Радость…
Меня наполняет радость…
— Так же, как вожак спэклов управляет своим народом, — продолжает мэр. — Вот чей голос я слышал. Единый глас. Они — это он, а он — это они, так устроена планета, так они живут, растут и учатся. — Его дыханий учащается. На лице блестит целебный гель — мэр словно выныривает из-под воды. — Я могу стать таким же вожаком для людей. Я могу стать их голосом. И ты мне поможешь. Ты поможешь мне стать лучше. Ты поможешь мне стать хорошим.
И я начинаю думать…
Что это возможно…
Я мог бы…
(нет…)
— Отпусти, — говорю я.
— Еще в Прентисстауне я понял, что ты особенный мальчик, — продолжает мэр, не отпуская. — Но лишь севодня, лишь когда ты меня спас, я уяснил почему. ? Он хватает меня еще крепче. — Ты — моя душа, Тодд. — От напора в его голосе толпа вокруг слегка покачивается их Шум согласно бормочет. — Ты моя душа, и я искал тебя, даже не сознавая этого. — Он изумленно и радостно улыбается. — А теперь я нашел тебя, Тодд, нашел!
Тут раздается звук — другой звук; от края площади к нам движется рокочущее бормотание.
— Спэкл, — шепчет мэр за секунду до того, как я сам вижу в Шуме толпы удивительно ясную картинку.
По дороге едет спэкл на бэттлморе.
— И… — Мэр чуть хмурится, вглядываясь в толпу.
— Что «и»?
Но тут я сам все вижу…
Спэкл не один…
По дороге идет два бэттлмора…
А потом…
Потом я слышу нечто такое, отчего весь мир переворачивается с ног на голову…
[Виола]
Я врываюсь в толпу, все меньше заботясь о чужих ногах и боках — тем более, меня никто не замечает. Даже женщины оцепенели, на их лицах — такое же странное нетерпение…
? Дорогу, — цежу я, скрипя зубами. Потому что до меня наконец дошло: ну разумеется. Мэр влез в голову Тодду, разумеется! И да, пусть Тодд немножко его изменил, изменил к лучшему, но мэр всегда был сильнее, умнее и хитрее, а то, что он изменился к лучшему, еще не значит, что он стал хорошим и дорым, вовсе нет, теперь он меняет Тодда, ну конечно, как я могла быть такой тупицей и не замечать этого, не попытаться с ним поговорить…
Не попытаться спасти.
— Тодд! — кричу я.
Но мой крик тонет в волне Шума: она идет издалека и несет картинку того, что видят стоящие на краю площади люди…
Два спэкла едут по дороге…
Два спэкла на бэттлморах, один сидит, второй стоит…
Я потрясенно сознаю, что стоящий спэкл — тот самый, который напал на меня…
Но почувствовать что-либо я не успеваю: картинка меняется…
Сидящий спэкл — вовсе не спэкл…
Это человек.
Точно эстафетную палочку, толпа передает звук…
Песню…
[Тодд]
Сердце уходит в пятки, дыхание спирает, а ноги уже сами несут меня вперед, прочь от мэра, который пытается меня удержать и оставляет на руках синяки… Но я бегу… Господи, я бегу…
— Тодд! — кричит он мне вслед. В голосе — неподдельный шок, неподдельная боль из-за того, что я убегаю…
Но я убегаю…
Ничто меня не остановит…
— С ДОРОГИ! — ору я…
Солдаты и горожане расступаются, бутто бы не по своей воле…
Так и есть…
? Тодд! — опять раздается голос мэра, но уже издалека…
Потомушто впереди…
О господи я не могу поверить этого не может быть. •
— С ДОРОГИ!!!
Я пытаюсь прислушаться, услышать песню… А толпа все расступается, точно перед пожаром… И тут я вижу в их Шуме спэкла…
Это 1017-й…
Спэкл на первом бэттлморе — 1017-й!!!…
— НЕТ! — вскрикиваю я и припускаю еще быстрей…
Потомушто я не знаю, что здесь делает 1017-й и как это понимать…
Но это действительно Бен…
Я вижу его тем яснее, чем ближе подбегаю…
Гораздо лучше, чем в обычном Шуме…
— Тодд! — раздается сзади…
Но я не останавливаюсь…
Я уже совсем рядом и даже вздымающийся РЕВ толпы не в силах заглушить…
Песню…
Ясную как сонце…
Она разрывает мое сердце ровно пополам…
Песня… моя песня…
Как-то ранним утром, на восходе сонца….
У меня из глаз брыжжут слезы, толпа редеет, и дорога, которую они освобождают для меня, сейчас сольется с дорогой, освобожденной для спэкла…
Еще несколько человек…
Всего несколько…
И вот он…
Вот он, прямо передо мной…
Я замираю на месте…
Я замираю потомушто даже стоять толком не в силах…
Когда я произношу вслух его имя, с губ слетает лишь тихий шепот…
Но он его слышит…
Я знаю, он слышит…
— Бен.
[Виола]
Это Бен.
Я отчетливо вижу его в Шуме толпы, словно он стоит прямо передо мной. Впереди на бэттлморе едет спэкл, который пытался меня убить, 1017-й, а за ним на таком же звере едет Бен, и я слышу, как он поет: Песню услыхал я из долины…
Но его губы не шевелятся.
Наверно, какая-то ошибка в Шуме…
Однако по дороге едет он, это точно, потому что лицо Бена взять людям было неоткуда, здесь его никто не знает…
Я чувствую, как по жилам расходится лекарство мэра, и с новыми силами принимаюсь расталкивать людей…
Потому что в их Шуме я вижу, что мэр тоже двигается сквозь толпу…
А потом Тодд подбегает к Бену…
Я вижу это так ясно, словно они стоят передо мной…
И чувствую, чувствую! Шум Тодда раскрылся, стоило ему уйти подальше от мэра и оказаться рядом с Беном Из распахнутого настежь Тодда брызжут удивление, радость и столько любви, что смотреть больно. Все это поднимается огромной волной, врезается в толпу — и толпа пошатывается под мощью чувств, которые передает им Тодд…
Передает, как мэр…
[Тодд]
Я даже сказать ничего не могу, слова не идут в голову, и я просто бегу к Бену, бегу мимо 1017-го, а Бен сходит на землю со своего бэттлмора его Шум поднимается, встречая меня всем родным и знакомым с самого детства, всем что делает его Беном… Но он говорит это не словами…
Он раскрывает объятья и я кидаюсь в них с такой силой что мы падаем на его бэттлмора…
Как ты вырос, говорит он.
— Бен! — задыхаюсь я. — О, Бен!…
Мы с тобой теперь одного роста. Ты совсем взрослый.
Я почти не замечаю, что он как-то странно разговаривает, я только сжимаю его в объятиях и плачу, молча плачу, потомушто он здесь рядом он живой живой живой…
? Как? — наконец выдаапиваю я, немножко отстранясь, но не выпуская его из рук.
Меня нашли спэклы, говорит он. Дейви Прентисс в меня стрелял…
? Знаю, — киваю я, и на грудь мне ложится камень. Шум тоже становится тяжелее — давнымдавно он не был таким тяжелым. Бен это чувствует и говорит:
Покажи мне.
И я показываю не успев даже подобрать слов просто показываю все что случилось после нашего расставания: смерть Аарона, ранение Виолы, разлуку с ней, диверсии «Ответа», клеймление спэклов клеймление женщин, смерти спэклов, а потом я бросаю взгляд на 1017-го и показываю про него тоже, и все что было потом как Дейви Прентисс стал человеком а мэр его убил как началась война и умирали люди…
Все хорошо, Тодд. Все кончилось. Война кончилась.
И я понимаю…
Он меня прощает.
Он прощает меня за все, ты ни в чем не виноват говорит он, ты старался как мог и хотел добра и пусть ты делал ошибки всем нам свойственно ошибаться но главное не сами ошибки а то как мы с ними справляемся… Теперь ты можешь успокоиться все кончилось все будет хорошо…
И вот тут до меня доходит, что Бен говорит не словами. Он посылает эти мысли прямо мне в голову, вернее нет… он окутывает меня ими, помещает меня в самый центр и дает понять, что я прощен, что все мои грехи отпущены, если я этого хотел, отпущены раз и навсегда…
— Бен? — озадаченно спрашиваю я, нет, даже ошалело. — Бен, что происходит? Твой Шум…
Нам многое нужно обсудить, говорит он — и опять не словами. Мне малость не по себе от этого, но я чувствую его тепло чувствую моего Бена и сердце снова распахивается настежь и я тоже улыбаюсь…