Но я видела. Хорошо видела, как дрожат его пальцы, вроде бы спокойно лежащие на папке с бумагами. Так, будто он еле сдерживает пламя, бурю, бушующую внутри.

Точно трахнет, с тоской подумала. Куда-то вдруг улетучилось возбуждение, все стало до одури реальным, без прикрас, страшным в своей неотвратимости, и каким-то… тоскливым, что ли.

Медленно я подошла, понимая, что еще шаг и сейчас он сорвется, что вот – мой первый раз. Здесь, за кафедрой, поставленной в букву зю, ожидая, что каждую минуту кто-нибудь ворвется и застанет нас... И что если и буду я кричать сегодня, то вовсе не от удовольствия.

Подошла, вся зажатая, словно стянутая изнутри в тугой, нервный узел.

– Ты знала, что делала, – сказал он все тем же глухим, ровным голосом. Взял меня за руку и дернул к себе, другую ладонь запуская мне в волосы… и сжимая ее там в кулак. Жестко, до боли, давая понять, что игры кончились и наступает расплата.

А потом спустил руку ниже и надавил на плечо, заставляя опуститься на колени. Мои глаза в ужасе расширились.

– Нет, нет… – замотала головой, насколько позволяла его вторая рука, все еще сжимающая мне волосы.

– Да, – ответил он стальным голосом. – Умеешь провоцировать, умей и отвечать. Если не хочешь, чтобы я задрал тебе юбку прямо здесь.

Так это он, типа, жалеет меня? Предлагает сделать минет, чтоб не трахнул «прямо здесь»? Как мило с его стороны.

– Не буду, – я упрямо сжала челюсть и зажмурилась, чтобы не видеть, как он расстегивает ширинку, которую уже оттягивал здоровенный бугор…

Неожиданная, резкая боль вдруг пронзила все тело – в самых разных местах, от пяток до шеи и головы. Захлебнувшись криком, я хватанула ртом воздух, уже не думая, что в такой позиции, наверняка, рот вообще не стоило открывать…

– Что с тобой? – меня подхватили под мышки, подняли.

Я попыталась ответить, но боль усилилась – троекратно, пятикратно… отзываясь яростной, острой резью в сердце.

А потом взорвалась ослепительным белым пламенем, вырывая из меня вопль вместо слов.

Выгнувшись, я забилась в руках мужчины, который только что готов был принудить меня к жуткому похабству, хватаясь за его плечи, как утопающий хватается за спасательный круг.

– Не знаю… больно… везде… помогите…

Боль превратилась в жгуты, перетягивающие меня, сдавливающие каждый сантиметр моего тела, а потом и в колючую проволоку, рвущую мое тело в клочья… Слезы градом покатились из глаз, затмевая зрение…

– Больно… помоги… – прохрипела, фокусируясь на его лице, стараясь не потерять из виду этот единственный ориентир нормальности. – Пожалуйста…

– Что?! Что с тобой? Твою ж мать, отвечай! Что происходит, я же ничего не сдела…

Он вдруг оказался совсем близко, сначала лицо, потом грудь – и я поняла, что меня подняли, прижали и куда-то несут на руках, встряхивая от каждого движения, так что я чуть не теряла сознание от боли…

– Подожди… – говорил низким, прерывистым голосом, в котором ясно чувствовался страх. – Сейчас… сейчас станет легче… не теряй сознание… Я придумаю что-нибудь… Слушай меня и не теряй… Лена!

Я слушала. Не помогло. На очередном его шаге стало совсем невмоготу, и его голос, вместе с остальным миром, светом и звуками, потух, утонул в разрывающем мое тело бушующем пламени боли…

– Что с ней? – рука на моем лбе дернулась и приподнялась, убирая мокрые волосы со лба. Заботливо… почти нежно.

Боли больше не было, с облегчением поняла я, прислушиваясь к собственным ощущениям и боясь не то, что открыть глаза, боясь просто пошевелиться – а вдруг дернусь, и попаду снова в ад!

Но какое же счастье… Какое невероятное счастье просто лежать тут и чувствовать приятную усталость в мышцах и легкую затуманенность в голове…

– Яд, ваша светлость. Какой-то неизвестный науке яд, попавший к ней в кровь.

– Науке, может и неизвестный. А… нам?

В комнате запахло специями, травами, потом послышался мягкий звук кликнувшего замочка, как будто закрыли и защелкнули чемодан.

– Нам тоже неизвестный, милорд. Простите, но я не могу сказать вам ничего более определенного. Кроме разве что пообещать хорошую магическую седацию, если боль вернется.

– Не поможет ей магическая седация, Рудольф, – с тяжелым вздохом мужчина рядом со мной поднялся, отчего кровать спружинила, приподнимая мое настрадавшееся тело меня немного выше.

Я напряглась, готовясь к тому, что от движения боль вернется… но она не вернулась. Все было хорошо, и я тихо выдохнула, все еще не открывая глаз.

– Отчего же не поможет? – второй голос казался удивленным. – У меня хорошие средства, проверенные многолетним опытом. Я применял их на своячнице во время родов – она простой человек, знаете ли, и…

– Неважно. Возьмите все анализы, какие только можно, проведите расследование, и к концу завтрашнего дня скажите мне, чем ее отравили и кто мог это сделать.

– Что? Я же сказал, милорд, я не знаю… Это совершенно неизвестный и очень сильный яд! Я вообще не понимаю, как она смогла выжить и нейтрализовать эффект! Вытяжка из ее отравленной крови убила мою подопытную мышь сразу же, как только ввёл…

– Она – Видящая. Это означает, что яд – целиком магического происхождения, раз подействовал не так, как должен был.

Второй голос разразился изумленным аханьем.

– Видящая?! Ваша?

– Моя. Помни об этом, Рудольф. Она – моя Видящая. Ты понимаешь, насколько я буду обязан, если ты поможешь мне в расследовании.

– Я…

– Ты услышал меня. Теперь иди и начинай работать.

Снова наступило молчание. Приоткрыв один глаз, я попыталась рассмотреть того второго мужчину – все же это второй нелюдь, которого я встречаю в своей жизни, если не считать вредных горничных.

Но отчего-то ничего не увидела – перед глазами стояла сплошная багровая пелена. Слегка хмуря лоб, я приоткрыла второй глаз, похлопала ресницами. Наверное, сосуды в глазах от крика лопнули, решила я и закрыла глаза снова, чтобы еще больше не навредить себе.

Между тем, разговор продолжался.

– Что ж, если мы совершенно уверены в магическом происхождении яда… круг ингредиентов сужается… как и круг подозреваемых.

– Исключительно магическом. Любое составляющее немагического происхождения оставило хоть бы какой-нибудь эффект на ее теле. А она умудрилась сбросить влияние зелья целиком и полностью. И спокойно спит. Пульс нормальный, дыхание ровное, температуры нет…

– Она еще не пришла в сознание, милорд. Возможны воздействия на мозг.

– Невозможны. Мы с ней… некоторым образом связаны, я чувствую ее мозг и нервную систему.

– Даже так? – в голосе Рудольфа послышалась усмешка. – Что ж, неудивительно… Но я бы все же советовал подождать с заключениями. Или попытаться разбудить ее.

– Не думаю, что это хорошая идея. Ей надо набраться сил и выспаться. Сон – лучшее лекарство…

Не выдержав, я снова распахнула глаза. Беспокойство захлестнуло меня – перед глазами все еще было пусто и почти темно.

– Черт! Слишком громко говорили, да? – ко мне явно подошли – я чувствовала тепло от мужского тела, чувствовала запах одеколона моего ректора, но все еще… все еще ничего не видела!

– Вот видишь, Рудольф, я говорил, что она в порядке. Садись, детка, я прикажу, чтобы тебе принесли чаю...

– Да, милорд – теперь я вижу. С пробуждением мадам. Рад, что все обошлось…

Не отвечая, не реагируя на то, что меня подняли, посадили и обнимают за плечи, я крепко зажмурилась. Снова резко распахнула глаза.

– Демьян… – пробормотала, вжимаясь лицом куда-то между его плечом и шеей. – Демьян, я…

– Все хорошо… Тебя пытались отравить, но у них ничего не вышло. Не бойся, я со всем разберусь – эти подонки пожалеют, что на свет родились…

– Демьян, послушай… – я возвысила голос, пытаясь пробиться сквозь толщу его самоуверенного спокойствия.

– Ты ложись лучше, здесь не жарко, а я тебя раздел, чтобы проверить, нет ли ран на теле. И хорошо сделал, иначе бы…