Из рассказа Лизия я сделал вывод, что непобедимую армию создал, собрав все лучшее в Средиземноморье, и закалил в сражениях царь Филипп, а Александр теперь будет пожинать его плоды. При этом старые вояки, служившие с отцом, пренебрежительно относятся к сыну. Побеждать с такой армией и дурак сможет.

Издалека я принял их за леопардов редкого окраса, с незаметными пятнами. Удивило, что нападают вчетвером на стадо благородных оленей — рогатого самца, шесть самок и четырех детенышей. Я подкрадывался к этому стаду с другой стороны по краю леса. Леопард, как назвали бы его сейчас греки — идиот, то есть одиночка, не участвующий в общественной жизни. Три леопарда шуганули оленей, стадо побежало в мою сторону. И не только в мою. Из кустов наперерез стаду выскочил четвертый леопард. Собирался схватить детеныша, но на пути хищника оказалась олениха. Нет, она не атаковала, а защищала своего детеныша. Леопард вцепился зубами в ее шею, а когти обеих передних лап вонзил в бок и повис, не давая убежать. Три подоспевших леопарда помогли ему добить олениху. Едва они начали трапезу, как из зарослей вышел лев. Он был немного меньше африканских, но с такой же роскошной гривой. Я слышал, что на Балканах водятся львы, но видел впервые. Львицы, которых я принимал за леопардов, отошли от добычи, давая самцу наесться первым. Кто ублажает, тому и мясо.

Стадо оленей пробежало еще метров триста и остановилось, принялось беззаботно щипать траву, позабыв о потере бойца. У короткой памяти есть свои плюсы — не портит аппетит. Зато неосторожность резко укорачивает жизнь. Я решил, что вожак стада, крупный самец с ветвистыми рогами, явно не справляется со своими обязанностями. Его должен заменить более молодой и бдительный. Когда олень в очередной раз наклонил голову, чтобы щипать траву, я выстрелил ему в правый бок позади передней лопатки. Вожак, видимо, всё ещё был под впечатлением от предыдущего нападения, поэтому отреагировал на стрелу в самый последний момент, за мгновение до того, как она прошила его тело почти насквозь. Олень почему-то по-лошадиному лягнул, затем прыгнул вперед два раза и осел на подогнувшиеся ноги. Во время второго прыжка в его тело рядом с моей стрелой воткнулась вторая.

Выпустил ее Скилур. Я купил своему рабу иллирийский лук, составной, из дерева и роговых пластин. Критский из рогов каменного барана пока что туговат для юного скифа. Пусть тренируется. Глядишь, когда-нибудь пригодится. Впрочем, стреляет Скилур хорошо, несмотря на то, что был захвачен в плен четыре года назад, совсем юным, и с тех пор не имел стрелковой практики. Скиф рассказал мне, что стрелял из лука чуть ли не с колыбели. Детворой они охотились с маленькими, детскими, луками на сусликов. Мясо съедали, обжарив на костре, а шкурки отдавали матерям для изготовления одежды. Мясо у сусликов вкусное, диетическое. Питается он, в отличие от всеядной свиньи, зерном, но почему-то свинина пользуется спросом, а мясо сусликов — нет. Кстати, греки называли сусликов земляными мышами, из-за чего у греческих обывателей возникло стойкое убеждение, что скифы едят обычных мышей и шьют одежду из мышиных шкурок.

Когда мы со Скилуром подошли к оленю, он был уже мертв. Скиф умело перерезал горло, чтобы стекла кровь, после чего вспорол брюхо и вывалил на землю парящие кишки, чтобы груз был легче. Кожаным ремнем Скилур связал вместе передние и задние ноги оленя. Ему нравится такая работа. Как догадываюсь, я резко изменил жизнь скифа к лучшему. Военный поход, несмотря на все его тяжести, все-таки интереснее, чем выгребать навоз за лошадьми. Да и кормлю я лучше, ест вместе со мной. Мы пропустили под связанные оленьи ноги слегу, которую положили на спины двух лошадей, и повезли добычу в лагерь. Туша покачивалась между лошадиными телами, ударяясь то об одно, то о другое. Обоих жеребцов это нервировали, хотя везли не впервой. Может, и запах свежей крови нагонял на них тоску.

Лагерь македонской армии занимает промежуточное положение между тем бардаком, который был в мою предыдущую эпоху, и тем порядком, который будет… да хотя бы в римской армии. Элитные части ночевали в шатрах и палатках, поставленных в линии, а вот все остальные — где и как получится. Мой отряд был ближе ко вторым. У нас были две палатки, поставленные в конце одной из линий. В одной, большей, ночевал Тиманорид с ближними соратниками и холуями, а во второй — несколько старых бойцов. Остальные — и я в том числе — ночевали под открытым небом. Точнее, я устроился под дубом, перед самым ближним кольцом охраны. Есть и дальнее кольцо, точнее, цепь дозоров по три человека в каждом. В обоих несут службу только пехотинцы, но в ближнем — тяжелые, македонцы и греки, а в дальнем — пелтасты, варвары.

Гетайры в большинстве своем из луков стреляют, скажем так, недостаточно хорошо, чтобы быть добычливыми охотниками. Не барское это дело — охотиться с луком. В Македонии основным развлечением знати является псовая охота. Некоторые даже взяли с собой по несколько охотничьих собак и, собрав их в общую стаю, время от времени загоняют добычу и устраивают пирушки. Остальным приходится грабить крестьян, если поспеют за сослуживцами. Первые три дня я делил добытое между всадниками своего отряда, угощая бесплатно. Вопреки моим ожиданиям, относиться лучше ко мне не стали. Я уже не говорю о том, что никто ничем не поделился со мной, хотя могли бы. Они ведь считают себя эллинами. Какой-то варвар из Гипербореи просто обязан безвозмездно заботиться о них. Тогда перестал угощать. Отрезал из добычи ровно столько хорошего мяса, сколько надо нам со Скилуром на сутки, а остальное продавал маркитанту Стесимброту из Фасоса, который вместе с девятилетним сыном ехал вслед за армией на крытой повозке, запряженной двумя волами. Точнее, обменивал на муку, сыр, соленые оливки, масло, бобы… Отныне мои сослуживцы, желающие отведать свежего мясца, покупали его втридорога у Стесимброта. После чего стали относиться ко мне с большим уважением.

Едва мы вернулись к дубу и Скилур разжег костер, чтобы запечь свежее, порезанное на кусочки мясо на бронзовых шампурах, изготовленных для меня еще в Пеле, как появился Лизий. Он знает, что за интересную новость будет приглашен к столу. Но новость должна быть действительно интересной. Судя потому, с какой радостью Лизий смотрит на меня и на мясо, у него такая есть.

— Что нового? — помогаю ему начать разговор.

— К Александру прибыли послы от Тереса, сына царя Амадока, который правил центральной частью Одрисского царства и был низложен Филиппом. Этот выскочка требует признать его царем всего царства, тогда он приведет к покорности и трибаллов. Иначе грозит не пропустить нашу армию, дать нам бой. Это он напал вместе с трибаллами, когда мы возвращались из похода на скифов. Тогда был ранен царь Филипп и потеряна часть добычи, — рассказал Лизий. — Так что, пока то да сё, простоим здесь несколько дней.

Стоим мы возле поселения Ускудама — якобы столицы фракийского Одрисского царства, а на самом деле одной из провинций Македонии. Река, на берегу которой оно находится, навела меня на мысль, что в будущем здесь или где-то рядом построят город Адрианополь, который я посещал неоднократно в разные исторические периоды. Пока что это большая деревня, обнесенная земляным валом с частоколом из дубовых бревен и каменно-деревянными башнями на углах. Македонский ставленник Севт, сын Керсеблепта, последнего независимого правителя Одрисского царства, уже приезжал на поклон к Александру, подарил ему пяток жеребцов, довольно рослых и крепких. Фракийцы сейчас основные поставщики лошадей, в том числе и за счет перепродажи скифских.

Новость была интересная, поэтому я пригласил Лизия к костру:

— Присаживайся, отужинаешь с нами.

Старого вояку уговаривать не надо. Впрочем, любого грека не надо уговаривать, если светит халява. Скромность и стеснительность числятся у греков в недостатках.

Громко втянув широкими ноздрями, из которых торчали черные волосины, исходящий от запекаемого мяса аромат, Лизий воскликнул: