Десять (10) контактных вилок пружинного типа $0.70 (№ 1334567).

Три (3) «Т» проводников (пружинного типа) $1.00 (№ 1334709).

Одна (1) защищенная вилка коаксиального кабеля $2.40 (№ 19776-C).

Не будь у нее затяжной головной боли, вызвавшей своего рода прострацию, Мэри задумалась бы, для чего предназначается этот список, она, несомненно, обратила бы внимание на удивительно точную информацию, приведенную Хилли прямо с инвентарными номерами, — это могло навести ее на мысль, что такие подробности можно узнать, только позвонив в магазин радиопринадлежностей. Тут бы ей и усомниться в том, что Хилли окончательно забросил это дело.

Именно так оно и было.

Однако она пробежала список глазами, сунула в карман и согласилась «быть столь любезной», чтобы одолжить недостающие четыре доллара.

На обратном пути, когда они с Дэвидом уже подъезжали к дому, некоторое сомнение все-таки закралось в ее голову. Поездка немного улучшила ее самочувствие; мигрень почти исчезла. И даже Дэвид, молчаливый и самоуглубленный, из-за того, что Хилли выставил его из комнаты, тоже взбодрился. Он сказал ей на ушко, что Хилли задумал свое ВТОРОЕ ГАЛА-ПРЕДСТАВЛЕНИЕ на заднем дворе.

— Он покажет массу новых трюков, — таинственно сообщил Дэвид.

— Да, что ты?

— Ага, — кивнул Дэвид.

— Ты думаешь, ему удастся?

— Не знаю, — сказал Дэвид, припомнив, как круто Хилли выставил его из комнаты. Он чуть было не расплакался, но Мэри не обратила на это внимания. Минут через десять, не подъезде к Хэвену, головная боль возобновилась… и вдобавок, еще сильнее, чем прежде, Мэри ощутила разброд в мыслях. С одной стороны, их было слишком много. С другой стороны, она не может толком уловить даже их общий смысл. Что-то вроде… Мэри собралась с мыслями; неясные ощущения понемногу обрели смысл. В старших классах она занималась в драмкружке (кажется, Хилли унаследовал от нее слабость к театральному действу), и теперь снова всплыло забытое ощущение, с которым она прислушивалась к шуму в зале… Занавес еще опущен, нельзя разобрать, что говорят, но ты знаешь, что они там…

— Вряд ли будет очень здорово, — вымолвил, наконец, Дэвид. Он смотрел в окно; в его глазах внезапно мелькнули одиночество и подавленность. Дэвид видел Джастина Харда, запахивавшего трактором свое поле. Запахивающим, несмотря на середину июля. В?тот момент четырехлетний Дэвид как бы видел насквозь сорокадвухлетнего Джастина Харда. Он понимал, почему тот запахивает в землю несжатую пшеницу, полосует огород на части, режет молодую кукурузу и дыни. Джастин Хард думал, что на дворе май. Май 1951 года. Собственно говоря, Джастин Хард давным-давно тронулся умом.

— Думаю, ничего хорошего не получится, — сказал Дэвид.

Если на ПЕРВОМ МАГИЧЕСКОМ ГАЛА-ПРЕДСТАВЛЕНИИ Хилли было человек двадцать, то на втором — только семь: его папа, мама, дедушка, Дэвид, Барни Эпплгейт (ровесник Хилли), миссис Греншау из деревни (которая притащилась в надежде продать Мэри несколько Эвонов) и сам Хилли. Разница с предыдущим представлением заключалась не только в резком уменьшении аудитории.

На первом представлении зрители были возбуждены, даже чуточку нагловаты (саркастические аплодисменты приветствовали падение с ладони Хилли монеток из фольги). На этот раз аудитория была мрачна и рассеянна, все сидели как манекены в складных креслах, расставленных Хилли и его ассистентом (бледным и безмолвным Дэвидом). Его папа, который, на первом представлении, подбадривал сына смехом и аплодисментами, в этот раз прервал вступительную речь Хилли «о тайнах востока», сказав, что не может уделить этим тайнам много времени, и, если Хилли не против, ему, после стрижки газона, хотелось бы принять душ и выпить пива.

Да и погода изменилась. В день первого представления все вокруг было ясным, теплым и зеленым, особой свежей и нежной зеленью, которая появляется в Новой Англии в последние дни весны. Теперь же — горячий и душный день первой половины июля, когда безудержно горячее солнце палит с неба цвета хрома. Миссис Греншау развлекалась, просматривая свой же Эвонский каталог, и, судя по всему, не могла дождаться, когда все это кончится. Сидя на солнцепеке, все чувствовали себя не лучшим образом. А каково маленькому мальчику, стоящему на сцене, сооруженной из ящиков, одетому в торжественный черный костюм, с приклеенными усами… зануда… пускает пыль в глаза… Миссис Греншау почувствовала, что она просто убивает его своим невниманием.

На этот раз техника исполнения была куда лучше — по-настоящему, на уровне, — но сам Хилли был расстроен и взбешен, обнаружив, что наводит на зрителей скуку. Он видел, что его отец косится в сторону, намереваясь удрать, это-то и убивало его, ведь больше, чем всех остальных, он хотел поразить своего отца.

«Какого рожна им надо?», сердито спрашивал он себя, обливаясь потом (впрочем, как и миссис Греншау в ее черном шерстяном костюме). «У меня все хорошо получается — даже лучше, чем у Гудини — но они не смеются, не ахают, не восторгаются. Почему? Где собака зарыта?»

В самом центре импровизированной сцены была платформа (тоже из ящиков для апельсинов), внутри которой было спрятано загадочное устройство, изобретенное Хилли. На него и пошли те батарейки, которые Дэвид видел в комнате Хилли в тот раз и детали старого маминого шкафа, того, что в холле. Доска, положенная на ящик из-под апельсинов, была спилена по углам, задрапирована куском материи. К своему изобретению, заставляющему вещи исчезать и появляться, Хилли присоединил педаль от швейной машинки и все то, что его мама купила в магазине радиопринадлежностей.

Хилли давно уже предвкушал этот фокус. Правда, он не учел, что к этому моменту зрители уже заскучали и упали духом.

— Итак, фокус первый: исчезновение помидора! — провозгласил Хилли. Он извлек помидор из коробки «магических принадлежностей» и выставил его на всеобщее обозрение. — Любой из зрителей может удостовериться, что это действительно помидор, а не только видимость. Пожалуйста! Вы, сэр! — он кивнул своему отцу, который лениво привстал и подтвердил:

— Это помидор, Хилли, я вижу.

— Прекрасно! Теперь — «Тайна Востока»… исчезновение! Хилли положил помидор на середину белой доски и накрыл ее маминой шелковой косынкой. Он проделал магические пассы над ним и сказал заклинание: «Фокус-мокус!»; при этом Хилли незаметно надавил на замаскированную педаль от швейной машинки. Раздалось короткое, чуть слышное жужжание.

Бугорок под косынкой исчез. Доска оставалась гладкой и монолитной. Он приподнял ее и показал зрителям, чтобы они убедились, что доска пуста, после чего он ждал возгласов удивления. Но пожал лишь скудные аплодисменты.

Только из вежливости, не более.

Вероятно, миссис Греншау подумала следующее: «Люк. Люк и ничего другого. Просто диву даюсь, что сижу на солнцепеке и смотрю, как этот придурок проталкивает помидор в люк; и все для того, чтобы продать его маме флакон духов. Ну и ну!»

Хилли потерял самообладание.

— А теперь — еще одна «Тайна Востока»! Возникновение исчезнувшего помидора! — Он нахмурился и бросил уничтожающий взгляд в сторону миссис Греншау. — И если некоторые из вас достаточно глупы, чтобы подозревать что-то вроде люка, ну что ж, я полагаю, что они знают человека, который может извлечь помидор обратно из люка. Но для этого ему придется основательно потрудиться, так ведь?

Выслушивая эту тираду миссис Греншау теребила подлокотники и смущенно улыбалась. Похоже, Хилли воспринимал ее мысли, как антенна радиоволны.

Он снова водрузил доску на ящик. Проделал пассы. Нажал на педаль. Что-то круглое вздулось под голубым шелком. Торжествуя, Хилли сорвал косынку и продемонстрировал помидор.

— Та-да-та-да! — закричал он.

Вот теперь раскроются рты от изумления!

Еще немного вежливых аплодисментов.

Барни Эпплгейт зевнул.

За что Хилли с удовольствием бы его расстрелял.

Поначалу Хилли планировал приберечь трюк с помидором для эффектного финала; хорошо задумано, однако действительность вносит свои коррективы! Все получилось не так, как он предполагал. В своем простительном возбуждении из-за изобретения, которое действительно заставляло предметы исчезать (он уже подумывал, не предложить ли свое изобретение Пентагону, разумеется, после того, как выйдет его фотография на обложке «Ньюсуик», как величайшего фокусника в истории), Хилли упустил из виду две важные вещи. Во-первых, никто, будь то взрослый или ребенок, присутствуя на демонстрации фокусов, не поверит, что предметы действительно исчезают; во-вторых, повторяя однотипные фокусы, он лишает их новизны. Стирается свежесть восприятия.