После великолепия Шёнбрунна скромная гостиница произвела на Леопольда прямо-таки удручающее впечатление. День проходил за днем, никто о них не вспоминал, и он пал духом. Но когда он уже окончательно уверился в том, что Мария Терезия только делает вид, будто любит музыку, его посетил граф Майр; он заявил, что послан самой императрицей. Леопольд порадовался собственной предусмотрительности: каждый день с утра он на всякий случай надевал свой лучший парик, камзол и черные шелковые чулки – одежду аристократов.

– Значит, вы все еще в Вене, господин Моцарт, – сказал граф Майр.

– А вы думали, мы уже уехали, ваше сиятельство?

– Ее величество выразила пожелание, чтобы вы задержались в Вене, но я был слишком занят разными дворцовыми делами и боялся опоздать с этим сообщением.

– Ее величество очень великодушна. – В голове вертелся вопрос – интересно, насколько? Он не мог задерживаться в Вене дольше, если им не заплатят хоть что-то за выступление.

– Ей хотелось бы, чтобы ваши дети сыграли перед ее детьми.

– Воля ее величества для нас закон.

– Опять в Шенбрунне. Они будут гостями эрцгерцога Максимилиана и эрцгерцогини Марии Антуанетты.

– Слушаюсь, ваше сиятельство. Вот только кто оплатит все расходы?

– Завтра днем. Вас устраивает?

– Завтра днем? Но у нас есть еще несколько приглашений.

– Ее величество просила меня в знак ее восхищения передать вам этот подарок. – Он вручил Леопольду сотню дукатов. – Я состою также императорским казначеем.

– Благодарю вас, ваше сиятельство! – Леопольд с трудом сдерживал ликование. Эта сумма превосходила его самые смелые мечты. – Мы счастливы, что ее величество осталась довольна нашей игрой. Для нас будет честью выступить перед ее детьми.

Императорский казначей улыбнулся в душе и подумал: Моцарт потому лишь получил сто дукатов, что императрицу тронула искренность чувств мальчика, в чем, однако, она никому не призналась бы.

– Значит, мы можем ждать вас завтра? – спросил он.

– Да, завтра, ваше сиятельство! – радостно подтвердил Леопольд.

– А как насчет других приглашений?

– Я уверен, что никому не придет в голову возражать против желания императрицы.

Граф Майр подал Леопольду два свертка с одеждой.

– Это нам? – удивился Леопольд.

Вашим детям. Подарок императрицы. Парадное платье для концерта, чтобы они чувствовали себя непринужденно в общество молодых эрцгерцога и эрцгерцогини.

Анна Мария не разделяла радости Леопольда. Ему льстил присланный подарок, ей – нет. Он написал Хагенауэру и Вуллннгеру, сообщил им о сотне дукатов и платье для детей и попросил священника заказать еще несколько месс за здравие Моцартов. Он так сиял, что Анна Мария не решилась его разочаровывать, сама же считала этот подарок подачкой и намеком на то, что в прошлый раз дети были недостаточно хорошо одеты.

На следующий день Леопольд пригласил парикмахера завить и напудрить парики. Анна Мария удивилась. Леопольд всегда стоял за экономию, и вдруг такое расточительство. Единственное, что заботило его сейчас, – это внешний вид детей. Он с гордостью посматривал на сына – мальчик просто очарователен в лиловом камзоле, отделанном дорогим золотым шпуром.

– На камзол Вольферля пошло тончайшее сукно, – заметил он.

Анне Марии казалось, что ребенок похож на марионетку.

– Когда у него на боку прицеплена шпага с осыпанной драгоценными камнями рукояткой, волосы завиты и напудрены, в левой руке шляпа, а правая заложена за борт камзола, Вольферль как две капли воды похож на маленького императора, – прибавил Леопольд.

Aннa Мария догадалась, что наряд Вольферля принадлежал раньше эрцгерцогу Максимилиану, а белое тафтовое платье Наннерль было собственностью одной из дочерей Марии Терезии, и это было ей очень обидно. Но когда она намекнула, что детям прислали обноски, Леопольд ответил:

– Я верю в благородство ее величества.

Странно было слышать такое от него – Леопольд очень редко верил в чье-либо благородство.

– Папа, Мама, посмотрите па меня! – воскликнула Наннерль. – Правда, красивое платье?

Должны же они хоть на этот раз понять, что Вольферль не один свет в окошке. Но никто не обратил на нее внимания. Пана оправлял наряд Вольферля, мальчик выглядел скованным и каким-то чужим, а Мамины мысли были далеко.

Анне Марии не хотелось никого хвалить или как-то проявлять свои чувства. Ей надо было побыть одной, подумать обо всем. В парадных костюмах дети казались совсем взрослыми. Ее мучило предчувствие, что, как бы она ни заботилась о них, никогда больше дети не будут нуждаться, как прежде, в ее материнской любви и защите. Однако Наннерль выглядела такой обиженной, что Анне Марии пришлось сказать:

– Да, моя милая, ты просто прелестна.

Но на сердце было по-прежнему тяжело. Леопольд наставлял Вольферля никому не бросаться па шею, иначе можно помять костюм, и говорил, что концерт для детей императрицы принесет им новые лавры, а Анна Мария думала: все эти победы таят в себе зерно пагубы.

В Шёнбрунне Моцартов встретил граф Майр, весьма любезно проводивший их через парадный вход в Зеркальный зал.

Императрица на этот раз держалась гораздо приветливей. Решив обойтись без обычных церемоний, она просто представила Моцартов своим детям.

Леопольд заметил, что эрцгерцог Максимилиан одного роста с Вольферлем, и понял: Анна Мария правильно догадалась – сын их одет в костюм с эрцгерцогского плеча. Кроме Максимилиана, в комнате находились Мария Антуанетта, которая была на несколько месяцев старше Вольферля, восьмилетний эрцгерцог Фердинанд и тринадцатилетняя эрцгерцогиня Иоганна – она была той же комплекции, что и Наннерль; это ее платье красовалось сейчас на их дочери, догадался Леопольд.

Неожиданным оказалось присутствие наследника престола эрцгерцога Иосифа. Моцарт тщательно готовился к приему и заучил наизусть возраст всех шестнадцати детей Марии Терезии, но никак не ожидал увидеть здесь кого-то из старших принцев. Однако Леопольд тут же вспомнил, что Иосиф, которому уже исполнился двадцать один год, отличался, по слухам, большой музыкальностью.

Худощавого и задумчивого наследника престола заинтересовал маленький виртуоз. Его отец восхищался музыкальными фокусами мальчика, мать говорила, что он очарователен, но Иосиф хотел сам посмотреть, что представляет собой этот ребенок. В противоположность набожной матери, презиравшей Вольтера, которого он читал, Иосиф гордился своим вольнодумством.

– Господин Моцарт, говорят, у вашего сына замечательный слух? – спросил Иосиф.

– Неплохой, ваше высочество.

– Мама, можно, я что-нибудь сыграю? – Это сказала эрц-герцогиня Мария Антуанетта. – Господин Вагензейль и господин Глюк хвалит мою игру на клавесине.

– Мы почтем за честь, ваше высочество, – откликнулся Леопольд; младшая дочь императрицы, Мария Антуанетта, была самой хорошенькой.

– А он пусть скажет, фальшивлю я или нет. – Мария Антуанетта указала на Вольферля.

– Нет, Антуанетта! – Мария Терезия внезапно посуровела. Позволить простолюдину критиковать Габсбургов было бы непростительно.

Тогда, словно в пику ей, Иосиф заявил, что хочет сыграть на скрипке.

Это было совсем уж непозволительно. Но запретить сыну Мария Терезия не могла: Иосиф ее наследник, будущий император.

Леопольд делал вид, что не слышит фальшивых звуков, которые так и лезли в уши; эрцгерцог был любителем и играл как любитель. Пусть Иосиф и будущий император, думал Леопольд, но музыкального таланта он совсем лишен. Однако Леопольд никак не проявлял своих чувств и надеялся, что и Вольферль будет тоже сдержанным.

После того как эрцгерцог несколько раз подряд взял неверную ноту, Вольферль сказал:

– Вы фальшивите, ваше высочество, и у вашей скрипки чересчур резкий звук.

Леопольд ждал бури. Но вместо этого Иосиф, улыбаясь, сказал:

– Браво! Наконец-то я встретил честного человека. Императрица тоже улыбнулась, правда ее улыбка показалась Леопольду несколько деланной.