– Успокойте её, – коротко распорядился старейшина и спокойно направился к воротам.
К женщине бросились мужчины-хаги. Они сразу набросили на неё щиты, но Плетущая Косы ловко плела не только волосы. Щупы сил с ошеломляющей быстротой и ловкостью проскользнули в стыки между щитами, распихав их в стороны, и опять ринулись к Рахнарру. Тот, впервые видя Зияреллу в таком бешенстве – она и не сердилась никогда, – малодушно решил, что в неё вселился Тёмный дух, а от духа бежать незазорно, и бросился по улице на запад. Зиярелла повернулась в ту же сторону, смотря на убегающего бывшего мужа красными от ярости глазами, и пустила силы под землёй.
Они проломили мостовую прямо перед Рахнарром. Мужчина чудом увернулся и побежал дальше, вопя:
– Тёмный дух! Тёмный дух! В общину пробрался Тёмный дух!
Зиярелле было плевать на то, что её ждёт. Склонившись, она коснулась земли, занимая у неё силы, и окруживших её мужчин расшвыряло как при взрыве.
– Я убью… убью тебя… – как умалишённая шептала она, срываясь за Рахнарром. – Убью…
– Держите её! Держите!
– С ума сошла!
– Позовите кого-нибудь ещё!
Женщина бежала изо всех сил, стремясь нагнать и уничтожить главный ужас в своей жизни. Хотя бы напоследок, перед смертью, она хотела почувствовать свободу от страха, хотела наконец-то ощутить себя сильной, равной! Хотела хоть что-то сделать для себя, ради себя!
Она нагнала перепуганного мужчину у самой стены и ударила вновь. Кто-то поспел и прикрыл завопившего Рахнарра щитом, и взбешённая Зиярелла плетью охлестнула всё вокруг себя. На неё вновь навалились чужие силы, заставив опуститься на колени, но Плетущая Косы продолжала находить лазейки и тянулась, тянулась к побелевшему от ужаса Рахнарру.
Убить страх! Избавиться от страха! Стать свободной!
Тонкие щупы сплелись в один мощный хлыст, и Зиярелла, уже не понимая, что творит, обрушила его на стену.
Раздался оглушительный хруст и по каменной кладке стремительно расползлась трещина. Посыпались обломки, облаком вспорхнула пыль, заругалась бросившаяся в рассыпную стража: с разбушевавшейся хаги пусть её родичи разбираются, а они подряжены от врагов общину защищать.
Зиярелла с усилием вскинула вновь хлысты, продолжая противиться гнущим её силам, и ударила стену ещё раз. И ещё раз.
Разрушить это сгнившее гнездо. Пробить путь к свободе. Ещё…
Сознание померкло, и женщина обессиленно уткнулась щекой в землю.
Повисла тишина. Глубокая и поражённая.
Жители ошеломлённо смотрели на посмевшую бунтовать и испуганно на совершенно спокойного старейшину, последовавшего за разбушевавшейся женщиной и теперь не отводящего взгляда от треснувшей стены.
– Здесь кто-то есть! – неожиданно завопил один из охранников, отскочивших в дальний от скалы угол.
Стена покосилась, немного просела, и в скальную нишу, до того скрытую глубокой тенью, проник солнечный свет. В тумане пыли рассмотреть посеревший силуэт могли только глаза оборотня. Но стоило увидеть одному и взоры всех обратились туда.
Скрываться больше не было смысла, через стену он перебраться бы уже не успел, и Ранхаш не спешно шагнул из ниши, ловко перебрался на наиболее уцелевший участок стены и встал лицом к общине. Взгляд его притянулся к лежащей навзничь женщине.
– У него госпожа Падуба! – рассмотрел кто-то девушку на его руках.
Ирдар тяжело воззрился на осмелившегося проникнуть в общину наглеца. От его взгляда не ускользнуло, что волосы мужчины покрывала не просто пыль. Они сами по себе были серы. Отметил и жёлтый цвет глаз, и характерное Вотовское обманчиво-изящное телосложение. Внутреннее раздражение, которое старейшина старательно скрывал внутри, вскипело ещё сильнее. Дурноголовая Падуба, приближающиеся хаггаресы, очередная сбежавшая девчонка, сошедшая с ума баба и её идиот мужик. А теперь ещё и это.
Он ничем не выдал своего раздражения. Призвал силы и, замахнувшись как кнутом, обрушил его на оборотня и заодно внучку, избавляясь от обоих. Оборотень, словно ощутив приближающуюся опасность, прикрыл глаза, крепче прижал к себе девушку и…
Ничего не произошло.
Хаги с удивлением посмотрели на старейшину. Они чувствовали, видели его удар. Так что же произошло?
Ирдара накрыло одно из самых ужасных чувств, испытанных им в жизни. Ощущение бессилия.
Кнут, почти обрушившись на стену, вдруг истаял. Просто исчез из рук, словно Ирдар замахивался непокорным и своевольным ветром.
Оборотень поднял лицо, расчерченное будто бы огнём выжженными линиями, и промораживающе холодно уставился на старейшину.
На располосованном линиями лице жёлтые глаза смотрелись воистину жутко. Как будто зверь в обличии Тёмного духа явился в общину за задолженной жертвой и теперь с равнодушием взирал на посмевших остановить его.
– Отдай её и уходи, – велел старейшина Ирдар. – Мы отпустим тебя живым.
Ранхаш бросил короткий взгляд через плечо. Западная стена выходила на обрыв и прыгать с неё было чистым самоубийством. Северная сторона упиралась в скалу, на южной толпились оборотни-охранники, а на востоке внизу собирались жители общины. Отступать было некуда, поэтому Ранхаш положил Майяри на потрескавшийся камень, немного отошёл и, встав прямо перед ней, молча вытащил кинжал из ножен. Хаггаресский. Ещё с визита в особняк господина Оирида.
Холодные жёлтые глаза со спокойной уверенностью уставились на старейшину.
– Взять, – распорядился тот, и оборотни-охранники бросились на харена.
Перескочив через трещину, они один за другим метнулись к врагу, но первого же из них круто развернувшийся Ранхаш ударил ногой в грудь, сбрасывая вниз, а второму, уклонившись от копья, сделал подножку. Оборотень грохнулся, клацнув челюстью прямо по древку копья, а затем и завопив, когда его пинком отшвырнули вниз.
Охрана замялась. Противник занял выгодную позицию, и они перепрыгивали через трещину прямо ему в лапы. Один из оборотней махнул кому-то, и Ранхаш мгновенно окинул коротким взглядом высившуюся за его спиной гору: нет ли стрелков или достаточно отчаянных, чтобы спрыгнуть на него сверху.
По небу прокатил драконий рык, и вскинувшийся старейшина велел:
– Хватит тянуть. Бейте в основание стены. Погребёт под обломками.
Стена сотряслась, жутко заругавшаяся охрана бросилась прочь. Ещё один удар, и Ранхаш подхватил Майяри на руки и вновь посмотрел в сторону обрыва. Кусок рядом с трещиной откололся и ушёл вниз. Ранхаш крепко-крепко прижался к себе Майяри и вдруг пожалел, что она без сознания.
– Ещё раз! Ну же!
Мощная волна покатилась к просевшей стене… и налетела на стену невидимую. Не дрогнув, та отразила удар, и волна со всплесками покатила назад, расшвыривая и раскидывая орущих хаги и проламывая ограды и стены домов.
С полуразрушенного защитного бастиона общины грохнулось сухое ветвистое дерево и живописно растопырило корни в разные стороны.
Над плечом Ранхаша колыхнулся край рваного капюшона, и Ёрдел, уставившись на Майяри, поинтересовался:
– Она живая?
– Да, – с трудом выдохнул оборотень, едва удержавшийся от того, чтобы не пырнуть тёмного кинжалом.
Ёрдела это вполне удовлетворило, и он, отойдя к осыпающемуся краю, всмотрелся в примолкшую толпу. А затем, отодвинув капюшон на затылок, пристально уставился в лицо старейшины Ирдара.
Раздался пронзительный женский крик, и хаги в едином порыве ужаса отшатнулись прочь. Тихим, перепуганным шелестом поднялся шёпот. А спокойное лицо старейшины мертвенно побелело.
Ёрдела казнили, когда ему было четырнадцать. С тех пор он сильно вырос, раздался в плечах, покрылся пятнами окаменевшей кожи, но всё равно его узнал каждый, кто был когда-то с ним знаком.
Повернувшись к Ранхашу, Ёрдел указал пальцем на старейшину Ирдара и спокойно заявил:
– Я помню его.
Ранхаш настороженно взглянул на невозмутимое лицо тёмного.
– Майяри расстроится, если с ним что-то случится? – поинтересовался Ёрдел.
– Нет, – уверенно ответил харен.
