— Не того человека? — задумчиво произнес Чухновский. — Вам лучше знать, тот ли человек понес наказание…

— Мне? — поднял брови Аркадий. — Возможно, я буду знать это, закончив расследование.

— Вы это знаете, — объявил раввин, не обращая внимания на брошенный в его сторону испепеляющий взгляд Виктора. От напряженного внимания Аркадия этот взгляд, однако, не скрылся, и почему-то именно в этот момент движением сознания, будто тонкими пальцами сложив все элементы мозаики, Аркадий — нет, не понял еще, но интуитивно прочувствовал мысль, от которой у него захолодели ноги, а по рукам побежали сонмы мурашек, заставляя мышцы ослабнуть и опустить тело на подушки.

— Видишь ли, Аркадий, — кашлянув, сухо сказал Виктор, — вывод, который приходится сделать, исходя из материалов следствия, к сожалению, однозначен. Минуту назад ты, сам, видимо, о том не догадываясь, поставил последнюю точку. Я расцениваю это как признание.

— Признание… чего?

— Признание в убийствах, — пояснил Виктор, наклонившись над Аркадием и удерживая его за плечо, будто боялся, что даже в этом своем состоянии Аркадий сумеет то ли убежать, то ли, напротив, напасть на присутствующих. — Признание в том, что ты убил Подольского Генриха Натановича, Метальникова Владислава Тимофеевича, Раскину Наталью Леонидовну и Можейко-Винокур Елену Алексеевну. Четыре человека, — вздохнул Виктор, — и я впервые сталкиваюсь со случаем, когда убийца сам ведет расследование, не подозревая о том, что смотрится в зеркало…

— Ты сошел с ума? — сказал Аркадий, не обнаружив в лице Виктора даже намека на шутку.

— Ровно в той же степени, что и ты, — ответил Виктор. — Ровно в той же. Кстати, как и ты, я атеист. В Бога не верю. Вера иррациональна изначально, с помощью аргументов невозможно заставить человека поверить. Жена изменила, мужу показывают видеофильм, а он, заламывая руки и угрожая убить негодяйку, шепчет в промежутках между воплями о мести: «Не верю!» И не верит даже тогда, когда закалывает изменницу и идет в полицию признаваться.

— Дело Ивана Приходько, — пробормотал Аркадий.

— Вот именно. Отелло — противоположный случай. Он поверил в измену Дездемоны, хотя аргументов было кот наплакал, а доказательств, с точки зрения нормальной процедуры расследования, никаких.

— При чем здесь…

— При том. Я хочу сказать, что в Бога не верю, но по делу имею результат, прямо указывающий на тебя, как на исполнителя божественной воли. Окончательное доказательство может быть получено только от тебя.

— Признание? — усмехнулся Аркадий. Им почему-то овладело состояние, близкое к полной душевной расслабленности. Он готов был не только слушать, не только отвечать на конкретные вопросы, но и сам искать доказательства — находить истину, какой бы она ни была.

— Признаваться будешь сам себе, — усмехнулся Виктор. — Или ты изменил свое мнение о признании как о царице доказательств?

— Нет, — дернул головой Аркадий.

— Ну и хорошо. Мне лично не нужно твое признание для завершения расследования. От тебя мне нужны факты, которых я еще не знаю. Ты, возможно, не знаешь тоже, но должен вспомнить.

— Вспомнить то, чего не знаю?

— Именно, — кивнул Виктор. — Поэтому мы с Пинхасом Рувимовичем тебя сейчас так тщательно обрабатывали, используя все доступные сознанию и подсознанию вешки и знаки. Ты ведь это понял, верно?

— Понял…

— В таком случае давай начнем официальную часть. Согласен?

— Что я могу сказать… Послушай, Виктор, это же просто…

Он хотел сказать «это просто чушь», но слово не проговаривалось, оно застряло в одной из щелей сознания и отсекло все прочие слова, которые могли бы прийти на ум. Из этого определенно следовало, что гипнотическое воздействие Виктора блокировало эту часть мозга, слова «чушь», «чепуха», «ерунда», «бред» мешали работе подсознания, эти вешки следовало убрать, Виктор это сделал своими, казалось бы, не к месту разговорами о вере в Бога и о венецианском мавре. Искусная работа, Аркадий подумал, что сам бы так не сумел, ему недоставало опыта, а Виктор, конечно, ас…

Но что теперь говорить?

— Согласен, — сказал Аркадий.

— Отлично, — вздохнул Виктор с облегчением. Он знаком показал Чухновскому отодвинуть стул подальше к окну, а Подольскому — встать или сесть, если ему будет угодно, ближе к стеллажу. Оба беспрекословно выполнили распоряжение, понимая, что в противном случае их запрут в соседней комнате, а им до смерти хотелось присутствовать, причем раввин воображал, что обязан здесь быть и все видеть, поскольку это каким-то образом задевало его профессиональную честь.

— Допрос подозреваемого в убийствах первой степени Аркадия Валериевича Винокура, детектива-расследователя частной сыскной компании «Феникс», проводит руководитель компании детектив-эксперт Виктор Николаевич Хрусталев, — сказал Виктор, прикрыв глаза. — Лицензия компании ноль-семь-три-один-четыре от восьмого марта две тысячи пятьдесят шестого года. Всякое вмешательство в ход допроса со стороны любого из присутствующих свидетелей наказывается, согласно процессуальному кодексу России, административным задержанием сроком до семи суток.

Он повернулся в сторону Чухновского и Подольского, но те слушали и смотрели со вниманием, заведомо исключавшим любую степень вмешательства. Виктор кивнул и продолжил:

— Аркадий, нам с тобой придется кое-что повспоминать, начиная со вчерашнего вечера, а именно — с двадцати двух часов, с того момента, когда Подольский вернулся в свою комнату в «Рябине».

Аркадий кивнул, подтверждая, что слышит и все понимает.

— Где ты находился в это время, с кем, чем занимался и о чем думал? Отвечай последовательно. Вопрос первый: где?

— Дома… Я вернулся после посещения арестованного Николая Примакова, дело дознанием было закончено, я оформил протокол и по дороге домой заехал в судебную палату, передал дискету секретарю Толстовского отделения страхового суда господину… м-м… Игорю Стародубцеву.

— Кто был дома, когда ты вернулся?

— Алена и Марина. Алена смотрела сериал, Марина говорила с подругой по видео.

— Чем занялся ты?

— Никто на меня не обращал внимания, и я пошел в кухню. Хотел включить свет, но…

Аркадий замолчал, потому что лишь сейчас вспомнил свои ощущения в тот момент, когда вошел в темную кухню, куда свет падал лишь из дверного проема и выглядел тонким щупальцем, прилепившимся к липкому вязкому мраку. Из мрака…

«Господи»… — сказал Аркадий.

Перед глазами пробежали, сворачиваясь и уносясь вдаль, белые, зеленые и желтые окружности, но через секунду воображение сконцентрировалось, и Аркадий вернулся в кухню, вошел в нее из ярко освещенного салона, остановился на пороге, поправ ногами щупальце света и не в силах сделать следующий шаг.

Кто-то был здесь. Кто-то стоял у плиты, устремив на Аркадия холодный взгляд. Ощущение было мимолетным, но очень определенным — настолько, что правая рука сама собой устремилась вперед, и лишь сознательная воля остановила на полпути это движение, которому неминуемо пришлось бы разбиться о пустоту, поскольку в кухне, естественно, никого не было и быть не могло, а существо, притаившееся у дальней стены, было игрой полутеней на поверхности шкафа, в котором хранились многочисленные аленины кухонные автоматические устройства.

Аркадий сделал шаг, ощущая, что ноги не желают его слушаться, как не желал почему-то и разум воспринимать отсутствие в кухне постороннего. Там кто-то стоял, и вопреки очевидному, Аркадий был в этом подсознательно убежден.

Он заставил себя подойти к плите и только после этого подумал о том, что не включил света.

Аркадий обернулся и увидел на стене кухни лицо.

— Господи… — повторил Аркадий, потому что лишь сейчас, больше суток спустя, он это лицо узнал.

— Я вошел в кухню, чтобы приготовить себе ужин, — медленно заговорил Аркадий, стараясь подбирать точные слова, потому что все, им сейчас сказанное, имело характер официальных (только ли свидетельских?) показаний и могло быть обращено против него. — Я вошел, в кухне было темно, и я не стал включать свет. Почему — не знаю. На дальней стене… кафельная стена белого цвета, хороший экран… я неожиданно увидел лицо… черно-белое, как в кино прошлого века. Я подумал, что это игра света и тени — все равно что узнать воздушный корабль в летящем в высоте облаке… Это было лицо Генриха Натановича Подольского.