Утешая себя такими соображениями, стараясь не допускать в голову другие - о трусости и малодушии, - Наташа неторопливо шагала в сторону развалин, увиденных с елки, при виде которых она от неожиданности едва не рухнула с дерева. Как и телебашня, город выглядел заброшенным, но иного она теперь и не ожидала - во всех прочитанных ею фантастических романах утверждалось, что в форпостах цивилизации непременно должна сохраниться горстка ученых энтузиастов, которые в чудом уцелевших лабораториях и подвалах умудряются по крупицам собирать и сохранять знания, а так же проводить исследования и совершать открытия. Склады консервов обеспечивали их пищей, ветряные мельницы - электричеством.

Радужные мечты успокаивали лучше, чем целый мешок лекарств. Перед внутренним Наташиным взором уже во всей красе предстала огромная, странно выглядящая машина, создавшая в густом лесу экспериментальную дыру в параллельный мир. Ученые и не предполагали, что в тот момент в этом месте может оказаться кто-то, кроме пугливого оленя или зайца - а, узнав, тут же с готовностью отправят её обратно. Может, она даже послужит науке…

Идти до города оказалось гораздо дольше, чем выглядело с елки. Дорога то поднималась, то падала, подчиняясь неровностям рельефа, и Наташино воображение, поначалу робко сдерживаемое, пустилось вскачь. Она уже получала нобелевскую премию из рук главы наградного комитета (хотя подопытным кроликам, кажется, призов не дают), когда неожиданно обратила внимание, что идет по асфальту!

Правда, это не была ровная и прямая, как стрела, автострада, не заметить которую мог только слепой - дорожное покрытие сильно потрескалось, обнажая скрывающиеся под ним щебенку и землю, а между неровными черными крошащимися под ногами кусками торчали кустики травы и росли целые деревья. Было видно, что дорога давным-давно заброшена, и не используется по назначению. И все же для Наташи эти с трудом угадываемые следы цивилизации были точно привет из дома - совсем другое дело, чем телебашня, приспособленная под вампирские нужды. Перед каждой асфальтной крошкой она готова была упасть на колени и покрывать ее горячими поцелуями, как золотоискатель, после долгих лет откопавший на своем участке громадный самородок.

Не в силах противиться внезапному позыву, девочка опустилась на колени и погладила руками большой, лучше других сохранившийся кусок. Забинтованные ладони отозвались протестующей болью, а пальцы с трепетом ощутили знакомую шероховатость. Сколько раз в дремучем детстве ей приходилось мелом выводить на такой поверхности квадраты классиков или писать дразнилки под окнами подружек. Правда, тут под влиянием времени и погоды асфальт стал рыхлым и зернистым, рассыпающимся при прикосновении, но, нагретый солнцем, все еще пах смолой и бензином…

Лес наступал и затягивал не только дорогу, и вскоре в стороне, между деревьями, Наташа стала замечать квадратные и прямоугольные остовы фундаментов домов, а то и обломки отдельно взятых стенок, сложенных из кирпича. Видимо, кирпичные здания оказались попрочнее блочных, которые при падении тут же затягивало травой. Одновременно колыхания дороги вверх-вниз стали чаще и как будто выше, точно она шагала по огромной стиральной доске.

Выйдя на открытое пространство, Наташа замерла, пораженная открывшейся картиной: да, это был город. Но в каком виде! От того, каким он ей запомнился, осталось в десятки раз меньше домов, целых хотя бы частично - теперь Екатеринбург стал даже меньше Старгорода, вдобавок еще и опустился в какую-то пологую воронку, вроде амфитеатра. Глядя на развалины немного сверху, Наташа наконец-то поняла, что напоминают ей эти ребристые препятствия поперек дороги - застывшие волны от камушка, брошенного в воду: высокие вокруг места непосредственно падения, постепенно расходящиеся в стороны и становящиеся ниже и шире. Она стояла на самом высоком холме-'волне', уходящем направо и налево и едва заметно изгибающемся, чтобы описать гигантскую окружность. А впереди, в эпицентре какого-то события, заставившего вздрогнуть землю, стояли обычные дома - пяти, девяти, и-так-далее-этажки, козыряющие обломками стен и черными провалами дверных и оконных проемов. Чем ближе к центру города, тем лучше, казалось, сохранились его здания - кое-где Наташе даже почудился блеск оконного стекла. Быть может, еще не все потеряно?

Не изменяя дороге, приведшей ее сюда, к которой она даже начала испытывать какие-то сентиментальные чувства, Наташа спустилась к первому дому, от которого сохранились аж три стены из четырех. Остатки четвертой стены, потолочных перекрытий и крыши с трудом угадывались в каменных развалах, сквозь которые пробивалась к солнцу молодая кленовая поросль. Следующие несколько зданий сохранились немногим лучше. Но вот у кирпичного двухэтажного особнячка с крышей, ей почудилось какое-то движение.

Сердце подпрыгнуло и затрепыхалось в горле. С усилием сглотнув, на подгибающихся от волнения ногах Наташа подошла поближе:

- Эй, - внезапно охрипшим голосом негромко позвала она. - Тут есть кто-нибудь?

Приближаясь к окну, за которым ей почудилось шевеление, Наташа совершенно не принимала во внимание, что в развалины может забрести волк или дикий, совсем не сказочный медведь, не склонный к долгим переговорам со всякими там девочками. Но лесные звери, ведомые инстинктом самосохранения, далеко обходили развалины…

Вдруг, точно вынырнув из-за ширмы кукольного балагана, в оконном проеме показалась фигура - до того жуткая, что Наташа, не удержавшись, взвизгнула. Больше всего это напоминало синевато-белого мертвеца, поднявшегося из могилы после пары месяцев спячки, всего покрытого неровными пятнами белой пушистой плесени, точь-в-точь как на залежавшейся в полиэтиленовом пакете буханке хлеба. Там, где на человеческом лице должны были быть нос и глаза, у зомби зияли темные провалы, а из разбитых, потрескавшихся губ на подбородок стекала струйка темной крови.

'Бежать!' - забилась в мозгу спасительная мысль. Но, с трудом развернувшись на подкашивающихся ногах, Наташа едва не упала в обморок: поперек улицы, по которой она пришла, стояла, растопырив в стороны руки, еще одна человекоподобная фигура. Кожа этого живого мертвеца шелушилась, напоминая рыбью чешую, а лицо выглядело совершенно так, как начитавшаяся Эдгара По девочка представляла себе маску Красной Смерти. На ногах и на протянутых к ней ладонях не было ни одного пальца…

От ужаса, превосходящего все человеческие возможности, темнело в глазах, к горлу подкатывала тошнота, и Наташа, никогда раньше не терявшая сознания, почувствовала, что сейчас сделает это - первый, и, скорее всего, последний раз в жизни.

- Беги! - по улицам залитого мертвым молчанием города прокатился звонкий крик.

Последовавший затем резкий рывок за руку едва не опрокинул Наташу, но заставил ее выйти из странного ступора, вызванного страшным зрелищем. Нет, она не побежала - полетела, несомая страхом, не ощущая земли под ногами, точно воздушный шарик, который за руку, как за ниточку, тянул за собой принц, придающий полету нужное направление.

Они не остановились - просто упали, - только тогда, когда ноги уже окончательно отказались нести. Перевернувшись на спину, Наташа тяжело дышала, глядя в глубокое синее небо, по которому неторопливо, точно призраки гигантских улиток, ползли безразличные облака.

- Что это было? - кое-как справившись с дыханием, наконец прохрипела она. - Кто это был? Зомби?

- Нет, зомби днем не выходят, - не более бодро пробормотал принц. - Это прокаженные. Они собираются в Городе, потому что не могут работать и жить среди других людей, а там находят склады с чудо-горшочками, в которых еда долго хранится.

- Консервы…

- Ну, обычные люди боятся их есть, а этим уже все равно.

Наташа почувствовала, как ее глаза начинают превращаться в два озерка: