— Нам пора возвращаться. — Я выкручиваю шею и смотрю на корабль-разведчик. — Полагаю, управлять этой штукой он тебя не научил?

И тогда Тодд говорит:

— Виола.

Я перевожу взгляд на него.

— Я не хочу становиться мэром.

— И никогда не станешь. Это невозможно.

— Нет, я про другое.

Тодд снова заглядывает мне в глаза.

Я чувствую, как внутри него просыпается безудержная сила, наконец свободная от влияния мэра…

Он открывает мне Шум.

Все шире, шире, и шире…

И вот он уже весь передо мной, как на ладони, я вижу все, что случилось, все. что он чувствовал…

И чувствует.

Чувствует ко мне

— Знаю, — говорю я. — Я снова читаю тебя, Тодд Хьюитт.

Он улыбается своей кривоватой улыбкой…

И вдруг со стороны леса раздается какой-то звук.

[Небо]

Мой бэттлмор выскакивает на побережье, и на миг я теряю самообладание: огромный океан заполняет весь мой голос…

Но зверь мчится дальше, сворачивая к заброшенному поселению Бездны…

Я опоздал.

Любовь Ножа и ее лошадь стоят на берегу…

Но самого Ножа нигде не видно…

Его любовь почему-то в объятьях вожака Бездны, военная форма которого кажется темным пятном посреди песка и снега. Он сжимает ее в руках, не выпускает…

Значит, Нож умер…

Нож умер…

Внутри меня открывается странная пустота при этой мысли…

Ибо не только утрата любимых, но и утрата ненавистных оставляет в душе дыру…

Однако это чувства Возвращенца…

А я — больше не Возвращенец…

Я?Небо…

И я заключил мир.

Чтобы защитить этот мир, я должен убить вожака Бездны••

Поэтому я бросаюсь вперед, далекие силуэты приближаются с каждым мгновеньем…

Я поднимаю ружье…

[Тодд]

Я вглядываюсь в стену снега, который валит все сильней и сильней…

? Кто это?

? Явно не лошадь. — Виола отстраняется и делает шаг в сторону. — Это бэттлмор!

— Бэттлмор? Но я думал… И тут из моих легких вышибает весь воздух.

[Небо]

Увидев меня, он отталкивает девчонку.

Теперь я могу стрелять спокойно.

Сзади меня раздается чей-то крик…

Стой!

Но в прошлом промедления стоили мне слишком дорого…

Вместо того чтобы действовать, я сомневался…

Больше я не повторю этой ошибки…

Небо будет действовать…

Вожак Бездны поворачивается ко мне…

Я буду действовать…

(но…)

И я стреляю.

[Виола]

Тодд издает такой звук, словно весь мир рухнул, и хватается за грудь…

За окровавленную, горящую, дымящуюся грудь…

— ТОДД! — кричу я и бросаюсь к нему…

Он падает на песок, рот широко разинут в крике…

Но крика нет, из горла доносится только хриплое клокотание…

Я падаю на него, закрывая своим телом от новых выстрелов. и тянусь к дымящемуся бушлату, который буквально испаряется на его груди…

— ТОДД!

Он с ужасом смотрит мне в глаза, Шум мечется от страха и боли…

— Нет, — говорю я. — Нет, нет, нет, нет…

Я почти не слышу топота копыт подъезжающего к нам бэттлмора…

И другого, что скачет следом…

Голос Бена эхом отскакивает от песка…

Стой! — вопит он.

— Тодд? — Я сдираю с его груди тающие тряпки: под ними открывается ужасный, ужасный ожог, кожа кровит и пузырится, а из горла по-прежнему доносится это страшное клокотание, словно мышцы и легкие ему отказали, он не может заставить их сделать вдох…

Словно он задыхается…

Словно он умирает, прямо здесь и сейчас, на этом холодном заснеженном побережье…

— ТОДД!

Бэттлморы подъезжают ближе…

И я слышу Шум 1017-го, слышу, что это он выстрелил в Тодда…

Слышу, как он сознает свою ошибку…

Он думал, что стреляет в мэра…

Но нет,это неправда, неправда…

За ним едет Бен…

В его Шуме долбится страх…

Я вижу только Тодда…

Только его испуганные глаза…

Распахнутые глаза…

Его шум все твердит: Нет, нет, не сейчас, не сейчас…

И потом: Виола?

? Я здесь. Тодд, — говорю я, срываясь на крик. ? Я ЗДЕСЬ!

Он спрашивает снова: Виола?

Спрашивает…

Как будто не знает, рядом ли я…

А потом его Шум замолкает…

Он перестает бороться…

Он смотрит мне прямо в глаза…

И умирает.

Мой Тодд умирает.

БУДУЩЕЕ МИРА

[Виола]

? Тодд! — кричу я…

Нет…

Нет…

Нет…

Он не может умереть…

Не может…

— ТОДД!!!

Но мои крики не спасут его, не повернут время вспять…

Не заставят его Шум звучать…

Не заставят его глаза видеть меня…

? ТОДД!

Я кричу, но слышу собственный голос как из-под воды, да еще свое дыхание — и больше ничего…

— ТОДД!

Меня обвивают чьи-то руки, это Бен,он падает на песок рядом со мной, его голос и Шум рвутся на куски, твердя имя сына…

Он начинает бросать на грудь Тодда горсти снега, пытаясь остановить кровь…

Но поздно…

Его больше нет…

Его нет…

Вдруг весь мир словно замедляется…

Ангаррад кричит и кричит: Жеребенок!

А Бен приникает лицом к лицу Тодда, пытаясь услышать его дыхание, но не слышит…

— Тодд, пожалуйста!…

Но его голос звучит где-то далеко-далеко…

Мне туда не попасть…

А потом за моей спиной раздаются шаги — я слышу их так отчетливо, словно это единственный звук во всей Вселенной…

Шаги 1017-го…

Он спешился, его Шум ревет раскаянием…

И все спрашивает себя, как он мог так ошибиться…

Я поворачиваюсь к нему…

[Небо]

Она поворачивается ко мне…

И хотя голоса у нее нет, одним взглядом она заставляет меня попятиться…

Потом встает…

И я снова пячусь, роняя ружье на заснеженный песок, лишь теперь сознавая, что до сих пор держал его в руках…

— Ты! — выплевывает она, шагая мне навстречу. Чириканье, которое вырывается из ее рта, звучит ужасно, это звук ярости, звук горя…

Я не знал, — показываю я, продолжая пятиться. — Я думал, это вожак Бездны…

(или нет?)

— Ложь! — кричит она. — Я слышу тебя! Ты сомневался! Сомневался, но выстрелил!…

Эта рана — от оружия Земли. Значит, лекарство Земли может ее исцелить…

— Уже поздно! — кричит она. — Ты его убил!

Я смотрю мимо нее на Источника, который держит Ножа в своих объятьях и прикладывает к его груди комья льда, зная, что это бессмысленно. Боль раздирает в клочья его голос — оба его голоса…

И я вижу, что она права…

Я убил Ножа…

Я убил Ножа…

— ЗАТКНИСЬ!

Я не хотел, — показываю я, запоздало понимая, что я в самом деле не хотел.

— Какая разница! — выплевывает она…

И тут видит оброненное мною ружье…

[Виола]

Я вижу оружие, белую палку на белом снегу…

Я слышу плач Бена: он снова и снова повторяет имя Тодда. Мое собственное сердце разрывается от боли, я едва дышу…

Но я вижу оружие…

Поднимаю его с земли…

И навожу на 1017-го.

Он больше не пятится, только смотрит на меня…

Прости, говорит он, осторожно поднимая руки — эти длинные тонкие руки, которыми он убил моего Тодда-

— «Прости» его не вернет! — сквозь стиснутые зубы кричу я, и хотя мои глаза застланы слезами, в голове наступает какая-то ужасная ясность… Я чувствую вес ружья в руке… Чувствую волю в сердце, которая позволит мне выстрелить…

Вот только я не умею.

— Покажи мне! — кричу я 1017-му. — Покажи, чтобы я могла тебя убить!