– Мне это снится, – решила девушка, прижимаясь к груди оборотня и слушая бешено стучащее сердце.
Мимо проносились фонари, окна домов, летела вслед ругань перепуганных прохожих. Улицы из знакомых перетекли в малознакомые, порой сменяясь тесными улочками, а через четверть часа они вдруг выскочили из лабиринта переулков и впереди показались знакомые ворота. Майяри не сразу их узнала, а узнав, удивилась.
Храм Ваирака.
Они вихрем пронеслись мимо неподвижных часовых, нарушив храмовую тишину перестуком копыт. У парадного входа харен резко остановил коня, спешился сам и стащил с седла Майяри. Наземь он её так и не поставил и заторопился внутрь.
Со скамьи навстречу поднялся невысокий мужчина в сером плаще жреца.
– Господин…
– Позовите главного жреца.
Мужчина хотел было возразить, но присмотрелся к Ранхашу и заторопился внутрь.
– Подождите, я быстро!
– Что нам здесь нужно? – Майяри обеспокоенно осмотрелась. – Зачем мы приехали сюда?
– Жениться.
Майяри невольно впилась пальцами в плечи харена и ошарашенно уставилась на него.
– Но я ещё не поняла… Жениться?
Она точно спит!
– Ну как же, – Ранхаш слегка подбросил её, перехватывая поудобнее. – Твоей любви я добился, иных препятствий нет.
– Но так сразу…
Склонившись к самому лицу Майяри, харен проникновенно прошептал:
– Я ждал этого с того момента, когда ты просила у Снежного Духа любви. Я был готов жениться на тебе на следующее же утро. Я больше не хочу ждать и не вижу ни одной причины для промедления. Или ты хочешь меня помучить?
Девушка испуганно мотнула головой, показывая, что нет, она не желает этого. Но ощущение нереальности никак не покидало её. Судьба будто бы наконец расщедрилась и вывалила ей на голову столько даров, сколько не давала за всю жизнь.
Дверь опять распахнулась, и в холл широким шагом зашёл главный жрец – высокий мужчина с закрытым капюшоном лицом, преследуемый по пятам молоденьким жрецом.
Ранхаш тут же вскинул на него взгляд и прямо заявил:
– Я хочу жениться. Прямо сейчас.
Воцарилась недолгая тишина.
– Господин, – молодой жрец вытянул шею и украдкой шепнул главному жрецу, – хайнес запретил проводить брачный ритуал для… для харена Ранхаша Вотого. По всем храмам, что могут женить, указ прошёл. Ослушаться прямого приказа…
– Подготовь всё к ритуалу, – спокойно перебил его главный жрец. – Я сам проведу.
Младший испуганно посмотрел на него, но перечить не посмел и поспешил скрыться.
– Следуйте за мной.
Главный жрец развернулся и, величественно шелестя одеянием, направился к дверям.
Ранхаш, не опуская на пол ошеломлённую Майяри, зашагал за ним.
Едва жрец ступил за порог залы, как один за другим вспыхнули многочисленные светильники. Сияющая дорожка убежала вверх, к расписанному лесом потолку, и в круговую разошлась по огромной, свитой из разномастных лампад люстре. Зал был совсем мал, не больше пяти саженей в окружности. Напротив единственного высокого, но узкого стрельчатого окна лежала квадратная плита, перевитая узором из цепей.
Через маленькую боковую дверь вбежал уже знакомый младший жрец с большой серебряной чашей, полной холодной воды, а следом за ним влетел мальчишка, едва не теряющий соломенные сандалии и бледный от важности поручения: ему доверили нести сундучок с ритуальными предметами.
Ранхаш ссадил Майяри прямо в центр плиты, младший жрец поставил перед её коленями чашу, а мальчишка замер рядом с главным, серый и торжественный. Главный жрец повернулся лицом к окну, медленно снял с себя плащ и передал его помощнику. Взволнованная и взбудораженная Майяри, всё ещё не верящая, что происходящее реально, немного удивилась. Она думала, что брачное таинство будет проводиться жрецом в более торжественных одеждах, но под плащом на нём были лишь свободная белая рубаха, самые обыкновенные чёрные штаны и сапоги. И переодеться ему вроде не во что…
Жрец повернулся, и у девушки спёрло дыхание.
На неё смотрел Ранхаш.
Только секунду спустя она поняла, что это другой Ранхаш. Более высокий, куда шире в плечах, старше и черты лица казались малость грубее, жёстче. Но само выражение лица было мягче, теплее, а в жёлтых глазах тускло светилась усталость. Майяри как заворожённая смотрела на более серые, словно пеплом присыпанные ресницы, тёмные круги под глазами, отчего те казались будто углем подведёнными, и выразительную складку губ. И неожиданно подумала: если он улыбнётся, то на щеках заиграют ямочки. Совершенно точно заиграют!
Её бросило в жар и холод от этой мысли.
Жрец взял её за запястья – а вот пальцы у него почему-то были похожи на пальцы господина Шидая – и окунул её руки в холодную воду, а затем заставил прижать ладони к плите. Склонился чуть ниже – волосы у него оказались прямее, чем у Ранхаша, пряди которого немного вились, – одновременно обеими руками начертил по обе стороны от Майяри мокрые знаки. Они вспыхнули, и плита под ней нагрелась. Жрец резко вскинул глаза, радужка на мгновение потемнела, став чуть ли не тёмно-синей, и девушка испуганно вздрогнула: ей почудилось, что на неё смотрит кто-то другой. Но они потемнели лишь на миг и опять засияли жёлтым.
Сзади приблизился Ранхаш и положил ладони поверх выведенных символов. Жрец быстро, но весьма красиво вывел перед коленями Майяри надпись на салейском «Вотый» и вскинул на девушку взгляд.
– Ты же согласна?
Майяри покачнулась. События вокруг вертелись так быстро и были такими ошеломительными, что она всё ещё чувствовала себя словно во сне. Слова жреца дошли до неё не сразу, но как только она поняла их смысл, то торопливо качнула головой.
– Да!
В усталых жёлтых глазах мелькнуло облегчение.
– Ты не пожалеешь, – тихо-тихо пообещал жрец и повернулся к мальчишке, держащему сундучок.
Позвякав предметами, он вернулся с двумя серебряными браслетами, которые и положил на плиту. После чего сомкнул кончики пальцев перед своим лицом и, закрыв глаза, зашептал что-то совсем непонятное. Заклинание? Молитву? Ритуальную речь на столь древнем языке, что звука его уже давно никто не слышит? Знаки под ладонями Ранхаша и слово «Вотый» перед Майяри вспыхнули золотисто-оранжевым светом, запульсировали, наливаясь цветом и яркостью. Достигнув пика и высветившись до золотистого, с хрустальным отблеском, цвета, символы под руками Ранхаша взметнулись между его пальцами пылью и осели на запястьях. А надпись «Вотый» наползла на колени Майяри – тёплая и тяжёлая, будто живое существо – и, исчезнув на бёдрах, разлилась по телу сотнями тёплых ручейков, собравшись в груди. Они словно бы оплели сердце мягкой сетью. Ранхаш ненадолго порывисто обнял Майяри, прижавшись лицом к её плечу, торопливо поцеловал открытый участок шеи и вышел вперёд. Жрец взял один из браслетов, застегнул его на правой руке харена, затем заключил его лицо в ладони и медленно склонился, прижимаясь губами к его лбу.
Майяри смотрела, как руки жреца опускаются на плечи Ранхаша и осторожно обнимают его. Может, это и было ритуальным действием, но пальцы храмовника мелко-мелко дрожали, а глаза были широко раскрыты и невидяще смотрели перед собой. Ранхаш покорно принял и поцелуй, и объятия, но его руки даже не шевельнулись, чтобы обнять в ответ. И Майяри почему-то стало жаль жреца.
Тот отстранился от харена и повернулся к Майяри. Взяв браслет, он защёлкнул его на правом запястье девушки, так же неторопливо коснулся горячими губами её лба и привлёк на свою грудь.
До этого момента Майяри никогда не думала об отце Ранхаша как о живом оборотне. Для неё он существовал только по рассказам господина Шидая как не самый хороший и умный герой сказаний. А он оказался таким живым и похожим на её Ранхаша, что грудь стеснила жалость. Вспомнились слова господина Шидая:
«Нет, но в отличие от Менвиа, он всё же осознал свою неправоту и вину. Через пятьдесят лет после рождения сына. То ли боги просветили, то ли Шерех достучался… Правда, вмешиваться в жизнь уже взрослого сына Руахаш не стал, решив, что права на это уже не имеет…»
