— А что стало с девушкой — той, которую ты опоила дурманом? — спросил Шаста.

 — Скорее всего, ее высекли за то, что она так разоспалась, — равнодушно ответила Аравис. — Но мне не жалко: она была доверенной моей мачехи и шпионила за мной. Буду рада, если узнаю, что ее высекли на самом деле.

 — По-моему, это не очень-то честно, — сказал Шаста.

 — А меня не интересует, нравится это тебе или нет, — отрезала Аравис.

 — И еще кое-что я никак не пойму в этой истории, — продолжал Шаста. — Ты еще не выросла и вряд ли намного старше меня. Как же ты могла выйти замуж в таком возрасте?

 Аравис надулась и ничего не ответила. Вмешался Бри.

 — Шаста, — сказал он, — никогда не спеши показать всем свое невежество. В семьях великих тарханов дочерей выдают замуж именно в таком возрасте.

 Шаста покраснел (хотя в темноте это вряд ли кто заметил), почувствовав себя униженным таким оскорбительным выговором.

 Тут заговорила Аравис, попросив Бри поведать их историю. Бри рассказывал, а Шаста слушал, насупясь, и думал, что незачем так подробно расписывать его падения и скверную езду. Бри, наверно, хотел этим всех позабавить, но Аравис ни разу не улыбнулась. Когда Бри закончил свой рассказ, они легли спать.

 Наутро все четверо, то есть две Лошади и двое детей, продолжили свой путь. Шаста ехал и думал, насколько же все было приятнее, когда они путешествовали вдвоем с Бри. Потому что теперь Бри и Аравис, почти не переставая, говорили только друг с другом. Бри долго прожил в Калормене и проводил время среди тарханов и коней тарханов, поэтому, разумеется, они с Аравис имели очень много общих знакомых и бывали в одних и тех же местах. Она то и дело обращалась к нему:

 — Но если ты сражался в битве у Залиндреха, то должен был встретить моего кузена Алимаша...

 И Бри отвечал ей:

 — Ну да, Алимаш там был, но он командовал отрядом колесниц. Мы стояли далеко от них, и у меня не было знакомых среди лошадей, которых запрягали в колесницы, но знаю, что Алимаш — очень достойный и благородный молодой человек. После того, как мы взяли Тайбет, он насыпал мне полную торбу сахара.

 Или Бри говорил:

 — Прошлое лето я провел внизу, у озера Мезреель.

 И Аравис подхватывала:

 — Я тоже бывала на Мезрееле. Там живет моя подруга, тархина Ласаралин. Какое восхитительное место! Сколько садов и озер! И долина Тысячи Ароматов!

 Бри совсем не собирался оставлять Шасту в одиночестве, но мальчику порою казалось: именно этого Конь и добивается. На самом деле никто не хотел его обидеть. Просто Бри и Аравис, вспоминая уйму подробностей, не могли не делиться ими друг с другом. Но вот те, кто не мог участвовать в их разговорах, чувствовали, что от них хотят отделаться.

 Кобыла Хвин тоже помалкивала — она стеснялась огромного боевого Коня и лишь изредка бросала пару слов. Аравис говорила с Шастой только в случае крайней необходимости. Поэтому он целыми днями ехал молча и мог сколько угодно думать о том, как им пренебрегают, и что все к нему несправедливы.

 К счастью, вскоре у всех появились другие, более достойные предметы для размышлений. Они подъезжали к Ташбаану. Деревни встречались им все чаще и чаще и становились все больше. По дорогам взад и вперед спешили люди. Поэтому теперь они большей частью ехали ночью, а днем прятались, как могли. И на любом привале без конца спорили о том, что делать, когда они доберутся до Ташбаана. Каждый хотел оттянуть этот час, но оттягивать без конца было невозможно. Во время обсуждений Аравис обращалась с Шастой чуточку — всего лишь чуточку — дружелюбней и спокойней, чем прежде. Так обычно бывает с людьми, когда им приходится говорить о вещах, которые их лично не задевают.

 Бри настаивал условиться прежде всего о месте, где они встретятся, если по какой-то причине в городе им придется расстаться. Это место должно быть где-нибудь на дальней окраине Ташбаана. Он считал, что лучше всего подойдут Гробницы Древних Царей на самом краю пустыни.

 — Это такие каменные сооружения, вроде огромных ульев, — объяснял он. — Их невозможно спутать с чем-нибудь еще. А самое главное, калорменцы к ним близко не подходят ни днем, ни ночью. Они считают, что там обитают вурдалаки, и обходят их за милю.

 Аравис спросила, а не живут ли в этих гробницах и в самом деле вурдалаки. Бри отвечал ей, что он вольный нарнианский Конь и не верит в эти калорменские сказки. Тогда Шаста выпалил, что он тоже не калорменец, и ему тоже плевать на эти детские сказки про вурдалаков, которые годятся лишь для того, чтобы пугать девчонок. Если говорить правду, то он сильно прихвастнул. Но его слова произвели некоторое впечатление на Аравис (хотя на минутку и раздосадовали). И она сказала, что в таком случае ей тоже нет дела до вурдалаков, сколько бы их там ни было. Поэтому предложение встретиться у Гробниц, за северными воротами Ташбаана, приняли. Все находились в очень хорошем расположении духа, пока Хвин не напомнила о самом главном — как пройти через Ташбаан.

 — Этот вопрос мы уладим завтра, сударыня, — сказал Бри. — А сейчас нам пора немного поспать.

 Но и назавтра уладить этот вопрос оказалось не так-то легко. Первой предложила свой план Аравис — вообще не входить в Ташбаан, а переплыть через реку ниже по течению. Бри выдвинул против этого сразу два возражения: первое — река возле устья слишком широка, и Хвин вряд ли здесь переплывет, особенно со всадником на спине. И второе — устье реки битком забито кораблями, и хотя бы с одной палубы да заметят их и заинтересуются, что это за лошади плывут мимо.

 Тогда Шаста предложил подняться выше по течению и переплыть реку там, где она уже. Но Бри объяснил ему, что выше Ташбаана по обоим берегам реки сплошной полосой тянутся на много миль сады и дачи, где живут тарханы и тархины. Там всегда кто-нибудь прогуливается верхом на лошади или катается на лодке по реке. И если Шаста хочет встретиться с кем-нибудь, кто может опознать Аравис, а то и его, Шасту, то самый надежный способ — направиться именно туда.

 — Но мы можем переодеться или как-нибудь замаскироваться... — пытался защитить свой план Шаста.

 Но тут заговорила Хвин. По ее мнению, самый безопасный путь лежал через город — от ворот до ворот. Потому что, если они смешаются с толпой, вряд ли кому придет в голову обратить на них внимание. Но она одобрила и мысль насчет переодевания:

 — Детям лучше одеться в лохмотья, и все их примут за поселян или рабов. Вооружение Аравис, наши седла надо завязать в мешки и взвалить нам на спины. Дети сделают вид, что погоняют нас, а народ будет думать, что мы всего лишь обычные вьючные лошади.

 — Милая Хвин! — с легкой усмешкой сказала Аравис. — Где найти такого простака, который с первого взгляда не поймет, что Бри — первоклассный боевой конь?!

 — Я бы не сказал так уверенно... — возразил Бри, фыркнул и чуточку скосил назад свои уши.

 — Я не хуже вас понимаю, что мой план не очень хорош, — с достоинством отвечала Хвин. — Но считаю: это наш единственный шанс попасть на тот берег. И не забывай, Аравис, что нас с Бри не чистили уже целую вечность, поэтому выглядим мы уже не так, как прежде, по крайней мере я. Думаю, если мы посильнее вываляемся в грязи и пойдем, низко свесив головы и еле поднимая копыта, словно мы очень устали или обленились, — может быть, на нас действительно никто не обратит внимания... И не забудьте про наши хвосты. Их надо постричь покороче и... хм... не слишком аккуратно. Понимаете, чтоб торчали такие лохмы...

 — Сударыня! Дорогая моя! — возмутился Бри. — Вы представляете, какой у нас будет после этого вид? И какой прием ожидает нас в Нарнии, если мы явимся туда такими?

 — Представляю, — смиренно отвечала Хвин (она была очень рассудительной Кобылой). — Но я считаю, что главное для нас — туда попасть.

 И хотя план Хвин никому особенно не понравился, в конце концов приняли именно его. После этого беглецы занялись весьма хлопотными, неприятными и очень канительными делами, которые Шаста называл воровством, а Бри — военными рейдами. В тот же вечер один крестьянин не досчитался нескольких мешков, другой назавтра хватился новой веревки.