Он понял, что исполнение его понравилось, потому что император воскликнул:

– Моцарт выиграл!

Великая княгиня согласилась с ним, а великий князь вдруг сказал с таким видом, словно ему трудно говорить, но сказать было необходимо:

– Мой добрый друг князь Дмитрий воздавал вам самые высокие похвалы, но я думал, он преувеличивает. Господин Моцарт, мы почтем за большую честь принять у себя в стране такого гостя.

Ревность заговорила в Иосифе.

– Нам будет очень жаль потерять вас, господин Моцарт, если вы предпочтете Россию или любую другую страну, – сказал он.

– Ваше величество, в первую очередь мною располагает моя родина.

Он ждал, что император скажет: «Я не позволю вам уезжать», – но Иосиф только улыбнулся и проговорил:

– Ваша игра доставила всем большое удовольствие, я очень рад.

– Я надеялся угодить вам, ваше величество.

– И угодили! Вы убедили наших гостей в том, что лучших пианистов, чем в Вене, нет нигде в мире!

– Вена – родина клавира. Я всегда к вашим услугам, ваше величество.

Гости расступились, чтобы дать возможность Вольфгангу поговорить с императором наедине. Иосиф сказал:

– Я слышал, вы собираетесь жениться, – и, заметив, как удивился композитор, откуда это известно императору, Иосиф рассмеялся и добавил: – Господин Моцарт, эта новость уже облетела всю Вену. А вы и не знали?

– О нет, – сказал Вольфганг, недоумевая, кто же из тех, кому он доверился, разгласил его тайну.

– Вы не хотите, чтобы об этом знал ваш монарх?

– Что вы, ваше величество! Ваш интерес ко мне – большая честь для меня.

– Благополучие моих подданных глубоко заботит меня, вы должны это знать.

– Вы очень милостивы, ваше величество.

– Поэтому я и удивился, узнав, на ком вы остановили свой выбор.

– Вы не одобряете, ваше величество?

– Музыкантам следует жениться на богатых невестах. Как сделал Глюк. И Сальери. Это дает им возможность больше уделять времени творчеству.

«И снимает с вас обязанность оказывать им помощь», – насмешливо подумал Вольфганг, а вслух сказал:

– Я питаю надежду, что мой талант позволит мне содержать женщину, которую я люблю, – и, увидев циничную улыбку Иосифа, добавил: – Ваше величество, я просто не знаю, что бы стал делать с богатой женой, она ждала бы от меня полного к себе внимания и вынудила бы забросить сочинительство.

– Этого вы не должны допускать ни в коем случае! – Иосиф вдруг стал серьезен. – Мне очень жаль, что опера о серале отложена. Адамбергер и Фишер хвалили мне вашу музыку и умоляли поставить оперу.

– А как считаете вы, ваше величество?

– Мне, разумеется, тоже интересно. Мы попытаемся подыскать для нее место в репертуаре.

– А для меня, ваше величество, надеюсь, найдется место в вашей капелле?

Иосиф нахмурился.

– Вам следует набраться терпения. Вы еще очень молоды.

– Ваше величество, мне уже скоро двадцать шесть.

– Моя мать не назначала Глюка капельмейстером придворного оперного театра, пока ему не исполнилось сорок лет. Фон Штрак передаст вам вознаграждение за сегодняшний концерт. – И с этими словами император удалился.

К Вольфгангу тут же подошел Клементи и стал поздравлять.

– Мне еще не приходилось слышать столь благородную манеру исполнения, – говорил итальянский виртуоз, в душе решивший непременно перенять кое-что от стиля Моцарта. Вольфганг поклонился.

– Благодарю вас. Я тоже нахожу ваше исполнение весьма интересным. Вы великолепный клавесинист, у вас замечательный удар и блестящая правая рука. – А про себя Вольфганг подумал: «Однако вкуса и души – ни на грош, хорошая техника, но чисто механическая, не больше. Лучше всего Клементи удаются пассажи в терциях, такие я играл в пятилетием возрасте». Вольфганг уже собирался уходить, когда фон Штрак сообщил, что за концерт ему полагается пятьдесят дукатов и личное поздравление от императора. Сумма эта составляла половину заработанной им у Колоредо за весь прошлый год, следовательно, теперь можно позволить себе женитьбу. И еще барон Ветцлар сказал:

– Я очень благодарен ван Свитену, что он меня с вами познакомил. Господин Моцарт, вы одно из величайших чудес, дарованных нам природой.

Если это так, никто не должен противиться его женитьбе на Констанце, даже Папа.

Дать согласие, родительское благословение? Как мог Вольфганг ожидать от него такого донкихотства? Прошло уже несколько дней с момента получения письма, в котором сын объявлял о своем желании жениться на Констанце, а Леопольд никак не мог успокоиться. Он сидел за столом, изучая письмо в надежде подыскать нужные слова, чтобы не оттолкнуть сына еще больше, но, перечитав письмо еще несколько раз, пришел в полное уныние. Вольфганг писал:

«О своих чувствах я сообщил бы Вам и раньше, но боялся, что Вы станете меня отговаривать. Поскольку мне, однако, далеко не безразлично Ваше мнение, я хочу сам Вам поведать о том, что стало для меня вопросом первостепенной важности. Горячо любимый отец, прошу Вас, выслушайте меня внимательно. Да, как Вы уже, видимо, догадались, я влюблен и хочу жениться. И в надежде, что Вы поймете, привожу Вам причины, побудившие меня к этому.

Природа требует своего, и в отношении меня она так же настоятельна, как в отношении любого другого мужчины, пожалуй, даже более настоятельна. И однако, я не могу удовлетворять свои потребности, как это делает большинство мужчин. Я слишком чту господа бога, слишком придаю значение людскому мнению и. слишком щепетилен в вопросах чести, чтобы соблазнить порядочную девушку. Кроме того, я питаю слишком большое отвращение к французской болезни и берегу свое здоровье, чтобы искать удовлетворения в обществе проституток. Даю вам слово, я ни разу не дотрагивался до женщин такого сорта. Но, Папа, это совсем не легко – оставаться целомудренным! Мои чувства проснулись рано. Еще. в детстве, когда я давал концерты в Париже, Лондоне и Вене, красивые, нарядные дамы зачастую ласкали и целовали меня. А вы всегда говорили, что нужно, ждать и оберегать свою невинность так же, как я оберегаю музыку.

Сколько же, однако, ждать? Мне скоро двадцать шесть, и, как Вы сами знаете, я сильно отличаюсь от моих сверстников. Почти всю жизнь я провел среди взрослых: думая порой обо всем пережитом, мне кажется, будто я прожил уже несколько жизней. Поэтому не могу я больше насиловать свою природу и отмахиваться от нее.

Я понимаю, как бы убедительно все это ни звучало, чтобы влюбляться и жениться, нужны более веские причины. Однако темперамент мой и воспитание, данное Вами, сделали свое дело – мне необходимо иметь жену. С самого детства Вы и Мама учили меня превыше всего остального ценить спокойную семейную жизнь и презирать распутство. Только это может обогатить меня, а вовсе не судьба Дон-Жуана, меняющего одну женщину за другой. Мне никогда не приходилось самому заниматься хозяйством, следить за своей одеждой, бельем, и поэтому обойтись без жены я просто не могу. Сейчас обстоятельства часто вынуждают меня идти на ненужные траты: у меня нет времени заниматься такими делами самому. Но я уверен, при жене я сумею наладить жизнь гораздо разумнее и экономнее, чем сейчас. Жизнь станет организованнее. По моему разумению, одинокий мужчина живет не в полную меру. Я все тщательно обдумал и решение свое менять не намерен.

Но кто же та, кого я люблю? На ком хочу жениться? Да, она одна из Веберов. Прошу Вас, дорогой Папа, не удивляйтесь и не упрекайте меня, не говорите, что предупреждали. Я влюблен в Констанцу, их среднюю дочь.

Что касается остальных, согласен с Вами, редко встретишь в одной семье подобные контрасты. Мать – шумная, ленивая, эгоистичная особа. Доверять ей не следует ни в чем. Алоизия заботится лишь о собственной карьере и может кокетничать с кем угодно, если это отвечает ее целям. Софи, самая младшая, слишком наивна, чтобы понимать происходящее вокруг, она еще неразумный, легкомысленный ребенок. Если бог не убережет ее, она может сойти с пути истинного. Старшая дочь, Иозефа, обладает прекрасным голосом, и, попади она к хорошему педагогу, из нее вышла бы чудесная певица. Но она еще ленивее матери, полна самомнения и честолюбива.