— Знаю, — шепчу я, оглядываясь на костер: там Тодд седлает для Брэдли свою лошадь.

— Мы готовы, — объявляет Уилф.

Я крепко его обнимаю:

— Удачи. Уилф! Завтра увидимся.

— И тебе, Виола.

Потом я обнимаю Ли, а он шепчет мне на ухо:

— Я буду очень скучать, когда ты уедешь.

Я отстраняюсь и обнимаю даже госпожу Лоусон.

— У тебя такой здоровый вид, — говорит она. — Прямо не налюбуюсь!

Потом Уилф щелкает поводьями: телега медленно трогается с места и объезжает сперва руины собора а затем одинокую колокольню, которая до сих пор стоит на месте.

Я смотрю им вслед, пока они не скрываются из виду.

И тут мне на нос садится снежинка.

Я лыбаюсь как дурак, ловя руками крупные белые хлопья. Снежинки, похожие на идеально правильные кристаллы, сразу тают на моих красных обожженных ладонях.

? Впервые за много лет выпал, — говорит мэр, глядя в небо вместе со всеми остальными на площади. Снег падает вниз белыми перьями — он всюду, всюду, всюду.

? Разве не волшебство? — спрашиваю я с улыбкой. — Эй, Бен!

Он стоит чуть поодаль и знакомит Ангаррад со своим бэттлмором.

— Подожди минутку, Тодд, — говорит мэр.

— Чего? — нетерпеливо спрашиваю я, потомушто мне куда больше хочется смотреть на снег вместе с Беном, чем с мэром.

— Кажется, я понял, что с ним случилось. — Мы оба смотрим на Бена, который все еще разговаривает с Ангаррад и другими лошадьми.

— Ничего с ним не случилось. Он по-прежнему Бен.

— Да? Спэклы ведь открыли его нараспашку. Мы пока не знаем, как это может отразиться на человеке.

Я хмурюсь, чувствуя муть в животе. Это поднимается гнев.

И отчасти — страх.

? Да все с ним хорошо!

? Я просто волнуюсь за тебя, Тодд, — бутто бы искренне произносит мэр. — Я вижу, как ты рад возвращению Бена. Как много для тебя значит снова обрести отца.

Я внимательно вглядываюсь в него, не давая Шуму отяжелеть: мы с ним словно камни, которые ничего не излучают и ничем не делятся друг с другом.

Камни, которые медленно заносит снегом.

— Думаешь, ему что-то грозит? — наконец спрашиваю я.

— Наша планета — это поток информации. Бесконечный, неостановимый поток, — говорит мэр. — Информации, которую она хочет тебе дать и которую хочет взять, чтобы раздать остальным. Что с этим можно поделать? Варианта всего два. Можно управлять информацией, которую ты отдаешь миру, как делаем мы с тобой…

— А можно полностью открыться, — говорю я, глядя на Бена: тот ловит мой взгляд и улыбается.

— Какой из вариантов правильный… что ж, скоро узнаем. Но я бы на твоем месте приглядывал за Беном. Ради его же блага.

— Можешь не волноваться, — говорю я. — Я буду заботиться о нем всю оставшуюся жизнь.

Я тоже улыбаюсь, мне все еще тепло от улыбки Бена, но во взгляде мэра я успеваю заметить какой-то странный проблеск.

Проблеск боли.

Но он мгновенно исчезает.

— Надеюсь, обо мне ты тоже не забудешь, — говорит мэр. — Не дашь мне сойти с пути истинного.

Я сглатываю слюну:

— Ты прекрасно справишься и без меня.

Снова боль.

— Да… да, наверняка справлюсь.

— Ты как будто в муке вывалялся, — говорю я Тодду.

— Ты тоже!

Я встряхиваю головой, и с волос сыпятся снежные хлопья. Я уже сижу на Желуде и слышу, как остальные лошади приветствуют Тодда, особенно Ангаррад.

Она красавица, говорит Бен со своего бэттлмора. И, сдается, немного влюблена.

Жеребенок, ржет Ангаррад, опуская голову перед бэттлмором и кокетливо косясь в сторону.

— Ваша главная задача — успокоить спэклов, — говорит мэр, подходя к нам. — Скажите им. что наше стремление к миру ничуть не ослабло, наоборот, окрепло. А потом попробуйте добиться от них какого-нибудь наглядного проявления доброй воли.

— Пусть медленно откроют плотину, например, — кивает Брэдли. — Согласен. Это поможет нашим людям не терять надежды.

— Мы сделаем все, что в наших силах, — говорю я.

— Не сомневаюсь, Виола, — улыбается мэр. — Ты всегда так поступала.

Но я вижу, что его внимание приковано к прощающимся Тодду и Бену.

Мы расстаемся всего на несколько часов, тепло и ласково говорит Бен.

— Береги себя, — отвечает Тодд. — Не хочу потерять тебя в третий раз.

Да уж, вот было бы невезение, улыбается Бен.

И они обнимаются, тепло и крепко, как отец с сыном.

Я не свожу глаз с мэра.

? Удачи, — говорит Тодд, подходя ко мне. И уже тише добавляет: — Подумай о моем предложении. Подумай о будущем. — Он робко улыбается. — Раз уж теперь оно у нас есть.

? Ты уверен, что мы поступаем правильно? Брэдли мог бы и сам…

— Я же говорю, мэр хочет со мной попрощаться. Потому он такой странный. Это конец.

— С тобой точно все будет хорошо?

— Точно. Я столько времени его терпел — потерплю и еще пару часов.

Несколько секунд мы молча держимся за руки.

— Я согласна. Тодд, — говорю я. — Уедем вместе.

Он ничего не говорит, только стискивает мою ладонь и подносит ее к лицу, словно хочет меня вдохнуть.

— Снег повалил сильнее, — замечаю я.

Виола, Бен и Брэдли выехали несколько минут назад, и я не свожу глаз с проекции: они начали медленно подниматься по склону к спэклам. Виола сказала, что свяжется со мной по комму, как только они доберутся до места, но я все равно за ними присматриваю — никому от этого вреда не будет, так ведь?

— Хлопья крупные и мягкие, такшто волноваться не о чем, — говорит мэр. — Вот когда снег мелкий и колкий, жди снежной бури. — Он смахивает снежинки с рукава. — А эти — ерунда, ложное предвестие.

— И все же это снег, — говорю я, глядя на лошадей и бэттлморов вдали.

— Пойдем, Тодд. Мне нужна твоя помощь.

— Помощь?

Он показывает на свое лицо:

— Я хоть и говорю, что никаких травм у меня нет, но с целебным гелем в это верится лучше.

— Так пусть госпожа Лоусон…

— Она вернулась на холм, забыл? Пойдем, заодно смажешь себе руки. Отлично помогает.

Я опускаю глаза: действие лекарства постепенно слабеет, и руки в самом деле начало жечь.

? Хорошо.

Мы возвращаемся на корабль, который стоит в углу площади неподалеку от нас, поднимаемся на борт и проходим в палату. Там мэр садится на койку, скидывает бушлат и аккуратно кладет его рядом, а потом начинает отклеивать пластыри с головы и шеи.

? Зачем? — спрашиваю я. — Они еще свежие.

? Очень тугие, — отвечает он. — Наложи мне новые, но посвободней.

Я вздыхаю:

— Ладно.

Подхожу к шкафчику с медикаментами и достаю оттуда новые пластыри и целебный гель. Отклеив защитный слой, я прошу мэра наклониться вперед и свободно накладываю пластыри на страшные ожоги.

— Выглядит жутко, — говорю я, осторожно придавливая пластырь.

— Все могло быть гораздо хуже, если бы не ты, Тодд. — Мэр облегченно вздыхает: лекарство начинает проникать в кровь. Он подставляет мне улыбающееся лицо — улыбка кажется почти грусной. — Помнишь, как я накладывал тебе пластыри? Ох и давно это было…

— Век не забуду, — бормочу я.

Мне кажется, именно тогда мы впервые по-настоящему поняли друг друга. Ты осознал, что я не такой уж злодей.

? Может быть. — Я зачерпываю гель двумя пальцами и размазываю по его лицу.

? Тогда все и началось.

? Для меня все началось гораздо раньше.

? Теперь пластыри мне накладываешь ты. В день, когда все закончится.

Я замираю на месте:

— Что закончится?

— Бен вернулся, Тодд. Я не дурак и все понимаю.

— Ты о чем? — настороженно спрашиваю я.

Мэр снова улыбается — на сей раз не скрывая печали

— Я по-прежнему могу тебя читать, — говорит он. — Никто на планете не может, а я могу. Впрочем, я ведь не похож на остальных, верно? Я могу читать тебя, даже когда ты молчалив, как черное небо над нашими головами.