Дома меня уже заждались. Если честно, перед рейсом я с такой радостью сбежал от семьи, что в этом стыдно было признаться даже самому себе. В походе было много разных дел, которые отвлекали от жены и детей, а вот за зиму в Амфиполисе они мне чертовски надоели. Нет, относился я к ним хорошо, но надо было отдохнуть от семьи. Зато по возвращению мы все были искренне рады друг другу. У нас с женой даже случилось что-то типа второго медового месяца. Не месяц, конечно, но неделя — точно. В этом один из плюсов морской профессии.

Я опять нагрузил судно оливковым маслом, вином и разным металлоломом военного назначения и отравился с семьей к новому месту жительства. Не скажу, что Аня была рада переезду, но такова тяжкая женская доля — приходится постоянно улучшать свою жизнь из-за прихотей мужа. Это было ее первое путешествие по морю, если не считать пересечения пролива Дарданеллы на пароме. До выхода в Черное море, которое сейчас называется Гостеприимным, моей жене нравилось всё. На подходе к Крымскому полуострову у моря закончилось гостеприимство, нас прихватило, скажем так, некоторое ухудшение погоды, потому что назвать штормом волну высотой два метра у меня язык не поворачивается. Несмотря на волнение, такое опасное для галер, мы под парусами зашли в бухту Херсонеса, где на веслах добрались до причала, на радость Ане и к огорчению детей, которые сладко спали, убаюканные морем.

На этот раз таможенник не появился, поскольку граждане Херсонеса таможенную пошлину не платили. Вместо него пришли местные купцы, желающие приобрести оптом мой груз. Я продал им только изделия из железа после того, как высадил семью и выгрузил барахло, нажитое непосильными грабежами Державы Ахеменидов. Привез и своих коней. Херсонесцы плотно общаются с кочевниками, поэтому разбираются в лошадях лучше, чем греки с Пелопоннеса. Жеребец Персеполь произвел на них неизгладимое впечатление. Мне сразу поступило множество предложений от хозяев племенных кобыл. Одна случка приносила мне три серебряных драхмы. Имея такого жеребца, можно было жить припеваючи, больше ничего не делая. Но, так уж повелось, я никогда не находил в жизни легких путей, поэтому, обустроив семью на новом месте, подался в Ольвию — полис на правом берегу Днепро-Бугского лимана, неподалеку от того места, где будет город Николаев.

Я видел развалины Ольвии в бытность византийским купцом, путивльским князем и запорожским казаком. К последнему периоду от города уже остались еле заметные руины, потому что аборигены растащили камни для сооружения собственных домов. Сейчас это большой город, превышающий пока что Херсонес и по размеру, и по численности населения и по высоте и ширине крепостных стен. Впрочем, стены и башни построены из сырцового кирпича, так что вопрос, какие надежнее, каменные херсонесские или ольвийские? Основан был выходцами из Милета, можно сказать, моими бывшими поданными, где-то два с половиной века назад. Точную дату, если она и была, никто не помнил. Сперва милетцы поселились на острове Березань, который сейчас полуостров, и назвали новый полис Борисфеном по реке. Полуостров оказался маловат, начали подыскивать, куда перебраться лишним гражданам. На месте Ольвии было небольшое поселение киммерийцев, не успевших или не захотевших убежать от скифов. Милетцам понравилось там, вот потихоньку и перенесли туда центр полиса, а Борисфен стал второстепенным городишкой. Как бы в отместку за это, все приезжие купцы называют Ольвию Борисфеном. Не из вредности, конечно. Ольвий у греков не меньше, чем Херсонесов, а Борисфен — один, не перепутаешь. Говорят здесь на ионийском диалекте греческого, который мне ближе, а не дорийском, как в Афинах и Херсонесе.

В последнее время полис стал данником скифов. В позапрошлом году ольвийцы попросили помощи у македонцев. Сатрап Фракии Зопирион пошел к ним с тридцатитысячным войском, надеясь прирастить владения своего царя Александра, доказать, что не зря сидит на своем месте, и, конечно же, прослыть великим полководцем, победителем скифов. Только вот если первое нападение македонцев под командованием царя Филиппа было неожиданным, застало скифов врасплох, то ко второму они подготовились. Не вступая с македонской армией в прямое столкновение, скифы применили тактику выжженной земли и постоянных налетов днем и ночью и обстрелов из луков, заставляя врага гоняться за ними по степи или бестолку часами стоять в боевой готовности под градом стрел и зазря терять воинов — ту же, что и почти два века назад против персидской армии под командованием Дария Первого. Изматывающая тактика сработала и на этот раз, причем намного быстрее, потому что македонцев было намного меньше, чем персов. Днях в трех пути от Ольвии македонское войско сломалось и побежало домой. До Дуная — неофициальной границы скифских владений — добрались только самые быстрые, в основном кавалеристы.

В Ольвии оружие и доспехи не в цене. Скифы захватили и продали по дешевке ольвийским купцам столько, что хватит еще лет на пять. Зато масло и вино ушли на «ура!». Я купил в Ольвии пшеничную муку, выделанные кожи и беличьи, лисьи и куньи меха. Афинские богачи, мужчины и женщины, обожают щеголять в мехах, причем не только зимой. Наверное, потому, что холодно на Пелопоннесе бывает от силы месяц в году, не успевают нахвастаться. Можно, конечно, нацепить на себя много золота и серебра, чтобы все видели, что ты крутой, но металлы эти тяжелы. То ли дело накидка из рыжего лисьего меха!

Торгуя, пообщался с горожанами, послушал, что рассказывают о разгроме македонцев под командованием Зопириона, о тактике, примененной кочевниками. Жизненный опыт подсказывал мне, что скоро придется воевать со скифами. Они добились дани с одного города, прикормились, вошли во вкус, так что скоро попробуют получить ее и с других. Тем более, что с оружием и доспехами у них теперь нет проблем. Как мне рассказали, осаждать и захватывать города скифы не умеют, но для этой цели наберут добровольцев из других народов, которые живут севернее, в лесостепи, и которых греки называют скифами-пахарями, а скифы — будинами. Видимо, это отдельный народ, проживавший в тех краях ранее и попавший под власть кочевников.

Со скифами тоже пообщался. Как обычно, заимев постоянное место на берегу, я решил заняться коневодством. Пара племенных жеребцов у меня есть, и надо было прикупить кобыл. Лучшие в этих краях у скифов. Они постоянно пригоняют в Ольвию лошадей на продажу. Возле города есть большой луг, на котором и происходит торг с раннего утра и примерно до полудня, по погоде. Мы со Скилуром наведались на это рынок. Продавцов было намного больше, чем покупателей. Пока что лошади делятся по предназначению на боевых, верховых, вьючных и мясных. В первые попадают самые крупные и крепкие, во вторые — те, которым малость не повезло, в третьи — еще более невезучие, а в роли последних обычно выступают отбракованные жеребята, а также заболевшие, чаще охромевшие, и просто старые лошади, которые продаются намного дешевле, по цене их шкуры. Тягловые пока что редкость. Лошадей могут запрячь в арбу, чтобы по разным причинам на время подменить волов. Пахать на них и вовсе не додумались, по крайней мере, я такого не видел.

Выставленные на продажу лошади стояли, привязанные к деревянным кольям, вбитым в землю. Продавцы — в большинстве своем полные, рыхловатые люди с прямыми длинными русыми волосами и бородами, одетые в кожаные шапки с загнутой набок тульей, кафтаны и штаны, заправленные в полусапожки с острыми носаками — сидели рядом на пятках на постеленных на земле попонах, часто несколько человек на одной, и болтали или играли в кости. Казалось, им нет дела до покупателей. Отвлекались от своих занятий только, когда подзовешь. Единственным исключением был ушлый скиф лет двадцати, уже успевший лишиться всех передних зубов. Что случилось с его зубами, я понял, когда кочевник попытался всучить мне кобылу, больную конъюнктивитом.

— Очень хорошая кобыла, и возьму не дорого! — на ломаном греческом языке нахваливал он.

— А это что? — прикинувшись лохом, спросил я на греческом языке, показав на покрасневшую конъюнктиву и текущую из глаза слезу.