По мере того как я старею, взрослеют и наши дети, только ты, дорогая жена, не меняешься. И я, конечно, понимаю: впереди у меня все меньше времени исполнить волю господа и увидеть, как Вольфганг достигнет вершины славы. Возникает какая-нибудь угроза на его пути, и я чувствую, что схожу с ума. И уже не в силах сдерживаться. Нет у меня прежнего терпения. Молодые люди неспособны это понять. Вольфганг собирается уйти с придворной службы, а я осуждаю его поступок. Ведь это единственная опора в его неустроенной жизни. Винишь ли ты меня, Анна Мария? Или согласна со мной, зная, как мало у нас денег и как много долгов? Я стараюсь поставить себя на место Вольфганга и должен сознаться: у меня не хватило бы мужества совершить столь рискованный поступок. Я не выпустил бы из рук единственного верного обеспечения, которое принес мне мой талант, – места при дворе. Стараюсь забыть о долгах – и не могу. Слишком хорошо я знаю жизнь, вижу, перед какими болванами и свиньями приходится склонять голову нашему сыну.

Сумею ли я простить обиду, которую он мне причинил? Это нетрудно. Но вот вред, который он себе наносит – да, именно вред, – простить невозможно.

Любимейшая жена моя! Я уже говорил, что надеялся вместе с тобой дожить до старости – ты бы знала, как мне помочь, чтобы моя раздражительность и тревожные предчувствия не доводили меня до такого состояния.

Если бы я мог отправить это письмо и быть уверенным, что скоро получу ответ! Молю бога, чтобы ты никогда не забывала меня. Да простит мне господь, но я чувствую себя таким одиноким! Человеку надо иметь крепкую веру, ведь с самого дня своего рождения он затерян в этом мире. Твой муж навеки. Моцарт».

Леопольд положил письмо туда же, где хранил самый драгоценный подарок от Вольфганга – его первое сочинение, написанное очень ровно и аккуратно, хотя и не на нотной бумаге, словно сын с самого начала твердо знал, что собирается писать. Какое счастье излить в письме свои сокровенные мысли и сомнения! На душе стало легче.

В то время как он со страхом и надеждой ждал ответа от Вольфганга, граф Георг Арко – отец Карла Арко, все еще занимавший пост гофмейстера при дворе архиепископа, хотя па деле уже давно ушедший на покой, – сообщил Леопольду, что Вольфганг представил его сыну, Карлу Арко, прошение об отставке в письменной форме. Однако сын его отказался принять прошение, пока не получит согласия на то Леопольда, поскольку Вольфганг занял место придворного органиста и первою концертмейстера благодаря ходатайству Леопольда. Леопольд незамедлительно написал Карлу Арко: он считает поведение Вольфганга непростительным, хотя уверен, что имеется ряд смягчающих обстоятельств. И добавил, что в настоящее время он отказывается дать согласие па отставку сына.

58

Закончив писать прошение, Вольфганг решил подать его немедленно. Со страхом в душе приближался он к Орденскому дому – неизвестно, как поведет себя Колоредо. Однако медлить больше он не мог. Лакеи встретили его почтительно и провели к Карлу Арко. Прихожую перед апартаментами архиепископа граф использовал под свой кабинет.

Обер-камергер смерил музыканта гневным взглядом, но решимость Вольфганга от этого не уменьшилась. Он внимательно посмотрел на Арко – худое, костистое лицо графа казалось суровее обычного, глаза-бусинки недобро поблескивали, щеки и лоб прорезали глубокие морщины, хотя Арко не было и сорока. Прихожую – большую квадратную комнату с огромной печью, облицованной белым кафелем, и с роскошным замысловатым канделябром – казалось, перенесли сюда из Резиденции. Вольфганг окинул прихожую прощальным взглядом, твердо решив никогда больше в Орденский дом не возвращаться, и сказал:

– Я принес письменное прошение об отставке и буду весьма обязан, если вы передадите его светлости. А вот здесь деньги, выданные мне на путевые расходы: пятнадцать гульденов сорок крейцеров на проезд в дилижансе и два гульдена на питание.

Но Арко отказался все это принять и заявил:

– Вы не можете уволиться, не получив согласия отца. Это ваш долг.

– В чем состоит мой долг перед отцом, я знаю не хуже вас, – резко ответил Вольфганг.

– Прекрасно! Так вот, если он согласится, можете обратиться с просьбой об увольнении.

– А если не согласится?

– Тоже можете обратиться с просьбой.

– И затем?

– Мы посмотрим.

– В чем же разница?

– Моцарт, ведь со службы хотите уйти вы, а не я.

– Ну, а если я заберу свое прошение обратно? Арко ехидно усмехнулся и сказал:

– Тогда вам придется вернуться в Зальцбург.

– После всего, что произошло между мной и архиепископом?

– При определенных условиях вас могут простить.

– Если я попрошу извинения? Стану пресмыкаться?

– Я всегда советовал вам не поступать опрометчиво. Вольфганг с достоинством произнес:

– Не в пример вам я могу прожить и без архиепископа. Когда вы передадите мое прошение?

– Я уже сказал! Когда получу согласие вашего отца! – Арко дал знак лакею проводить Моцарта. – Как только придет письмо, я вам сообщу.

Поведение Арко говорило о том, что Папе нечего опасаться Колоредо, это немного успокаивало, хотя сомнения и продолжали мучить Вольфганга.

Первым письмо от Папы получил Вольфганг. Но показать его Арко не мог. Суровый тон Папиного письма потряс Вольфганга до глубины души. Он и не ждал полного одобрения своего поступка, но приказ забрать прошение назад, то, что основную вину в его теперешних трудностях с Колоредо Папа возлагал на него самого, явилось для Вольфганга настоящим ударом. Язвительный тон был не свойствен Папе, которого он любил и которому всегда доверял. Их отношения становились натянутыми, мучительными для обоих, и все вело к Тому, что в скором времени они совсем испортятся.

Вольфганг раздумывал, следует ли отвечать Папе, может, уже бесполезно, но любовь к отцу и привычка взяли верх, и он сел за письмо. Ссориться с Папой претило его натуре, но он постарался разумно защитить свою позицию. Папа должен дать свое разрешение и благословение, ведь его уход со службы архиепископа все равно неизбежен, а Папины любовь и уважение слишком для него дороги.

Ожидание дальнейших вестей из Зальцбурга и от Арко стало самым тяжким испытанием в жизни Вольфганга. Он не навещал никого из близких друзей – ни графиню Тун, ни князя Кобенцла. Борьба шла между ним и Колоредо, и втягивать в нее посторонних не к чему. Это было испытание воли, и победу Вольфгангу предстояло одержать самому, без посторонней помощи. Он не мог заниматься сочинением музыки, и это огорчало больше всего. Необходимо официально порвать узы, связывающие его с Колоредо, только тогда наступит конец его творческому бессилию.

Единственной отдушиной стало для Вольфганга семейство Веберов. Госпожа Вебер одобряла его решение остаться в Вене, а Констанца, веселая и беспечная, дарила ему покой и счастье, которое до нее он познал только с Безль. Но Вольфганг не позволял себе с девушкой ничего лишнего: лучше не давать повода для сплетен.

Заставив Вольфганга прождать несколько недель, Арко наконец послал к нему слугу с приказанием явиться в Орденский дом. За это время Вольфганг представил еще два прошения об увольнении в надежде, что их официальный тон покажется Арко более приемлемым, но обер-камергер оставил их без внимания.

Вольфганг в пылу гнева хотел было не подчиниться приказанию Арко, но в записке графа говорилось, что письмо от Леопольда Моцарта получено, и Вольфганг решил пойти.

Арко сразу приступил к делу:

– Отец не разрешает вам увольняться.

– Можно прочесть письмо?

Граф с торжествующим видом протянул ему письмо.

– Оно написано несколько недель назад. Почему вы заставили меня ждать? – спросил Вольфганг.

– Какое это имеет значение?

– Почему вы держали меня так долго в неведении?

– Ответ ведь остался прежний, – насмешливо заметил Арко. – Узнали вы сегодня или месяц назад – невелика разница.

– Прошу вас передать прошение архиепископу.