Его отпуск начался в прошлую пятницу, он надеялся съездить в Хэвен в тот самый день. Но он жил со своей овдовевшей матерью, и она так рассчитывала, что он отвезет ее в Новую Шотландию повидаться с сестрой, так она сказала, но если у Джона есть какие-то обязательства, то почему бы и нет, она все понимает; в конце концов она стара и, вероятно, уже не очень интересна, просто она та, кто готовит ему еду и стирает ему белье, и это прекрасно, поезжай Джонни, поезжай и поймай свою сенсацию, я только позвоню Меган по телефону, может, через неделю или две твой двоюродный брат Элфи привезет ее сюда повидаться со мной. Элфи ведь так добр к своей матери, и т. д., и т. п. до бесконечности.

В пятницу Леандро отвез мать в Новую Шотландию. Конечно, они задержались и к тому времени, когда они вернулись в Бангор, суббота была потеряна. Что до воскресенья, то это плохой день, чтобы начинать какое-нибудь дело.

Воскресенье всегда оставляло о нем чувство возвышенности. И изнуренности.

Итак в понедельник, 15 августа, перед тем, как Леандро наконец бросил свои любимые желтые блокноты, свой магнитофон «Сони», свою камеру «Никон» и сумку с принадлежностями, полную пленок и разных объективов, на переднее сиденье своего подержанного «Доджа» и приготовился выехать в Хэвен… и надеялся он на журналистскую славу.

День был тихим и приятным, очень теплым, но при этом без той ужасающей жары, которая стояла последние несколько дней. Это был день, который любой человек в мире запомнил бы навсегда. Джонни хотел, чтобы что-то произошло, но он забыл или никогда не слышал старой пословицы, которая гласит: «Бог говорит: бери все, что хочешь… и плати за это».

Он завел «Додж» и начал отъезжать от края мостовой.

— Не забудь обед, Джонни! — окликнула его мать. Она, запыхавшись, подбежала к нему, держа в руке коричневый бумажный мешок. Большие масляные пятна уже расплылись по коричневой бумаге; еще в начальной школе любимыми сэндвичами Джонни были болонские — с ломтиками бермудского лука и вессоновского масла.

— Спасибо, мамочка, — сказал он, высунувшись и беря сумку, и поставил ее на пол. — Хотя и не стоило тебе беспокоиться. Я мог бы перехватить где-нибудь гамбургер…

— Я тебе тысячу раз говорила, — сказала она, — ни в коем случае не заходи в эти «придорожные загрызочные», Джонни. Ведь ты не знаешь чистая у них кухня или нет.

— Ма, я должен еха…

— Ты ведь не можешь увидеть микробы, — сказала она. — Ты ведь знаешь, повара могут быть грязными. Они могут не мыть рук после туалета. У них под ногтями может быть грязь и даже экскременты. Понимаешь, не хотелось бы это обсуждать, но иногда мать должна проинструктировать своего сына. Поев в такой столовой, можно очень, очень заболеть.

— Мамочка…

Она издала многострадальный смех и слегка коснулась уголка одного глаза концом своего фартука.

— О, я знаю, твоя мать глупая, просто глупая старуха с кучей старых смешных мыслей и, вероятно, ей просто следует научиться помалкивать.

Леандро знал этот хитрый трюк уже давно, но он все же каждый раз заставлял его почувствовать смущение и виноватую неловкость, как восьмилетнего мальчика.

— Нет, мамочка, — сказал он, — я так вовсе не думаю.

— Я знаю, ты большой журналист, я просто буду сидеть дома и заправлять твою постель, и стирать тебе одежду, и проветривать твою спальню, когда тебя будет пучить от слишком большого количества пива.

Леандро, скрепя сердце, ничего не сказал и ждал, когда же, наконец, он освободится.

— Но сделай все же это для меня. Не заходи в придорожные загрызочные, Джонни, иначе заболеешь. От микробов.

— Я обещаю, мамочка.

Удовлетворенная тем, что вытянула из него обещание, она, наконец, позволила ему ехать.

— Ты вернешься к ужину?

— Да, — сказал Леандро, не найдя ничего лучше.

— А к шести? — настаивала она.

— Да! Да!

— Я знаю, знаю, я просто глупая старая…

— Пока, мамочка! — сказал он поспешно и рванул машину от тротуара.

Он посмотрел в зеркало заднего вида, и увидел ее, стоящую в конце дороги, машущую рукой. Он сделал ей знак, чтобы она ушла, потом махнул рукой, надеясь, что она вернется в дом… и хорошо зная, что она не вернется. Когда он свернул направо, проехав два дома вниз и мать окончательно исчезла, Леандро почувствовал слабое, но несомненное облегчение в сердце. Так или иначе, он всегда чувствовал это, когда мать его пропадала из поля зрения.

В Хэвене Бобби Андерсон показывала Джиму Гарденеру несколько модифицированный дыхательный аппарат. Ив Хиллман сразу узнал бы его; респираторы выглядели очень похожими на тот, который он подобрал для этого полицейского, Буча Дугана. Но тот, правда, был предназначен для защиты Дугана от хэвенского воздуха; те же респираторы, которые натягивала на лицо, демонстрируя их, Бобби имели запас именно этого, хэвенского воздуха, и именно хэвенским воздухом им обоим предстоит дышать, если они проберутся в корабль Томминокеров. Была половина десятого.

В это же время в Дерри, Джон Леандро остановил машину неподалеку от места, где был найден освежеванный олень и полицейская машина, принадлежащая Родсу и Габбонсу. Он поддел ногтем крышку ящика на передней панели и нащупал «Смит и Вессон» 38-го калибра, который он купил в Бангоре неделей раньше. Он вытащил его на секунду, стараясь, чтобы указательный палец не оказался где-нибудь в непосредственной близости от спускового крючка, хотя он и знал, что пистолет не заряжен. Ему нравилось, как плотно пистолет ложится в ладонь, его тяжесть, чувство незамысловатой власти, которую он каким-то образом сообщал. Но в то же время ему было несколько не по себе, как если бы он оторвал огромный кусок, который ему едва ли бы захотелось разжевать.

Кусок чего?

Он не знал точно. Какого-нибудь необычного на вид мяса.

Микробы, — мамин голос звучал у него в сознании. Если ты будешь обедать в подобных местах, то ты можешь очень, очень сильно заболеть.

Он убедился, что картонная коробка с патронами также находится в ящике, после чего положил пистолет на место. Он предположил, что перевозка оружия на передней панели автомобиля, возможно, незаконна (он снова подумал о своей маме, на этот раз даже не отдавая себе отчета в этом). Он представил, что, допустим, его остановит полицейский из-за какой-нибудь мелочи, попросит предъявить водительские права, и когда Леандро полезет за ними в ящик, тот заметит «Смит и Вессон». Так обычно ловили убийцу в сериалах «Альфред Хичкок представляет», которые он и его мама смотрели каждую субботу по кабельному телевидению. Также это могло бы стать сенсацией совершенно иного толка: «Репортер «Бангор Дейли Ньюз» арестован по обвинению в незаконном хранении оружия».

Ну что ж, если тебя это так беспокоит, положи документы в бумажник.

Но он не стал делать это. Сама по себе идея была здравой, но в то же время это было все равно, что накликать беду… и этот внутренний голос звучал очень похоже на голос его матери, когда она предупреждала его о микробах или внушала ему (как она это делала, когда он был еще малышом), к каким ужасам может привести посещение общественных уборных, если он забудет положить бумагу на стульчак, прежде чем сесть на него.

Леандро вместо этого завел машину, осознавая, что сердце бьется несколько быстрее и потеет он слишком сильно, что нельзя объяснить только дневной жарой.

Нечто значительное… иногда я просто чую это.

Да. Несомненно, что-то скрывается за всем этим. Смерть Рут Маккосланд (взрыв системы отопления в июле? О, неужели?); исчезновение двух полицейских, занимающихся расследованием этого происшествия, самоубийство полицейского, который, по слухам, был влюблен в нее. А до этого исчезновение того малыша. Дэвид Брайт говорил, что дед Дэвида Брауна нес какую-то дикую чушь о телепатии и волшебных фокусах, которые и в самом деле были волшебными.

Хотел бы я, чтобы вы пришли ко мне, а не к Брайту, мистер Хиллман, наверное, в сотый раз думал Леандро.