— Раньше ты говорил иное, — одёрнул его Сайлас Торнбран.

— Исключительно для того, чтобы не нагнать ещё большего страху на гостей! Вы ведь сами сказали, что нельзя допускать паники! Иначе замок превратится в подобие тонущего корабля, только вместо воды вокруг него будет снег, снег и ещё раз снег. А где же моя дражайшая кузина? Ты её по дороге не потерял, а, Киллиан?

— К сожалению, она упала с лестницы и сейчас отдыхает у себя. Ничего серьёзного, но, думаю, некоторое время ей лучше провести в постели. Надеюсь, у вас на кухне найдутся какие-нибудь травы для компрессов, а прислуга не откажется взять на себя обязанности медицинской сестры?

— Не сомневайтесь. Но… С какой ещё лестницы?

— С той, что ведёт в мансарду. Больше никто не рискнул по ней подняться. Как оказалось, не зря.

— Давно надо было её сломать! Мансардой не пользуются уже уйму лет. Я непременно займусь этим вопросом.

— Вы можете поручить его мне, дядя.

— Не нужно, Эмрис, я самолично отдам все необходимые распоряжения.

Ристону показалось, что лицо альда Торнбрана после этого известия омрачилось, но едва ли его реакцию могла бы объяснить тревога за Али. Даже будь она настоящей родственницей владельца замка, от него не следовало ожидать проявлений любви и отеческой заботы. По крайней мере, так Киллиану представлялось, да и опыт Эмриса, который не питал к дядюшке никаких тёплых чувств, выглядел весьма показательным.

У Ристона и собственная семья не всегда являлась примером родственной близости, и всё же в сравнении с Торнбранами он мог похвастаться привязанностью к своим кузенам и тем, кого уже не осталось в живых. С тех времён утекло немало воды, однако перед его глазами порой вставала картина того, как четверо мальчишек, один из которых ещё совсем малыш, мчатся по берегу моря, задорно смеясь и подбадривая друг друга бежать быстрее. В те далёкие дни они были беззаботными и по-настоящему счастливыми тем счастьем, которое бывает только в детстве.

После его возвращения из столицы в Бранстейн вместе с Роной, Аэдан, которого посвятили в историю брака старшего кузена, поинтересовался, не сожалеет ли тот, что наследником почти наверняка станет не его сын. Киллиан ответил, что нет. Тогда о собственных детях как-то и не думалось, а ребёнок несчастного Джулиана всё же стал бы и его родной кровью. Но сейчас Ристону отчётливо представлялись его дети. Как минимум у одного из них на голове имелись ярко-рыжие, как летнее солнце, кудряшки.

Алита пошевелилась и закусила губу от резкой боли, тут же пронзившей левую ногу от колена и ниже. Только этого ей не хватало! Теперь вместо того, чтобы ненавязчиво опрашивать гостей замка Торнбран, приходилось лежать в кровати и охать при каждом движении.

Рядом суетилась Лорин. Девушке после прежней работы в качестве камеристки был привычен уход за кем-то. Руки у неё оказались не только умелыми и ловкими, но и достаточно аккуратными. Али почти не почувствовала прикосновений горничной, когда та делала ей компресс на ногу. Облегчение наступало медленно, постепенно, но всё же радовал тот факт, что, как Киллиан и сказал, обошлось без перелома.

Ристон не заглядывал к ней после того, как принёс в комнату, однако его близкое присутствие всё равно ощущалось. Он оставался рядом — незримым, но надёжным защитником, как те добрые духи-хранители, о которых рассказывают детям, чтобы не боялись темноты. Чем дольше Алита думала о нём, тем сильнее понимала, что рассчитывать ей сейчас больше не на кого. Как бы неловко ни складывались её отношения с Киллианом в прошлом и сейчас, только он, единственный из всех присутствующих, не являлся возможным подозреваемым, да и зазвал его в замок не Сайлас Торнбран. Все остальные, даже её фальшивый кузен Эмрис, являлись то ли фигурами шахматной партии, то ли героями затеянной его дядей театральной постановки, участники которой лишь недавно начали догадываться о том, что их неспроста сюда пригласили.

Лорин по просьбе Али перед тем, как уйти, принесла ей со столика папку. Оставалось совсем немного бумаг до конца. Рисунки больше не попадались. Вместо них снова начались сумбурные записи. Казалось, словно, принявшись за одно предложение, рука, что держала перо, тут же, не дописав, переключалась на следующее. Не знай Алита, что перед ней лежат записки безумной, наверняка решила бы, будто это какой-то шифр вроде тех, которыми писались некоторые конфиденциальные письма. Но едва ли та несчастная стала бы шифровать свои записи, да и кто бы её научил?

Утомившись, Али задремала. Сон пришёл почти сразу. Навалился душным одеялом, тяжёлыми цепями опутал всё тело, затягивая, не выпуская.

Темноволосая девушка вновь стояла у окна, но на сей раз была поздняя ночь, и в стекле смутно отражалась фигура, облачённая в длинную ночную рубашку. За окном в лунном свете отливал серебром снег. Девушке не спалось. Её с неистовой силой влекло куда-то… к кому-то… Но он не ждал её. Зато встретиться с ней под покровом ночи не отказался бы другой. Тот, что некоторое время назад сделал ей предложение и пока не получил ответа.

Она сказала, что подумает, и подарила ему полную снисхождения улыбку. Её и саму мучило безответное чувство, потому девушка хорошо понимала всё, что ощущал её обожатель. Видела в обращённых на неё жарких взглядах огонь, пожирающий молодого человека изнутри, слышала, как менялось звучание его голоса, когда он произносил её имя. Поклонник, если приглядеться, тоже весьма хорош собой, да и состоянием не уступал тому мужчине, который смутил её сердце. Дав согласие, она бы сделала счастливыми нескольких человек. Но не себя саму. А чужое счастье её не слишком-то заботило.

Держать всё в себе становилось с каждым днём тяжелее. Но с кем поговорить, кому довериться? Не матушке же. И не той, которую ей велят называть сестрой, хотя в их жилах не течёт и капли общей крови. Впрочем, за прошедшие годы они уже привыкли к своему навязанному родству, вот только близкими так и не стали.

Но ведь у неё есть подруга! Вернее, пока ещё приятельница, но подружиться поближе было бы неплохо. Почему бы не посоветоваться с ней? Но, должно быть, та ещё спит. Нужно отложить разговор на завтра.

Алита проснулась, рывком приподнялась на кровати, пошевелила ногами и со стоном рухнула обратно. Травма напомнила о себе и о том, что недооценивать её не следовало. Али потёрла влажный от пота лоб, глядя на закрытую дверь.

Что бы это могло значить? Теперь сны приходили не только по ночам, но и в дневное время. Судя по всему, девушка из них приближалась к тому краю, за которым размеренная жизнь её семейства подходила к концу. Но кто та подруга, с которой она хотела поговорить? Вероятно, одна из гостий, ведь едва ли молодая госпожа стала бы поверять собственные сердечные тайны прислуге.

Любопытно также, кем был мужчина, сделавший ей предложение. Альд Торнбран с его скрытностью относительно подробно рассказал лишь об одном участнике тех событий, но ведь кроме него в поместье находились и прочие люди. Родители сестёр, другие приглашённые, слуги.

Могло ли быть так, что тот молодой человек и вовсе совершенно не замешан в трагедии? А обе девушки пострадали по вине кого-то ещё. Например, соперницы, получившего отказ ухажёра или того, кто стремился отомстить их родителям. Если Сайлас Торнбран настолько умело сыграл на чужих слабостях и чувствах, есть ли вероятность, что он там был не один такой хитроумный и наблюдательный? И если убийство альда Брогана напрямую связано с тем, что произошло тогда, могло ли дело касаться не только обуревающих девушек страстей, но и денег? Ведь он служил поверенным, а, следовательно, занимался финансовыми делами и завещанием отца семейства. Но кто же унаследовал всё имущество, когда не стало ни дочерей, ни их родителей?..

От размышлений Алиту отвлёк стук в дверь. Вздрогнув от неожиданности, она крикнула, чтобы посетитель вошёл. Дверь негромко заскрипела, и в спальню шагнул Киллиан Ристон.