— А теперь ступай, — говорит мэр.

— Спасибо!

Джеймс роняет руки и часто, удивленно моргает. Потом бросает мне какую-то странную улыбочку и уходит вглубь лагеря.

— Не может быть, — говорю я мэру. — Ты говорил, что совсем недавно научился управлять людьми! Ты же говорил.

Не ответив, он отворачивается к холму.

Я пялюсь ему в спину, понемногу соображая:

— Но ты становишься сильнее. И если Шум вылечить…

— Лекарство, как выяснилось, не только прятало от меня их мысли. Оно делало людей, скажем так, недоступнее. Чтобы сдвинуть с места человека, нужен рычаг. И Шум оказался очень неплохим рычагом.

Я снова оглядываюсь по сторонам:

— Но зачем? Они ведь и так пошли за тобой!

— В целом да, Тодд, но внушение никому не повредит. Ты не мог не заметить, как быстро они выполняют мои приказы в бою.

— Ты задумал получить контроль над всей армией, — говорю я. — Над всем миром.

— О, в твоих устах это звучит так зловеще! — Он улыбается своей фирменной улыбочкой. — Обещаю использовать свой дар лишь во имя общего блага.

Тут за нашими спинами раздаются быстро приближающиеся шаги. Это мистер О’Хара, лицо у него красное, и он никак не может перевести дух.

— На разведчиков напали, — выдыхает он. — С юга и с севера вернулось по одному человеку. Очевидно, их оставили в живых спецально — чтобы они рассказали нам о случившемся. Всех остальных спэклы перебили.

Мэр морщится и снова поворачивается к холму:

— Так вот, значит, как они решили играть.

— И что это значит?

— Они атакуют с южного и северного холмов. Первый шаг к неизбежному.

— Это к чему?

Мэр приподнимает брови:

— Они нас окружают, разумеется.

Жеребенок, радостно встречает меня Желудь. Я даю ему яблоко, которое стащила с продуктового склада. Его стойло находится на краю леса, где Уилф разместил всех животных «Ответа».

— От него не слишком много хлопот, Уилф?

— Не, мэм, — отвечает он, подвешивая торбы с кормом к мордам быков, что стоят рядом с Желудем. УИЛФ, говорят они за едой. УИЛФ, УИЛФ.

— А где Джейн? — спрашиваю я, оглядываясь по сторонам.

— Помогает целительницам делить еду, — отвечает он,

— Похоже на нее. Слушай, а ты Симону не видел? Мне надо с ней поговорить.

— Она ушла на охоту с Магнусом. Я слышал, как госпожа Койл ей предложила.

С тех пор как в лагере начали появляться горожане, добыча еды стала самой животрепещущей проблемой. Госпожа Лоусон, как обычно, следит за продовольствием и налаживает систему выдачи еды вновь прибывшим, но запасов «Ответа» надолго не хватит. Чтобы хоть как-то их восполнять, Магнус собирает охотничьи отряды и уходит с ними в лес.

Госпожа Койл тем временем занялась своими непосредственными обязанностями и лечит женщин, у которых началось воспаление от железных лент. Состояние у всех разное. Некоторые едва держатся на ногах, других беспокоит разве что сыпь. Но, так или иначе, пострадали все. Тодд сказал, что в городе мэр тоже оказывает медицинскую помощь женщинам; он якобы страшно озадачен, взволнован и твердит, что это не входило в его планы.

Мне становится еще хуже,

— Наверно, я была в палате, когда она ушла, — говорю я. Рука опять начала гореть, и лихорадка, похоже, возвращается. — Тогда придется поговорить с Брэдли.

Я ухожу обратно к разведчику, но успеваю расслышать напутствие Уилфа. «Удачи!» — говорит он мне вслед.

Подходя к кораблю, я прислушиваюсь к Шуму Брэдли — он по-прежнему громче, чем у всех здешних мужчин. Наконец я замечаю его ноги, торчащие из переднего отсека корабля; рядом лежат инструменты и лист обшивки.

Двигатель, думает он. Двигатель и Война и Ракеты и Еды мало и Симона на меня даже не смотрит и Кто здесь?

— Кто здесь? — спрашивает он вслух, вылезая наружу.

— Всего лишь я.

ВИОЛА, думает он.

— Чем могу помочь? — спрашивает Брэдли. Куда формальней, чем мне бы хотелось.

Я рассказываю ему новости от Тодда: про спэклов и убитых разведчиков мэра. Возможно, враг начал действовать.

— Я попробую что-нибудь придумать с зондами, — со вздохом говорит Брэдли и обводит взглядом лагерь, который теперь полностью окружил корабль-разведчик и простирается во все стороны от поляны: самодельные палатки из подручных материалов стоят даже в чаще леса. — Мы теперь должны защищать этих людей. Это наш долг, раз уж мы сами повысили ставки.

— Прости, Брэдли. Я просто не могла поступить иначе.

Он вскидывает голову:

— Нет, могла! — Он поднимается на ноги и еще решительней повторяет: — Могла! Сделать выбор порой бывает невероятно трудно, но не невозможно.

— А если бы там была Симона, а не Тодд? — спрашиваю я.

Симона и его чувства к ней тотчас занимают весь Шум Брэдли. Похоже, эти чувства все-таки не взаимны.

— Ты права, я не знаю, как поступил бы на твоем месте. Надеюсь, я сделал бы правильный выбор, но все равно это был бы выбор. Виола. Говорить, что выбора у тебя не было, — значит снимать с себя всякую ответственность, а так взрослые люди, люди с принципами, не поступают.

Ребенок, звучит в его Шуме. ВСЕГО ЛИШЬ ДИТЯ.

— А я в самом деле верю, что у тебя есть принципы, — смягчается он.

— Правда?

— Конечно! Но ты должна научиться нести ответственность за свои решения. Учиться на своих ошибках. Использовать свой опыт, чтобы все исправить.

И я вспоминаю слова Тодда: «Рано или поздно мы все падаем. Но вопрос в другом: сможем ли мы снова подняться?»

— Знаю. Я и пытаюсь все исправить.

— Верю, — кивает Брэдли. — Я тоже пытаюсь. Ты ударила по спэклам, но ведь мы тебе позволили. -

Я снова слышу СИМОНУ в его Шуме, но вокруг ее имени — острые шипы какого-то недопонимания. — Пусть Тодд передаст мэру, что мы будем помогать только в спасении жизней и действуем исключительно во имя мира.

— Я уже сказала.

Видимо, у меня настолько искреннее лицо, что Брэдли наконец улыбается. Я так давно этого ждала! Сердце радостно подпрыгивает в груди. Потому что его Шум тоже улыбается. Чуть-чуть.

Из палатки-лазарета выходит госпожа Койл. Ее халат перепачкан кровью.

— Увы, — говорит Брэдли, — путь к миру лежит через нее.

— Да, но у нее всегда такой занятой вид. Ей не до разговоров.

— Может, тебе тоже заняться делом? — предлагает Брэдли. — Если ты, конечно, в силах.

— Неважно, в силах я или нет. По-другому просто нельзя. — Я оглядываюсь на Уилфа, который продолжает кормить животных. — И кажется, я знаю, кого спросить.

«Мой ненаглядный сын, — читаю я. — Мой ненаглядный сын…»

Этими словами моя ма начинала каждую страницу своего дневника — ими она обращалась ко мне еще до моего рождения и сразу после, рассказывая обо всем, что происходило с ней и па. Я сижу в палатке и пытаюсь читать ее записи.

Мой ненаглядный сын.

Увы, почти все остальное для меня — темный лес. Я вожу пальцами по строчкам на одной странице, потом перехожу на следующую, вглядываясь в вереницы написанных от руки слов.

Это моя ма говорит и говорит…

Но я ее не слышу.

Кое-где встречается мое имя, его я узнаю. И еще имя Киллиана. И Бена. Сердце начинает тихонько ныть. Мне хочется узнать, что моя ма говорит про Бена — Бена, который меня вырастил и которого я потерял — дважды. Мне хочется услышать его голос.

Но я не могу…

(клятый идиот)

И тут до меня доносится: Еда?

Я откладываю дневник и высовываю голову из палатки. На меня смотрит Ангаррад. Еда, Тодд?

Я тут же вскакиваю, тут же подлетаю к ней, тут же соглашаюсь на все просьбы.

Потомушто она впервые назвала меня по имени с тех пор…

— Конечно, милая, — говорю я. — Сейчас принесу.

Она тычет носом мне в грудь — почти игриво, — и у