сможем как-то это решить.

К утру Лирка и господин жрец наконец освободили кабинет и вышли к завтраку за общий стол. Лицо у девушки было заплаканное и усталое, кудри растрёпаны, словно их постоянно ворошили пальцами, на помятой рубашке почему-то чернели пятна чернил, а обута она была в мягкие тапки, в которых господин Шерех узнал собственную обувь.

Господин Шидай в тот день впервые смог спуститься к завтраку, и они с Лиркой представляли собой очень гармоничную растрёпанную парочку на фоне аккуратно причёсанных и одетых Вотых. Тех, впрочем, это ничуть не смущало.

Майяри не терпелось спросить подругу о самочувствии – может, хоть что-то расскажет, – но рядом с ней сидел жрец – всё так же в плаще и с капюшоном на голове, – который старательно подкладывал и подкладывал Лирке в тарелку кушанья. Госпожа Жадала даже попросила его поумерить пыл («Девочка сейчас разорвётся»), Викан пошутил о прожорливых невестах и подмигнул почему-то господину Фошию, но через полчаса все шуточки смолкли. Даже разговоры притихли. Лирка всё ела, ела и ела, и на неё пялились уже настороженно.

– В подземельях потратила очень много магии, – объяснил жрец и обратился к слуге: – Брат мой, принеси этому ребёнку ещё этих бесподобных блинов. Если остались. Большой выброс, почти до дна, – вернулся он к объяснениям. – Восстановление на начальном этапе прошло за счёт массы зверя. Очень редкое явление. Теперь медведице нужно восстановить почти треть веса.

– Вот как? – господин Шерех удивлённо приподнял брови. – Кажется, я слышал о чём-то подобном… Да, точно! Только это был не маг. Умирающий оборотень. Зверь почти половину массы тела отдал, чтобы у него восстановилась жизненная сила. Бывает же, – старый консер с интересом и благосклонностью посмотрел на уткнувшуюся в тарелку девушку. – Вероятно, связь со зверем очень хорошая, раз медведица так о ней заботится. И это в столь юном возрасте…

Шум за столом возобновился.

Майяри радостно посмотрела на подругу. Выброс магии. Наверное, поэтому их не засыпало. Какая Лирка молодец! Накатила волна облегчения: теперь хотя бы понятно, что с подругой всё хорошо. Теперь всё хорошо.

Радость портил только господин Шидай, с сомнением и подозрением смотрящий на жреца. Майяри занервничала и тоже засомневалась, а потом задалась вопросом: кто собственно этот жрец и почему его так хорошо принимают в доме Вотых и никто не удивлён его присутствию? По имени к нему никто не обращался и вообще с разговорами не приставал. Молодые оборотни – тот же Викан – и вовсе настороженно посматривали на него. А госпожа Жадала даже удивилась, что он всё ещё не уехал.

После завтрака Лирка вышла из дома прямо в тапочках господина Шереха и, усевшись на скамейку, уставилась на солнце. Глаза слезились, но она не отворачивалась и продолжала смотреть на слепящий диск.

– Кто это? – тихо спросила Майяри у господина Шидая, кивая на говорящего с домоправителем жреца.