Эта мысль пришла мне в голову еще в предыдущую эпоху. Поскольку в то время данная территория была частью хеттской державы, моя армия прошла здесь без проблем. Сейчас это часть Державы Ахеменидов, пусть и с довольно широкой автономией. Поскольку мой отряд двигался во главе корпуса Пармениона, который в свою очередь был передовой частью македонского войска, я опасался оказаться в засаде. Надеялся только на то, что нас не тронут, чтобы не спугнуть основную часть войска, и тогда Скифской иле придется возвращаться домой кружным путем по вражеской территории.
Мы без происшествий проскочили каньон за два дня, армия вышла только на третий, а обоз тащился четыре дня. Персы не сочли нужным устроить засаду. Точнее, проход охраняла многочисленная стража, которая чухнула, узнав о нашем приближении. Может быть, сыграло роль то, что во время осады Митилены умер Мемнон. Из малоазийских сатрапий словно бы вырезали желание сопротивляться. Никто не хотел умирать за Ахеменидов. Разве что некоторые сатрапы пытались изображать сопротивление, как это делал киликийский Арзам, приказавший разрушить и сжечь Тарс, столицу своей сатрапии. Горожане тут же позвали на помощь Александра Македонского, который приказал Пармениону ускоренным шагом идти к городу.
Тарс располагался на правом берегу реки Кидн километрах в двадцати от ее впадения в Средиземное море. Мощные стены восьмиметровой высоты и башни двенадцатиметровой служили хорошей основой для защиты города. При надежном гарнизоне и поддержке жителей захватить город было бы непросто. Александру Македонскому он достался без проблем из-за глупых действий сатрапа Арзама. Когда Скифская ила, следующая передовым дозором, подъехала к Тарсу, в деревеньке километрах в пяти от города нас встретила делегация горожан. Это были греки, причем одетые по последней афинской моде, а не вавилонской, как принято в этих краях.
Старший из них по имени Пириламп, крючконосый блондин лет сорока, сразу заявил мне:
— Народ Киликии с нетерпением ждет Александра Македонского, своего освободителя от гнета Ахеменидов!
Главной причиной нетерпения тарсцев был слух, что македонский царь отменяет часть поборов.
— Так ли это? — первым делом спросил Пириламп, когда мы с ним пили местное, очень сладкое вино под раскидистым инжиром во дворе дома деревенского богатея.
— Да. И в зависимости от того, насколько уважительный, даже подобострастный прием окажете ему, насколько больше льгот получите, — подтвердил я. — Александр Македонский все больше вживается в роль азиатского тирана, в которой лесть заменяет воздух.
— Я смотрю, тебе не нравится македонский царь, — сделал вывод тарский грек.
— Он мне не родственник, чтобы нравиться. Александр командует армией, в которой я служу, поэтому мы с ним на одной стороне, но я не македонянин, поэтому в первую очередь блюду личный интерес, как и ты, и любой другой нормальный человек, — объяснил я.
— Ты рассуждаешь, как истинный грек! — отвесил мне комплимент Пириламп, тренируясь, видимо, перед предстоящим излиянием подобострастия.
В Тарсе мы застряли надолго. Александр Македонский решил искупаться в Кидне после перехода в жару, смыть, так сказать, дорожную пыль — и заболел, потому что вода в реке, текущая с гор, холодна. Ходили слухи об отравлении, но, скорее всего, это было воспаление легких. К тому времени до нас дошли слухи, что Дарий, собрав огромное войско, медленно приближается к нам. Поэтому, как только македонский царь немного очухался, то сразу послал корпус Пармениона вперед, к Ассирийским Воротам — проходу в горном хребте Аманос, ведущему на территорию будущей Сирии.
Хребет идет практически параллельно юго-восточному берегу Искендерунского залива, который сейчас носит название Исский по городу Исс, располагающемуся неподалеку от того места, где будет основан Александром Македонским и назван в честь самого себя город Александретта (Малая Александрия) или по-турецки Искендерун. В будущем я бывал в этих местах, но сейчас не узнал их. Исс был поменьше Тарса, хотя и считался его главным конкурентом. Видимо, так считали только иссцы. Они решили, что корпус Пармениона идет по их душу, поэтому встретили нас за день пути — и мужественно сдались. Старый полководец не стал их разочаровывать, принял под македонскую руку, взял у них запасы продовольствия на месяц для корпуса, сказав, что поблажки им объявит сам царь, когда доберется до этих мест. После чего мы отправились дальше. Ассирийским Воротам было далеко до Киликийских. Так, обычный горный перевал. Персы не сочли нужным поставить на нем заслон. То ли понимали, что не задержат здесь македонскую армию, то ли не умели сражаться в горах, предпочитали места, где есть простор для маневров конницы, то ли просто не хотели погибать. Вместо них путь через перевал перегородили мы в трех самых узких местах, соорудив невысокие баррикады из камней. В задачу корпуса Пармениона входила задержка вражеской армии, если та придет сюда раньше, чем македонский царь выздоровеет.
Скифскую илу сразу послали на противоположный склон горного хребта, чтобы разведала, где находится враг. По ту сторону гор местность была населена не греками, поэтому обращаться с ними можно было, как заблагорассудится. На склонах гор были нищие деревеньки елевферов — теперь уже древнего народа, который в прошлую мою эпоху жил на равнинах по обе стороны хребта Аманос. Пассионарная часть ушла вместе со мной в поход на Египет и там осела, а оставшихся вытеснили в горы, где они разводили коз, похожих на ангорских и с такой же мягкой и блестящей шерстью светлого цвета. Эти козы крупнее европейских, с длинными обвислыми ушами и у козлов рога намного длиннее, окаймленные горизонтально и закрученные на два витка. Молоко у них жирное и с «цветочным» привкусом, как у всех коз, но мягкий сыр из него делают очень даже аппетитный. Да и мясо у них вкуснее, чем у европейских коз, не говоря уже про баранов. Коз этих стригут два раза в год, шерсть ценится дорого, но, судя по нищете, елевферы получали за нее гроши, которых хватало только на пропитание. Сами себя обеспечить едой они не могли, потому что участков под поля, огороды и сады в горах раз-два и обчелся, да и те надо было оберегать от коз, для которых трехметровый забор — не препятствие. Мы забирали в каждой деревне готовый сыр и несколько коз, после чего я советовал елевферам убираться подальше, пока наша армия не покинет эти места. Они относились к моим словам, как к прорицаниям, и послушно начинали собираться в дорогу. Для меня так и осталось загадкой, ушли бы они, если бы я не сказал, или нет?
В долине у гор жили ассирийцы и финикийцы с небольшими примесями других национальностей. Деревни были зажиточные, защищенные каменными стенами трех-четырехметровой высоты. На полях в основном выращивают шафран и иссоп. У первого засушивают рыльца, которые используют в кулинарии, как пряность, изготовляют лак, которым покрывают оловянные предметы, делая их «позолоченными», и в медицине. Говорят, шафран улучшает зрение, но у меня и так хорошее, так что не пробовал им лечиться. Иссоп тоже пряность, но в дело идут листья, сорванные в период бутонизации и засушенные. На втором месте по площадям зерновые, в основном пшеница. На третьем — виноградники, причем вино здесь делают из подвявших ягод, изюма. Оно получается слаще и крепче. Мы как раз подоспели к молодому вину и по достоинству оценили его, отобрав столько, сколько смогли увезти. Наше появление было для аборигенов полной неожиданностью. Как поведал один из допрошенных финикийцев, они поверили глашатаям, которые на рынках ближайших городов объявили, что македонская армия удирает, узнав о приближении непобедимой персидской под командованием самого царя царей Дария. На то она и пропаганда, чтобы сделать сказку былью и наоборот. На то они и лохи, чтобы верить пропаганде. Кстати, глашатаи эти сзывали добровольцев для преследования удирающих врагов, обещая отбирать в пользу Дария всего половину захваченной добычи. Цари — они щедрые, что есть, то есть.
