Мельницы богов мелют медленно, но размалывают всё.

Прошло 68 лет с того дня, когда Соломония Сабурова выкрикнула своё проклятие, – но оно осуществилось.

Название своё переулок получил по имени князя Петра Борисовича Черкасского в 1742 году, а в XVII веке это был Грамотин переулок. Думный дьяк Посольского приказа Иван Тарасьевич Грамотин знал иностранные языки, несколько раз ездил в Европу, но не там, а на родине проявил свои дипломатические таланты.

Смутное время вынуждало каждого принять чью-то сторону, и для многих людей совершённый ими выбор имел фатальные последствия, а хитроумный дьяк умудрялся отношений не портить ни с кем. Порождение своего изломанного века, Грамотин был беспринципным политиком, взяточником и стяжателем – и при этом талантливым переговорщиком, хорошим оратором, человеком удивительно гибкого и цепкого ума.

Поэтому Иван Тарасьевич успел послужить каждому, кто сидел на московском престоле, – царям, боярам и самозванцам, периодически изменяя очередному властителю и переходя на сторону того, кто в текущий момент находился в выигрышном положении. Дважды он попадал в опалу, один раз был в польском плену вместе с патриархом Филаретом, отцом будущего царя Михаила. Но что бы ни случалось с дьяком, он всегда возвращал себе прежнее положение при дворе. Шесть раз назначали Грамотина главой Посольского приказа – никогда и ни с кем другим подобного не случалось.

Этому непотопляемому царедворцу даже предъявили однажды обвинение в колдовстве на том основании, что только волшебными чарами мог он после всех своих прегрешений сохранять благосклонность властителей – но и от этого обвинения Иван Тарасьевич сумел откреститься. Умер он, приняв перед смертью монашество в Троице-Сергиевом монастыре, где и был похоронен, – следовательно, не только с владыками земными, но и с Царём Небесным надеялся поладить.

На месте усадьбы Грамотина в наши дни – офис Центральной избирательной комиссии, где государственные мужи современности хранят и приумножают традиции политической гибкости, опираясь не только на опыт Ивана Тарасьевича, но и на принцип Иосифа Виссарионовича: «неважно, как голосуют, важно, как считают».

Здание, в котором они трудятся, – бывший торговый дом князя А. Н. Голицына – построил в 1901 году архитектор А. Ф. Мейснер (обратите внимание на кованые створки ворот, чудесный образец модерна).

А ещё раньше, в XIX веке, здесь стоял дом, принадлежавший знаменитой Русско-американской компании, созданной для освоения Русской Америки – Аляски, Алеутских островов и северо-западного побережья Северной Америки вплоть до Сан-Франциско. В этом американском городе до сих пор есть район Russian Hill, разросшийся из колонии, основанной графом Николаем Петровичем Резановым.

Дальше по правой стороне переулка – арка, ведущая во двор, где снимался один из эпизодов погони «фердинанда» за «студебеккером»… Узнаёте?

Этот комплекс краснокирпичных зданий с оттенком готики построен по проекту архитектора Б. В. Фрейденберга на месте сгоревших в 1882 году торговых помещений.

Принадлежали они Московскому купеческому обществу, и коммерсанты выжимали из участка всё до копейки. В верхних этажах располагались меблированные комнаты, нижний занимали лавки, а в проходах между ними от зари до зари клубился «блошиный рынок». Как писал в 1832 году журнал «Телеграф», это был «мир лоскутьев, тряпиц, поношенного белья, ломаных вещей, старых книг, сапогов без подошв, чашек без ручек, нищих, мошенников, перекупщиков, бродяг».

Толкучий рынок у Владимирских ворот Китай-города. Фото конца XIX века из собрания Е. Н. Масленникова

Так называемые «проломные» ворота в Китайгородской стене были сделаны после того, как Пётр I при подготовке к войне со шведами приказал Владимирские ворота заложить, а перед ними выстроить земляные бастионы. Победа над Карлом XII, как ни странно, не стала поводом для того, чтобы вернуть всё в прежнее состояние, да и не всегда это было возможно – например, возведённая при Петре церковь Владимирской иконы Божией Матери сделала ворота непроезжими. Но поскольку проходы здесь были всё-таки нужны, рядом с Владимирской башней пробили одну арку, а другой проезд появился напротив Малого Черкасского переулка.

Торговый дом Лихачёвых перешёл в собственность Московского купеческого общества в 1909–1911 годах, практически сразу после того, как был построен. Возможно, у прежних владельцев изменились финансовые обстоятельства, а может, новым владельцам приглянулась постройка в хорошем месте, рядом с проломными воротами, – так или иначе, творение Франца Шехтеля во всех источниках именуется домом Московского купеческого общества.

Китайгородская стена и дом Московского купеческого общества. Фото 1920—1930-х годов из фонда ЦИГИ

Дом Московского купеческого общества. Фото из Ежегодника Московского архитектурного общества, 1910—1911

По скруглённым линиям пилястр и по форме въездной арки, прорезающей фасад со стороны Лубянской площади, можно бы сказать, что это модерн, однако огромные прямоугольные окна предвосхищают появление другого стиля – конструктивизма. Этот неожиданный гибрид Шехтель создал как улучшенную версию дома на углу Старопанского переулка. То, что получилось в результате, принято определять как «рациональный модерн».

Рациональность проявилась и в выборе материалов – архитектор использовал железобетонный каркас и качественный, но вполне обычный кирпич, тогда как фасад «Банка Рябушинских» на Биржевой площади сложен из кирпича глазурованного. Надо сказать, что архитекторы периода модерна очень любили использовать для отделки фасадов облицовочную плитку, имитировавшую такой кирпич. Её называли «кабанчик» из-за двух круглых отверстий, проходивших продольно внутри каждой плитки и делавших торцы слегка похожими на свиной пятачок. Сквозь эти технологические отверстия плитку нанизывали на проволоку, чтобы опустить в ванну с глазурью. После обжига получались гладкие керамические бруски, довольно удобные в транспортировке и покрытые со всех сторон очень долговечным и красивым декоративным слоем. Мастер-плиточник, ударив «в пятачок» чем-нибудь твёрдым, раскалывал плитку на две половинки; свежий скол отлично схватывался раствором, и вот уже более ста лет облицованные «кабанчиком» дома не нуждаются в покраске.

Иван Грозный после похода на Новгород многих именитых жителей этого города переселил в Москву, чтобы некому было возглавить свободолюбивых новгородцев, если им вздумается отколоться от Московского царства. Вполне возможно, что выходцы из Новгорода и назвали Лубянкой улицу, на которой им предстояло жить, – в память о Лубянице, главной улице родного города.

Лубянская площадь. С гравюры XIX века

Лубянская площадь. Вид в сторону Театрального проезда. Открытка 1910-х годов из собрания Э. В. Готье-Дюфайе

Существует и другая версия – что за стеной Китай-города у Владимирских ворот торговали изделиями из луба (древесной коры): берестяными туесками и шкатулками, а также плетёнными из мочала верёвками и прочим лубяным товаром.

Площадь, возникшая после того как были срыты петровские бастионы и засыпан ров перед ними, тоже стала называться Лубянской. По окружности площади располагалась биржа извозчиков: пролётки, ваньки и лихачи, а также кареты и ломовые подводы стояли группами в ожидании седоков. В 1835 году здесь, как и на нескольких других московских площадях, появился фонтан, из чаши которого водовозы наполняли свои бочки, а извозчики поили лошадей. В 1880-х годах Лубянку в разных направлениях пересекли рельсы, по которым началось движение общественного транспорта – сначала конки, а с 1907 года электрического трамвая.