Демиург переглянулся с полемархом и огласил совместное безмолвное решение:

— Думаю, наш полис сделает исключение для такого отважного воина, победителя персов и богатого человека и даст тебе гражданство.

Кто бы сомневался! При этом уверен, что мое богатство было намного важнее военных заслуг. Даже в двадцать первом веке можно было запросто получить вид на жительство, а через семь лет и гражданство, при покупке в Греции недвижимости стоимостью от двухсот пятидесяти тысяч евро.

— Надо подумать, — сказал я. — Пока продам привезенное и наполню трюма вашими товарами, погуляю по городу и окрестностям, посмотрю, как у вас здесь, и приму решение.

— Если надумаешь, мы будем рады обзавестись новым достойным гражданином полиса, — произнес Харисий, больше слушавший, чем говоривший ранее.

Я не стал сообщать, что знаю и Херсонес, и особенно его окрестности намного лучше, чем демиург и полемарх полиса. Пусть думают, что еще не принял решение, иначе взвинтят цену.

Пока что город мало похож на тот, каким он будет через восемь-девять веков. Уже есть ров и стена, прикрывающая подходы со стороны суши, но с моря можно свободно проникнуть, особенно со стороны порта. Западная сторона застроена домами впритык, есть всего три улицы, ведущие к морю. Дома здесь большие и живут в них, как и в будущем, богачи. Беднота селится ближе к порту с его вонью протухшей рыбы, хотя гарум еще не делают, или у стены, где первыми будут подвергнуты разграблению, если враг ворвется в город. Вместо церквей пока что храмы, главные из которых Девы — богини тавров, деревянную статую которой херсонесцы захватили в плен, перевезли в свой город, приукрасили золотом и серебром и переименовали в Артемиду, а также Зевса, Геи, Гелиоса и Диониса. Два года назад закончено строительство амфитеатра. Потом его немного перестроят, расширят. Наверное, это случится уже при римлянах, которым нужны будут дополнительные помещения для обеспечения гладиаторских боев. На агоре — центральной площади — возле храма Девы (Артемиды) стоит плита из светлого мрамора с карнизом и фронтоном, на которой высечена присяга гражданина Херсонеса. Как принято у нынешних народов, обладающих письменностью, текст без пробелов и заглавных букв. Традиция эта доживет до Позднего Средневековья. «Свой» дом не нашел. Сейчас то место, где он будет стоять, занимает двор другого жилища, намного большего. Видимо, в будущем этот участок разделят на два или даже на три. И свой клер не обнаружил. Вроде бы нашел похожий, но вместо каменного дома на нем была хибарка из прутьев, обмазанных саманом, в которой обитали два старых раба, скорее всего, фракийцы. Они мне сказали, что клер принадлежит нынешнему басилевсу Деметрию и не продается. Странно, прошло столько лет, если ни веков, и город не такой, как будет, а у меня чувство, будто жил здесь все время, отъезжая ненадолго. Вот и сейчас вернулся домой из похода.

Агасикл искренне обрадовался, когда я сказал, что готов обосноваться в Херсонесе. У демиурга сразу включился моторчик, зафонтанировали идеи.

— Когда закончится срок Харисия, изберем тебя полемархом! — первым делом огласил он торжественно.

— Сначала надо, чтобы я стал гражданином Херсонеса, — напомнил я.

— Это не проблема! — отмахнулся демиург. — Мы тут поговорили с басилевсом, он сказал, что поддержит твою кандидатуру, если пожертвуешь храму Артемиды талант серебра. Уверен, что тебе это под силу.

Под силу, конечно, но это уже чистый грабеж! Могли бы ограничиться десятком мин серебра. Делать было нечего, пришлось согласиться. Я отстегнул золотыми дариками, которые взяли с удовольствием. Херсонесцы чеканили только серебряные и медные монеты, а для торговли с соседями нужно было и золото.

Утром следующего дня после уплаты я предстал на агоре перед собравшимися жителями славного города Херсонеса и напротив плиты с присягой, чтобы произнес ее без запинки. Вообще-то ее надо знать наизусть, но это только для неграмотных, точнее, тех из них, кто не мог нанять грамотного подсказчика.

— Клянусь Зевсом, Геей, Гелиосом, Девой, богами, богинями и героями Олимпийскими, которые владеют городом, полисом и укреплениями херсонесцев… — торжественно отбарабанил я.

Собравшиеся на агоре радостными криками одобрили появление нового гражданина. Они знали, кто я такой и какой взнос сделал в храм Девы (Артемиды), и видели амфоры с вином, выставленные неподалеку от места присяги, и чуяли запах мяса двух бычков, запекаемого на жертвенном дворе для тех, кто пришел на торжественное мероприятие. Это голодранцы никому не нужны, а богатому и щедрому рады в любом городе любой страны, даже в чукотском Анадыре.

Первым делом я купил в западной части города двухэтажный дом с портиком, конюшней с шестью денниками и сеновалом на чердаке, кладовыми, винным и обычным погребами, подземной емкостью для сбора дождевой воды и просторным двором, посреди которого росла раскидистая яблоня. Первый этаж был сложен из известковых блоков, а второй — из сырцового кирпича. Односкатная крыша с небольшим наклоном во двор была крыта черепицей. Глухая стена главного строения обращена к морю. В двадцать первом веке в ней обязательно сделали бы большие окна, чтобы любоваться морскими видами, но не сейчас, когда нападение можно ожидать отовсюду. Окна были в стенах, выходящих во двор, маленькие и закрываемые ставнями. Стекла пока что малы и непрозрачны, поэтому никому и в голову не приходит застеклить окна. В хозяйских комнатах первого этажа пол был вымощен светлой и темной галькой в шахматном порядке, который во многих местах был нарушен. Такое впечатление, что мастер время от времени становился дальтоником. Видимо, во время работы его угощали неразбавленным вином. В столовой стены расписаны эпизодами из жизни неугомонного Геракла, крадущего всё подряд: коней у Диомеда, пояс у царицы амазонок Ипполиты, золотые яблоки из сада Гесперид, коров у трехголового великана Гериона. В остальных комнатах стены покрашены в голубой цвет, который кое-где потёк и позеленел. Темные комнаты слуг и рабов и служебные помещения стены имели не крашенные и пол глиняный.

Дом мне продал богатый зерноторговец, отец одиннадцати детей от жены и двух наложниц, который решил перебраться в Гераклею Понтийскую из-за угрозы нападения скифов. Пока что гераклейцы считают херсонесцев своими согражданами, как и те их. Я не стал ему говорить, что на долю Херсонеса выпадет меньше бед, чем на города Малой Азии. Пусть удирает, а потом, когда начнется драка за наследство Александра Македонского, рвет волосы у себя в самых разных местах. В нагрузку к дому шли три раба: пожилая супружеская пара гетов, захваченная во время похода на этот народ, в котором участвовал и я, и египетский моряк тридцати шести лет от роду, попавший в плен к пиратам-таврам на пути в Пантикапей. Было понятно, почему не хочет тратиться на перевозку пожилой пары, но чем не угодил ему египтянин? Подозреваю, что помогал обзаводиться детьми. Я отказался покупать рабов, потому что догадался, что получу их при любой погоде. Так и случилось.

Я оставил Скилура в Херсонесе присматривать за домом и рабами, нагрузился прошлогодним зерном и отправился в Афины. Если успею добраться туда до прихода каравана галер из Египта, то прилично заработаю. В Афинах хлеб всегда в дефиците, а по весне — особенно.

В Афинах все было так же, как и до начала похода Александра Македонского, разве что бедных горожан стало меньше. Многие, услышав о захваченных у персов богатствах, подались служить в македонской армии фалангистами. Их брали с удовольствием, несмотря на то, что Царь Всего навербовал в фалангу азиатских молодых бездельников. Наверное, ставил своих новых подданных в задние шеренги, где, как сказал классик, толку было от них, правда, как с козла молока, но вреда, однако, тоже никакого.

Египетский караван еще не пришел, так что я продал зерно быстро и с хорошим наваром, отбив все свои затраты на херсонесское гражданство. На Амфиполис взял попутный груз — ширпотреб афинских мастеров, который вез македонский купец, живший на соседней улице. Он собрался нанять две галеры, но когда я сказал, что за ту же цену отвезу на своем судне намного быстрее, сразу согласился. Думаю, что важнее была не скорость доставки, а то, что купец знал меня. Иногда купцы пропадают вместе с грузом, а хозяин галеры и экипаж становятся немного богаче. Ветер нам был попутный, юго-западный, пусть и не сильный. В помощь ему днем гребцы отрабатывали зарплату. По пути в Афины они по большей части пинали кое-что, обленившись до безобразия, и теперь скидывали нагулянный жирок.