Однако рука застряла в чем-то внизу, зацепилась и никак не поднималась. Не совсем понимая, в чем дело, я опустила взгляд вниз… и взвизгнула от ужаса – почти полностью моя ладонь была там! Погружена в раскрытую ширинку, двумя пальцами уже между складочек – мокрых и ноющих от напряжения… Ноги чувственно расставлены, бедра вперед – всё как у какой-нибудь развязной шлюхи из борделя или нимфоманки.

Вторая рука была не в лучшем положении – просунутая под футболку и лифчик, сжимала мою голую грудь, пропуская между пальцами сосок – так же, как делал это он, когда ласкал меня.

Медленно, словно боялась пораниться, я вытащила одну руку, затем вторую… Не зная, что делать с той, что была в штанах, держала ее на весу…

– Оближи… – хрипло подсказал Гордеев. – Или иди сюда, и я оближу тебя всю…

Выброшенный бокал звенькнул на полу осколками, рука ректора метнулась ко мне…

А в следующую секунду я уже сидела на нем, совершенно непонятно как попав к нему на колени, рыча, кусаясь и вжимаясь бедрами в рвущуюся ко мне навстречу эрекцию… Целуясь так неистово, так яростно, что непонятно было, хочу ли я сделать ему приятно или больно…

Хотя, наверное, всё же больно. Вспомнив, что я только что творила по его воле – и до сих пор творю! – я цапнула его зубами так сильно, что кровь на нижней губе выступила.

– Сучка… – тяжело дыша, прокомментировал он… и с видимым удовольствием провел по ранке языком.

– Это… вы меня… заставляете…

Говорить было трудно, хотелось самой слизать эту каплю крови или укусить его снова, но я хотела, чтобы он знал – это он мной командует, а не я сама… Я бы никогда…

– Конечно, заставляю! – ухмыльнулся он, снова дергая меня к себе. – Невинная девственница и такая бешеная? Это ведь я люблю грубую игру, Никитина, а не ты!

Не дав мне ответить, он впился в меня губами, передавая свой жар и металлический привкус крови… И снова я не поняла, когда успел встать и опрокинуть меня на спину, прямо на стол!

– Сейчас войдут! – ахнула под летящую со стола пустую посуду. – Ризотто!

– К черту ризотто! – прорычал он, дергая мою футболку наверх. – Никто не войдет, пока я не захочу!

Боже, он реально собирается меня трахнуть, думая, что выиграл! Но ведь я справилась, два раза уже сбросила его гребаную ментальная магию! И вообще, уговор был о минете под столом!

– Так… нечестно! – выдохнула, наконец, сообразив, что надо бы сопротивляться, если я не хочу, чтобы меня прямо сейчас разложили на этом столе.

Он на секунду остановился, награждая меня неверящим взглядом.

– Нечестно? Нечестно?! Я заставил тебя руку в штаны сунуть! Ты текла, как… – рыкнув, он схватил меня за руку и поднял все еще влажные пальцы к лицу – вероятно в качестве доказательства.

Хотел сказать что-то еще, но внезапно лицо его изменилось. Глаза полузакрылись, даже закатились немного, ноздри затрепетали. Слегка скалясь под верхней губой, он сильно и глубоко вдохнул, приблизив к себе мою руку…

Я замерла в каком-то странном благоговейном оцепенении, наблюдая за его реакцией на… на мой… запах?!

– Ч-что вы делаете? – язык снова стал заплетаться, в бедрах всё скрутилось в тугую, горячую спираль, и я поняла, что мне снова передается его… даже не возбуждение, нет… Эйфория! Сильнейшая, чувственная эйфория от того, что сейчас вбирают его ноздри!

– Невероятно… – пробормотал вдруг он, возвращаясь на землю. А потом вдруг склонился еще ниже и провел языком вдоль середины моей ладони – снизу вверх, чуть ли ни от самого запястья и до ямочки между пальцами, забирая в нее так, словно представлял себе… кое-что другое.

– Что… вы делаете… – повторила я как в тумане, чувствуя, как комната начинает медленно кружиться вокруг меня. А вместе с ней – так же медленно и неотвратимо – начинает разливаться по телу тепло – сладкое, горячее и обманчиво мягкое, словно меня засасывает в банку с вареньем…

На мгновение даже показалось, что я смогу скрыть, смогу сделать так, что он не заметит, как меня уносит, как размазывает оргазмом от того, что он просто облизал мою ладонь…

Не отводя затуманенного, расширенного взгляда с золотистых глаз, я кусала губы и даже что-то говорила, мотая головой… сжимала свободной рукой край стола, изо всех сил стараясь не застонать… И понимала незатуманенным краем мозга, что бесполезно, что только слепой и глухой не поймет, что я кончаю, и уж точно не мужчина, который только что шалел от запаха моего возбуждения…

–  Упрямая! – зарычав, Гордеев дернул мои джинсы вниз, приспуская их ровно настолько, что сумел пропихнуть внутрь большой палец, умело находя им клитор…

Вскрикнув, я выгнулась, содрогаясь на пике сильнейшего наслаждения… сжалась вся вокруг его руки и замерла, продолжая беспомощно вздрагивать там – где его палец все еще кружился, скользил вверх и вниз вдоль мокрого и пульсирующего бугорка…

Когда все стихло, медленно-медленно подняла голову.

– Хорошо? – он смотрел на меня, не отрываясь и не двигаясь, хоть и дышал так, словно пробежал с десяток километров.

Странная апатия вдруг охватила меня и внезапно стало плевать, что он подумает и что будет делать со мной дальше. Сдаваясь, судорожно вздохнув, я кивнула.

– Хорошо… Вы… выиграли, Демьян Олегович… Можете… продолжать, – и рухнула обратно на стол.

Рука в моей ширинке дернулась, высвобождаясь. Ректор потянул меня на себя, заставляя сесть и на ходу застегивая мою ширинку. Взял пальцами за подбородок.

– Как бы я не хотел сейчас «продолжать», Никитина, но… выиграла как раз ты. Потому что я солгал тебе. Всё, что происходило после моего изначального вмешательства – ты делала сама и по своей воле, сбросив мою магию. Тшш… – он предупреждающе прикрыл мой рот, из которого уже готовы были вырваться слова возмущения. – Это во-первых. А вторых, полагаю, что после всего, что только что случилось на этом столе, ты можешь перестать называть меня «Демьян Олегович». И перестать мне выкать.

Ночь прошла ужасно.

Причем это «ужасно» началось с того самого момента, когда ректор позволил мне спрыгнуть со стола и убежать в туалет, где я проревела добрых пятнадцать минут – как раз до самого ужина.

Вернулась с размазанной по лицу несмываемой тушью, в который раз за сегодня пожалев, что решила хоть как-то накраситься с утра.

Гордеев знатно поигрался с моими мозгами – с одной стороны, невозможно было возмутиться тем, что он позволил мне выиграть, и не трахнул победно, как обещал. А с другой – что же это получается? Ведь если я соглашусь со своей «победой» – значит, приму то, что сама, без всякого магического влияния запрыгнула на него, сама целовала и сама же возбудилась настолько, что кончила от его языка на моей ладони вкупе с наглым и непрошенным пальцем там?!

Совершенно запутавшись, чувствуя себя загнанной в ловушку мышью, я хмуро ковыряла принесенное нам ризотто и салат, только краем мозга отмечая нежнейшую изысканность и дурманящий аромат специй.

– Я начинаю думать, что ты жалеешь о том, что я не наврал тебе и не воспользовался своим выигрышем… – добавил масла в огонь ректор, с вальяжным видом откидываясь на спинку стула. – Я все еще не удовлетворен и с удовольствием устрою для тебя второй раунд… Тем более, с ужином покончено…

Не выдержав и совершенно ни о чем не думая, я размахнулась и швырнула в него скомканную в шар салфетку. Та повисла в воздухе посреди стола, потом медленно опустилась на скатерть, открывая мне вид на суженные, вновь снова ставшие угольно красными глаза господина ректора.

– Я не могу расценить салфетку как покушение, но за то, что снова подняла на меня руку, ты будешь наказана. Как? Узнаешь завтра. А теперь иди спать.

Тут же на пороге возник тот самый помощник – Грег, которого я не видела с самой больницы.

– Прошу за мной, мадам, – пригласил меня совершенно безапелляционным тоном. Как будто это сам ректор мысленно передал ему приказ – куда меня вести и зачем.