Дети так увлеклись рассказом господина Бобра, что не замечали ничего вокруг... Когда он закончил и все какую-то минуту сидели молча, Люси вдруг спросила:

 — Послушайте, а где Эдмунд?

 Теперь тишина была ужасной. Потом заговорили все разом:

 — Кто его видел последним?

 — Давно его тут нет?

 — Может быть, он около домика?

 Все кинулись к двери и вышли за порог. А там падал густой снег, зеленый лед в заводи исчез под толстым белым одеялом, и с середины плотины, где стоял домик Бобров, едва можно было разглядеть оба берега. Стоило им ступить за порог, как они утонули по щиколотку в пушистом, только что выпавшем снегу. Дети разбежались во все стороны от домика.

 — Эдмунд! Эдмунд! — кричали они, пока не охрипли.

 Но тихо падающий снег, казалось, поглощал их голоса, а в ответ не было слышно даже эха.

 — Какой ужас! — сказала Сьюзен, когда они в отчаянии вернулись в дом. — И зачем только мы сюда пришли!

 — Во имя всего святого, что же нам теперь делать, господин Бобер? — спросил Питер.

 — Делать? — Бобер уже натягивал теплые сапоги. — Немедленно смываться отсюда — вот что нам надо делать. И не терять ни минуты.

 — Нам будет лучше разделиться на четыре поисковых группы, — предложил Питер, — и разойтись по разным направлениям. Если только кто-то его найдет, пусть сразу же возвращается сюда и...

 — Поисковые группы? — фыркнул господин Бобер. — Зачем, о Сын Адама?

 — Как зачем? Конечно, искать Эдмунда.

 — Нечего его искать, — отрезал господин Бобер.

 — Как это? — воскликнула Сьюзен. — Что вы хотите сказать? Он же не мог далеко уйти. Мы успеем его догнать. Почему вы говорите, что... его не стоит искать?

 — Да потому, — проворчал Бобер, — что я знаю, куда он пошел!

 Дети в изумлении уставились на него.

 — Вы что же, до сих пор не поняли? — спросил их господин Бобер. — Он пошел к ней. К Белой Колдунье. Он нас всех предал.

 — Как вы можете говорить такое! — возмутилась Сьюзен. — Неужели вы всерьез? Уверяю вас, он не может так поступить!

 — Не может? — господин Бобер сурово посмотрел на детей.

 И все, что они хотели сказать, замерло у них на устах, потому что каждый вдруг почувствовал страшную, гнетущую уверенность: Эдмунд — может, и что именно это он сейчас и делает.

 — Но откуда он мог узнать дорогу к ней? — спросил Питер.

 Однако вопрос его повис в воздухе.

 — Он бывал уже здесь? — спросил Бобер. — Оставался он здесь один, без вас?

 — Да, — прошептала Люси. — Боюсь, что да.

 — А он вам рассказывал, что тут делал один и кого встретил?

 — Нет, ничего не рассказал.

 — В таком случае внимательно слушайте меня, — продолжал господин Бобер. — Он уже встречался с Белой Колдуньей, и она сделала его своим и показала дорогу к своему дому. Мне просто не хотелось раньше заводить об этом разговор, как-никак он ваш брат, да и прочее... Но как только я в первый раз увидел его глаза, я сказал себе: “Это глаза предателя”. Такие глаза у всех, кто бывал у Колдуньи и ел ее пищу. Поживи вы с мое в Нарнии, вы бы тоже узнавали таких с первого взгляда.

 — Что ж, — начал Питер, и по его голосу чувствовалось, как он потрясен. — Значит, нам надо его найти и присмотреть за ним. Пусть все так, но все же он наш брат... несмотря ни на что. И к тому же, он еще совсем малыш... даже если он такой гаденыш.

 — Я отведу вас туда, — сказал господин Бобер. — Это ниже по реке, нам туда еще шагать и шагать. Мы выйдем завтра утром.

 — А что будет тем временем с бедным господином Тумнусом? — спросила Люси.

 — Вы что же, собрались все идти в дом Колдуньи? — испугался господин Бобер. — Неужели вы не видите, что единственный шанс спасти и его, и вас самих — держаться от нее как можно дальше?

 — Что вы хотите сказать? — спросила Люси.

 — То, что ей нужно заполучить вас всех вчетвером. Это то, чего она хочет больше всего на свете. Ведь она ни на минуту не может забыть о тех четырех тронах в Каир-Паравеле. И как только вы вчетвером окажетесь у Колдуньи в руках, ее цель будет достигнута. Вы даже слова сказать не успеете, как в ее собрании появятся четыре новые статуи. Но пока он у нее только один, она его будет беречь, как приманку для остальных. Он послужит наживкой на крючке, которым она задумала ловить вас.

 — Ох, неужели нам никто не поможет? — заплакала Люси.

 — Только Аслан, — ответил господин Бобер. — Поэтому нам надо спешить ему навстречу. Теперь это наш единственный шанс.

 — Мне кажется, дорогой мой, — сказала госпожа Бобриха, — нам важно точно припомнить, когда он исчез. Понимаете, сколько он сумеет ей рассказать, зависит от того, сколько он успел услышать. Меня больше всего беспокоит, сбежал ли он до того, как мы заговорили об Аслане, или после? Если до того, то, возможно, все и обойдется, потому что она не узнает, что Аслан прибыл в Нарнию и что мы собираемся с ним встретиться. Ее полиция будет держаться далеко от Каменного Стола.

 — Не помню, чтоб видел его, когда мы говорили об Аслане... — начал Питер.

 Люси перебила его.

 — Да нет же, был он. Неужели не помнишь, ведь он спросил, не превратит ли она в камень Аслана!

 — Черт возьми! — ужаснулся Питер. — Конечно, это он спрашивал. Только он один и мог сказать такое.

 — Значит, дела наши еще хуже, чем я думал, — огорчился господин Бобер. — Тогда важно еще вот что. Был ли он здесь, когда я говорил, что место встречи с Асланом — Каменный Стол?

 На этот вопрос не смог ответить никто.

 — Что же выходит? — рассуждал вслух господин Бобер. — Если он ей это скажет, то она сразу поедет в своих санях в ту сторону, поставит заслон по дороге к Каменному Столу и перехватит нас в пути. Получается, мы отрезаны от Аслана.

 — Нет, — возразила госпожа Бобриха. — Если я ее знаю, то первым делом она поедет не туда. Как только Эдмунд скажет, где вы находитесь, она помчится сразу сюда, чтобы заполучить вас еще до ночи. Если он ушел с полчаса назад, то ждите Колдунью минут через двадцать.

 — Вы правы, госпожа Бобриха, — согласился супруг. — Нам надо немедленно уходить отсюда. И не терять ни минуты.

 Вам, конечно, хочется узнать, что же случилось с Эдмундом. За обедом он съел все, что ему дали, но не почувствовал никакого удовольствия, потому что все время думал о “Турецких сладостях”. Ничто так не портит вкус простой хорошей еды, как воспоминания даже о самой скверной, но заколдованной пище. Слушая разговор, он становился все мрачнее, ему казалось, что остальные совсем не обращают на него внимания, и что вообще ему здесь оказали очень холодный прием. Конечно же, все было совсем не так, но воображение у него разыгралось, и он чувствовал себя несчастнее всех на свете. Когда же он услышал от господина Бобра об Аслане и узнал о готовящейся встрече с ним возле Каменного Стола, он начал потихоньку продвигаться к занавеси над дверью. Одно лишь имя Аслана повергло его в какой-то таинственный ужас, непонятно почему ему стало жутко, хотя у остальных это имя, напротив, вызывало восхищение.

 В тот самый момент, когда господин Бобер читал стишок о тронах в Каир-Паравеле, Эдмунд тихонько повернул ручку двери, а когда Бобер принялся объяснять, что Колдунья — не человек, а наполовину джинния, наполовину великанша, он выскользнул наружу и тихонько притворил за собой дверь.

 Вы только не думайте, что Эдмунд даже теперь был настолько скверным мальчишкой, что желал, чтобы его родных брата и сестер превратили в камень. Просто ему очень хотелось снова отведать “Турецких сладостей”, ну и, конечно, стать принцем (а позднее и королем) и отплатить Питеру за то, что тот назвал его гаденышем. Что же касается остальных... Он, разумеется, в душе был против того, чтобы Колдунья причинила им зло. Но и ничего доброго он им тоже не желал, и прежде всего столь же высокого положения, что и самому себе. При этом Эдмунд еще как-то ухитрялся верить (или сумел убедить себя, что верит), будто ничего плохого Колдунья им не сделает.