– Всё, уже всё… – успокаивал, прижимая к себе, медленно двигаясь внутри меня и насаживая на свой член все глубже – пока я не почувствовала под попой мышцы его ног.

– Всё горит… – жаловалась, чувствуя теплые струйки крови, стекающие по бедрам и мешающиеся с водой из душа.

– Сейчас пройдет… расслабься… расслабь мышцы…

– Не могу… ноги затекли… больно везде…

Душ вдруг кончился. Без лишних слов меня куда-то понесли – прочь из ванной, сквозь какую-то комнату и сквозь нее, и через еще пару шагов под моей спиной была мягкая и душистая простыня кровати. И это было так приятно, так своевременно, что даже боль отошла на задней план.

Пусть всё будет мокрое! – решила я, с блаженством растягиваясь на этой замечательной кровати и закидывая руки за голову.

– Так-то лучше… – ухмыльнулся надо мной Демьян, накрывая и слегка сжимая ладонью мою грудь, и только тут я поняла, что все это время он не покидал моего тела, а боль действительно отошла на задний план!

Он внутри! – осознала уже не со страхом, а с каким-то совершенно иррациональным восторгом. Приподнялась на локтях и посмотрела на него – так же как раньше – не зрением, а чем-то внутренним, не имеющим названия в человеческом лексиконе.

Он вздрогнул, напрягся весь, словно почувствовал.

– Ты снова видишь?

– Нет… – почти не соврала я, тем же шестым чувством начиная различать его эмоции.

– Жаль. Теперь точно жаль.          

Чуть оттянул, резко двинул бедрами и напрочь выбил из моей головы всё сверхъестественное.

– Аххх… – я запрокинула голову, глуша громкий вскрик в предплечье. Внутри, внизу все снова скрутилось – горячо и сладко заныло в предвкушении…

– Не больно? – явно с трудом, дрожа всем своим сильным телом, он остановился, зачем-то водя по моей нижней губе пальцем.

– Нет-нет-нет… – нетерпеливо заныла, руками нащупывая перекладины изголовья, вцепляясь в них, предчувствуя, что мне это будет нужно. – Ну же… Пожалуйста… еще так…        

– Без… проблем…

Мои ноги закинули на плечи, угол сменился, и его член снова вошел в меня – одним долгим, плавным движением. Словно нож в мягкое масло, и так глубоко, как еще никогда не был…

– Так? Трахнуть тебя? – он снова остановился, чуть двигая бедрами, втираясь в меня медленными, круговыми движениями. Словно знал, насколько я близко к пику и как сильно мне нужны эти несколько сильных, финальных толчков.

– Пожалуйста… – выгнувшись в дугу, я почти рыдала в скомканное покрывало под моей щекой. – Пожалуйста…

– Скажи это… скажи, чего ты хочешь…

Я упрямо мотнула головой.

– Скажи, иначе я сведу тебя с ума.

Его член почти вышел и несколько раз многообещающе, неглубоко толкнулся – недостаточно, все еще недостаточно!

– Сильнее! Ну же… – задыхаясь, я схватила его за руки, от нетерпеливой злости впиваясь ногтями в его кожу – уже без сомнения покрытую змеиным узором.

– Нет. Сначала скажи... Я хочу услышать от тебя… Попроси… трахнуть тебя…

– Не буду!

– Тогда я еще поиграю с тобой…

– Сволочь! – наотмашь я хлестанула его по щеке. 

– Дрянь! – зашипев, он вдруг резко перевернул меня на живот, дернул за бедра вверх и грубо, резко ворвался, одновременно хлопая меня по ягодице. – Так? Так ты любишь? Отодрать тебя как шлюху?

О да! Зрачки мои ушли под веки, в голове помутнело. Именно так… именно так я и люблю, черт бы тебя подрал! Чтоб кровать тряслась, и ногти в спину, и член пронзал насквозь, не считаясь с тем, что это первый раз…

– Хорошо… так… только так… – всхлипывала, кусая покрывало, чувствуя, как оно рвется под моими зубами, моля только об одном – чтобы он не остановился, не сбросил темп.

Но он и не собирался.

– Сучка… – рычал, с каждым ударом вбивая меня в мягкую постель. – Маленькая моя дрянь… На! Получи, что заслужила… Всё твое…  

Его голос изменился, стал ниже, грубее, толчки участились, рычания стали звериными... Матерно выругавшись, он вдруг замер, наклонился и уткнулся носом мне лопатку, обжигая тяжелым дыханием.

– Давай… Кончи со мной… Не могу… не могу больше…

– О боже… я… о… – меня затрясло, забило в предвкушении.

– Да, сладкая… – он возобновил толчки, с каждым взвинчивая меня всё выше. – Ты близко… так близко… так хорошо в тебе…

– Демьян… о боже… я сейчас… сейчас… о, да, да… Демьян… ахххх…

Такого сильного оргазма у меня еще не было. Рыдая, выгибая спину и почти подскакивая, я теряла себя в острейшем, пронзающем наслаждении, судорожно сжимаясь изнутри и чувствуя, как где-то там, глубоко внутри меня изливается живительное семя.

– Моя… моя ашшштар… – лились мне в уши непонятные слова, пока мужчина надо мной стонал и вбивался в меня несколько последних раз – явно не имея способности членораздельно говорить…

***

А когда все успокоилось, я снова увидела перед глазами огромную черную змею.

Наблюдая за моим удовольствием, змея больше не скалилась, и не шипела. Она облизывалась – довольно проводя по морде длинным, раздвоенным языком.

– Ну, какая же ты мазохистка? Мазохистки любят унижение, боль, страдания. Тебе же просто нравится горячий, немного грубый секс, и в этом совершенно ничего ужасного нет. Мало того, женщин, которым нравится «пожестче», гораздо больше, чем тех, кому НЕ нравится. Уж поверь моему обширному опыту.

Я застонала, падая головой на руки, в очередной раз благодаря бога, что как раз в эту минуту к нам не подошел официант. Иначе я бы просто умерла от стыда – даром, что не увижу ничьей сальной ухмылочки.

В ресторан мы поехали сразу же после того, как стало понятно, что в моей девичьей истерике аля «я - шлюха» Демьян участвовать не собирается и не даст мне и минуты позаламывать руки над тем печальным фактом, что я – невинная девочка-припевочка – до жути люблю, когда меня шлепают по заднице и трахают с размаху, обзывая при этом как привокзальную шлюху.

– Если тебе станет легче, мне тоже нравится грубый секс, – по звуку мне подлили вина и поднесли бокал к руке. – И представь себе, даже и в голову не приходит страдать по этому поводу.

– Тебе нравится, когда тебя шлепают по заднице?

– Что? – судя по голосу, он опешил. – Нет, конечно! Я ведь мужчина. Мне нравится, когда я шлепаю, а не меня.

– Вот то-то и оно, – я горестно шмыгнула носом, подняла голову и отхлебнула немного вина. – Мужчина всегда в таких играх выходит чистеньким. А женщина… тем, кем ее называют в постели.

– Какая несусветная чушь! Неужели ты думаешь, что хоть что-то, из того, что говорится в минуты страсти переносится в реальную жизнь? Это же просто игра. Причем, в нашем с тобой случае, игра, которая нравится обоим…     

– Прошу прощения, господа… Ваш заказ. Можно подавать?

Я закрыла под темными очками глаза – чисто по инерции. Ведь именно так я сделала бы, если бы в обычной своей жизни столь интимный разговор подслушал бы совершенно незнакомый человек.

– Да, милейший. Уже можно. И заберите этот, как вы его называете… аперитив. Он отвратителен в своей трехдневной несвежести.

Еще и это. Ресторанов, заправляемых нелюдями, в столице было раз-два и обчелся, все места в них бронированы на недели вперед, и поэтому, как заявил Демьян, пришлось заказать столик в одной из «этих ваших примитивных едален». 

Судя по запахам, звукам и весьма галантному обращению, «едальня» была такого уровня, что поужинать в ней самой мне не светило еще лет десять, а то и двадцать. Я даже пожалела, что поддалась на уверения Демьяна, что никакого дресс-кода там не нужно, и не потребовала, чтобы мне выдали самое парадное из моих новых коктейльных платьев и помогли накраситься.    

Однако, несмотря на явно высокий класс ресторана, мой ректор был суров, презрителен и напоминал мне сноба из какого-нибудь советского фильма про старую Европу и захвативших ее нетолерантных буржуа.    

– Трехдневной давности, молодой человек? По-моему, вы преувеличиваете. Нас неоднократно хвалили лучшие критики города и особенно отмечали свежесть закусок и аперитивов.