— Вперед галопом! — приказал я.

Охранять стойбище оставили стариков и юнцов. Серьезное сопротивление оказать они не смогли. Убили и ранили несколько лошадей, завалили двух всадников и в семерых сделали не смертельные дырки, непредусмотренные природой. Само собой, задержали нас немного, что дало возможность части женщин и детей разбежаться и пастухам угнать табун лошадей, затихающий в ночи перестук копыт которых мы еще долго слышали. Только вот в степи трудно спрятаться, многих женщин и детей мы переловили, вернули на стойбище. Захватили и отару баранов голов на тысячу.

Пехота подоспела, когда мы уже собирали добычу. Все тяжелое и молодые женщины и дети были отправлены на берег моря, где будут погружены на суда и отвезены в Херсонес. Отару баранов мы погнали по суше, прихватив то из трофеев, что весило мало и стоило дорого, по большей части украшения, меха и ткани. Если всадники везли трофеи в чересседельных сумках, то таврские лучники, примерно половина из тех, кто принял участие в сухопутном походе, тащили в котомках и узлах. У некоторых узлы были такого размера, что становилось жалко бедолагу. Жадность любит издеваться над людьми. Всё, что можно было сжечь на стойбище, предали огню.

Перед отъездом я проинструктировал старух, оставленных любоваться пожаром:

— Передадите своим воинам, что, если захотят вернуть своих жен и детей, пусть снимают осаду с Керкинитиды и присылают послов в Херсонес, обговорим размер выкупа. Если осаду не снимут, никаких переговоров не будет, отвезем всех на южный берег моря и продадим там в рабство. После чего нападем на следующее стойбище, потом на следующее, пока не поймете, что с нами лучше не воевать.

Шли мы всю ночь почти без остановок. Все понимали, что встреча со скифами в степи закончится для нас печально, особенно для пеших тавров. До того места, где в прошлом году устроили засаду кочевникам, добрались в первой половине дня, когда солнце уже начало припекать и позади нас на горизонте появился конный разъезд из пяти скифов. Наши всадники погнали отару баранов по лесной дороге к Херсонесу, а лучники-тавры под моим командованием расположились на склонах отрогов, поджидая врага. На этот раз скифы не полезли в ловушку. Из сотен семи, преследовавших нас, лишь несколько человек подъехали поближе, увидели между деревьями лучников, которые особо и не прятались, и вернулись в степь. Там они какое-то время совещались, после чего поскакали в обратную сторону.

— Вот видишь, как легко и быстро мы захватили богатую добычу, — сказал я Бутунатосу. — А ты не верил мне!

— Я никому не верю, — честно признался таврский вождь.

— Тоже правильно, — не стал я спорить. — Поэтому оставайся в Херсонесе, будешь принимать участие в переговорах со скифами, чтобы не подумал, что мы вас обманули.

Присутствие таврского вождя на переговорах нужно было еще и для того, чтобы скифы узнали, кого им благодарить за очередное поражение.

Принимали скифских парламентеров в пританее, в большой и высокой комнате с двумя рядами мраморных колонн, мраморным полом и скамьями на мраморных ножках в виде львиных лап. Скифов было пятеро. Все в возрасте под сорок и с властными лицами. Видимо, военные вожди пяти племен, участвовавших в осаде Керкинитиды. Вели себя уверенно, без опаски, потому что херсонесцам пришлось отдать кочевникам пять мужчин-заложников из известных семей. При этом скифы точно знали, кто есть кто, и одного заложника, недавно обедневшего, потребовали заменить. С нашей стороны присутствовало тоже пять человек: демиург Агасикл, полемарх Харисий, басилевс Деметрий, я и таврский вождь Бутунатос. Последнего включили по моему требованию. Как ни странно, греки не привыкли думать на несколько десятилетий вперед, в лучшем случае удовлетворялись несколькими годами. Их можно понять: в эту эпоху все слишком быстро меняется. Кто бы мог подумать лет семь-восемь назад, что македонцы победят персов и разрушат их огромную державу?!

— Мы ушли из-под стен Керкинитиды. Теперь хотим обсудить условия выкупа наших жен и детей, — начал скиф, у которого темно-русая борода торчала немного вправо из-за того, видимо, что нижняя челюсть была сломана и неправильно срослась.

— Условия у нас простые, — заговорил Агасикл. — Вы поклянетесь своими богами, что больше никогда не будете нападать ни на Керкинитиду, ни на Херсонес, и заплатите за каждого мальчика по жеребцу-трехлетку, за женщину по кобыле, за девочку по три барана. Можно заменить золотом, серебром, бронзой или любым другим ценным товаром.

— Мы клянемся только друг перед другом, и не собираемся менять наши обычаи, — возразил скифский вождь.

Это условие предложил я. Херсонесский триумвират готов был удовлетвориться выкупом. Они почему-то уверены, что дважды битые скифы больше не сунутся на город. Я знаю, что будет наоборот, поэтому хочу отсрочить нападения, хотя бы до тех пор, пока не покину эту эпоху. Все-таки осада города создает много трудностей и ведет к потерям. К тому же, мне уже надоело разгребать за херсонесскими недоумками.

— А придется, — сказал я и добавил в утешение: — Всё когда-нибудь устаревает и требует замены, в том числе и законы.

Пятеро скифов посмотрели на меня очень внимательно. Даже не сомневаюсь, что им донесли, кто придумал и осуществил обе операции против них.

— Ты — эллин? — спросил меня другой скифский вождь, обладатель широкого кожаного пояса с золотыми шестиугольными бляшками, на которых был барельеф со странным существом на четырех длинных тонких ногах с кошачьими лапами, с львиным хвостом и тремя длинными тонкими шеями, на которых по голове с длинными ушами и мощным птичьим клювом.

Поскольку существа были выполнены в чисто скифской манере — вид сбоку, но морды повернуты к зрителю, я решил, что это скифские драконы. Какой народ, такие и драконы.

— Если скиф ведет себя, как эллин, он — эллин; если эллин ведет себя, как скиф, он — скиф, — поделился я греческим отношением к национальному вопросу, после чего рассказал: — В армии Александра Македонского меня называли Скифом-Эллином, а отряд, которым я командовал — Скифской илой, хотя в нем был всего один скиф — мой младший брат Скилур.

Кочевники переглянулись, после чего кривобородый объявил торжественно:

— Мы примем ваши условия, если и вы поклянетесь не воевать с нами.

Это было больше, чем ожидал триумвират, так что сделка была заключена.

Дальше была клятва скифов на агоре. Клялись они на своих коротких мечах, воткнутых в щель между каменными плитами, которыми была вымощена площадь. Встав на левое колено и положив правую руку на навершие акинака, скифские вожди по очереди поклялись от имени своих племен богу Папею, которого греки сравнивают с Зевсом, никогда при своей жизни не воевать с Херсонесом и Керкинитидой, если они на нападут первыми. После чего демиург Агасикл, полемарх Харисий, басилевс Деметрий и, по настоянию скифов, я поклялись в храме Девы-Артемиды от имени всего города, что никогда не нападем на скифов, если они будут соблюдать договор. Бутунатосу клясться не пришлось. Для кочевников он словно бы и не существовал, что было плохим признаком для тавров и, как следствие, хорошим для нас. Мы их разделили, и теперь будем властвовать.

После чего парламентариев пригласили на пир в другую комнату пританея, специально предназначенную для этого, где присутствовали, кроме тех, кто участвовал в переговорах, еще десятка три почетных граждан славного города Херсонеса. Кстати, рядом с банкетным залом находится баня, и сия традиция благополучно доживет в государственных учреждениях до двадцать первого века. Главным блюдом был кюр — баран, приготовленный по-скифски. Для этого освежеванную и выпотрошенную тушу разрезают на куски, засовывают мясо в ее же желудок, прикапывают в землю неглубоко и сверху разводят костер, который поддерживают сутки. В итоге получается сочное, ароматное, офигенно вкусное блюдо, немного напоминающее тушенку. Поскольку за пять минут такое не приготовишь, скифы должны были догадаться, что херсонесцы не сомневались, чем закончатся переговоры. Это нисколько не расстроило кочевников. Мне даже показалось, что скифов вполне устраивает результат.