Этим человеком был Джим Гарденер. Бобби отправилась вздремнуть — Гарденер уговорил ее сделать это. Никто из них не собирался работать в полуденную жару — особенно Бобби. Она немного оправилась от того жуткого состояния, в котором ее обнаружил Гарденер, но передвигалась еще с трудом, к тому же у нее резко начались Месячные.

Интересно, — размышлял он мрачно, — когда ей потребуется переливание крови вместо просто пары железосодержащих таблеток в день? Но это было маловероятно, и он это знал. У его бывшей жены были ужасающе болезненные менструальные проблемы, возможно, потому, что ее мать принимала диэтилстилбестрол. Таким образом, он получил бесплатный курс по функциям человеческого тела, функциям, которые его тело никогда не смогло бы выполнить, и он знал, что предположения непрофессионалов о менструации — ежемесячный поток крови из влагалища — просто не соответствуют действительности. Большинство материалов, из которых состояли менструации, были далеко не кровью, а бесполезными тканями. Таким образом, менструация являлась эффективным очистительно-восстановительным процессом, благодаря которому женщина имела возможность вынашивать ребенка.

Нет, он сомневался, что Бобби истечет кровью до смерти… за исключением разрыва матки, что было очень маловероятно.

Говно собачье. Ты не можешь знать, что в этой ситуации вероятно, а что нет.

О'кей. Довольно справедливо. К тому же он знал, ежели на то пошло, что женщины не созданы для того, чтобы менструировать день за днем и неделю за неделей. По сути, и кровь, и ткани были одной и той же вещью — материалом, из которого была сделана Бобби Андерсон. Это выглядело как каннибализм, но…

Нет. Это не было каннибализмом. Это было, как будто кто-то включил ее термостат до конца шкалы, и она сжигала себя. Она почти опрокидывалась пару раз во время периодов жары на прошлой неделе, и Гарденер знал об этом, и, хотя это звучит абсурдно, поиски маленького Брауна на самом деле явились некоторым отдыхом для Бобби.

Гарденер слабо верил в то, что ему удастся заставить ее поспать.

Но где-то без четверти три Бобби сказала, что она действительно слегка устала и, возможно, смогла бы немного вздремнуть. Она спросила Гарденера, не собирается ли он также прервать на часок изнуряющую работу.

— Да, — ответил он. — Я сначала несколько минут посижу на веранде и почитаю. И прикончу это шампанское, пока буду там.

— Хорошо, только не болтайся там слишком долго, — сказала Бобби. Полуденный отдых тебе тоже не повредит.

Но он проболтался там достаточно долго, попивая шампанское; почти до трех, когда грохот прокатился по полям и холмам между ними и городом — примерно пять миль.

— Что за твою мать…

Грохот становился громче… и внезапно он увидел это, что-то кошмарное, это начиналась белая горячка, точно, это она, точно, мать ее. Это была не пишмашинка-телепат или нагреватель воды из воздуха — это была, твою мать, кирпичная ракета, взлетающая из Хэвен Виллэдж, и это было действительно так, эй, все сюда, друзья, соседи, у меня точно съехала крыша.

Только перед тем, как она взорвалась, озарив небо зеленым огнем, он узнал ее и понял, что это была не галлюцинация.

Это была сила Бобби Андерсон; это было то, что они собирались использовать, чтобы остановить ядерную гонку вооружений, кровавый поток всемирного безумия. Это было именно оно, поднимающееся в небо на столбе пламени: кто-то ненормальный в городе каким-то образом заложил взрывчатку под ратушу и поднес к ней спичку и только что отправил башню с часами Хэвена в небо, как долбаную римскую свечу.

— Вашу мать, — с тихим ужасом прошептал Гарденер. Вот оно, Гард! Вот будущее! Ты этого хотел? Потому что эта женщина там сходит с ума и ты это знаешь… все признаки налицо. Хочешь ли ты отдать эту мощь в ее руки? Хочешь?

Она не сумасшедшая, — испуганно ответил Гарденер. — Совсем не сумасшедшая, и не думаешь ли ты, что то, что ты сейчас видел, изменяет положение вещей? Нет, это только подчеркивает его. Если не я и Бобби, то кто? Полиция Далласа, вот кто. Все будет хорошо, я буду следить за ней, я буду держать ее в руках…

О, это все чудно придумано, пьяный ты мудак, просто великолепно! Невероятная вещь в небесах взорвалась, заполнив небо зеленым огнем, Гарденер прикрыл глаза. Он поднялся на ноги. Вбежала Бобби.

— Какого дьявола, что это было? — спросила она, но она знала… она знала, и Гарденер, с холодной внезапной уверенностью, знал, что она знала.

Гарденер смог выстроить барьер в своем мозгу — последние две недели он учился делать это и достиг полного успеха. Барьер состоял всего лишь из постоянного повторения старых адресов, обрывков стихов, строф песен… но он срабатывал. Как он обнаружил, было совсем не сложно запускать такую отражающую смесь; это не намного отличалось от того постоянного течения мыслей, которое происходит все время в голове почти каждого человека (он может быть изменил бы свое мнение, если бы знал о мучительных попытках Рут Маккосланд скрыть свои мысли. Гарденер и не представлял от скольких неприятностей его избавляла эта железная полоса в его голове). Он заметил, что Бобби подозрительно и загадочно смотрела на него, и, хотя она стала смотреть в другую сторону, как только увидела, что Гарденер наблюдает за ней, он знал, что она пытается прочесть его мысли… усиленно пытается… но у нее ничего не выходит.

Он использовал барьер впервые, чтобы солгать Бобби, с тех пор как создал его 5 июля, почти три недели назад.

— Я точно не знаю, — сказал он. — Я задремал в кресле. Я слышал взрыв и видел мощную вспышку пламени. Вроде как зеленого цвета. Вот и все.

Глаза Бобби изучали его лицо, затем она кивнула.

— Хорошо, я думаю, нам следует поехать в город и посмотреть. Гарденер слегка расслабился. Он не знал точно, почему он солгал, может, потому, что это казалось безопаснее… и она верила ему. И он не хотел подвергать опасности это доверие.

— Ты не против поехать одна? То есть, если тебе нужна компания…

— Нет, все в порядке, — ответила она почти возбужденно и ушла.

Возвращаясь на веранду, после того как он проводил взглядом отъезжающий грузовик, он пнул свой стакан. Пьянство становилось неуправляемым, и было самое время остановиться. Потому что здесь действительно происходило что-то удивительное. И это стоило посмотреть, а когда ты напиваешься, ты слеп.

Это был зарок, который он давал и раньше. Иногда он даже держался какое-то время. Но не сейчас. Когда Бобби вернулась поздно вечером, Гарденер сидя спал пьяный на веранде.

Тем не менее сигнал Рут был принят. Получивший его был обеспокоен своими размышлениями, хотя все еще увлечен проектом Бобби, который тревожил его достаточно для того, чтобы напиваться все больше и больше. Но он был принят и хотя бы частично понят: ложь Гарденера была тому доказательством, если не чем-нибудь еще. Но Рут, возможно, была бы более счастлива другим своим достижением.

С голосами или без голосов, но леди умерла в здравом уме.

Никто в Хэвене не испытывал большего восхищения перед «превращением» чем Бич Джерниган. Если бы Томминокеры Гарда пришли лично к нему с ядерным оружием под мышкой и попросили установить это в каждом из семи крупнейших городов мира, Бич в ту же секунду сел бы на телефон заказывать билеты на самолет. Даже в Хэвене, где тихий фанатизм становился привычным образом жизни, приверженность Бича была неординарной. Если бы он только узнал о все увеличивающихся сомнениях Гарда, то попросту убрал бы того. Надолго. И в тот же день, а то и еще быстрее.

Для подобных чувств у Бича были все основания. В мае — почти сразу после дня рождения Хилли Брауна — у Бича появился непроходящий сухой отрывистый кашель. Его это беспокоило тем сильнее, что не было ни температуры, ни насморка. Джерниган стал волноваться гораздо сильнее, когда с кашлем стало отходить немного крови. Когда ты содержишь закусочную, тебе совсем некстати постоянный кашель. Клиентам это не нравится. Это их нервирует. Рано или поздно кто-нибудь заявит в комитет здравоохранения, и скорее всего ресторанчик прикроют на неделю до выяснения результатов медицинского обследования. Закусочная под названием «Хэвен Ланч» была не так чтобы очень прибыльна (Бич все 12 часов подавал быстроприготавливаемые блюда так что за неделю имел чистыми 65 долларов — и если бы местечко не было таким уютным и чистым, он бы попросту прогорел) и нельзя было допустить, чтобы ее закрыли на неделю, да еще и летом. Оно пока не наступило, но приближалось семимильными шагами. И поэтому Бич отправился к старому Доку Ворвику, а тот направил его на рентген в Дерри Хоум; когда снимки пришли к Доку, тот рассматривал их секунд 20, затем велел позвать Бича и проговорил: