— Да он всего-навсего кот-переросток! — крикнул кто-то.

 — И вот этого мы столько времени боялись? — подхватил другой.

 Они закрутились вокруг Аслана, издеваясь над ним и выкрикивая с глумливым смехом:

 — Киска! Бедная ты, моя кисонька!

 — Что ты невесел, кот? Не попалось ни одной мышки?

 — Может, кошечке хочется молочка?

 — О, как они могут! — сказала Люси. Слезы так и текли у нее по щекам. — Звери, настоящие звери!

 Теперь, когда прошло первое потрясение, остриженный Аслан показался ей еще более прекрасным, Смелым и благородным, чем прежде. Но враги не унимались.

 — Надеть на него намордник! — крикнула Колдунья.

 Даже теперь, когда, повозившись, они надели на него намордник, они понимали, что одним движением челюсти он может искалечить одного или двух. Но снова он стерпел все, не пошевельнувшись. И это, казалось, привело в бешенство весь сброд. Теперь на него кинулись даже те, кто до сих пор стоял в сторонке, боясь подойти поближе. Несколько минут девочки не видели Аслана, так плотно облепили его твари, — и пинали, и били, и кусали, и плевали, и изощрялись во всяческих издевательствах.

 Толпа, наконец, натешилась досыта. Связанного Льва в наморднике поволокли к Каменному Столу, одни тащили его спереди, другие толкали сзади. Лев был так огромен, что даже теперь, когда он был в полной их власти, им понадобились усилия всей шайки, чтобы поднять его на Стол. Потом они снова принялись привязывать его веревками.

 — Трусы! Подлые трусы! — рыдала Сьюзен. — Неужели им еще мало? Неужели они и теперь боятся его?

 Только когда они связали Аслана так, что тот превратился в сплошную массу узлов и веревок, лежащую на плоском Столе, толпа стихла. Четыре ведьмы с четырьмя факелами стали по углам Стола. Колдунья обнажила руки, как уже сделала это прошлой ночью, собираясь покончить с Эдмундом. Потом она начала точить свой нож. Когда отсвет факелов падал на него, девочкам казалось, что он каменный, а не стальной, да и форма у него была какая-то странная и зловещая.

 Колдунья подошла к Аслану. Лицо ее, искаженное яростью, судорожно дергалось. А Лев совсем не глядел на нее. По-прежнему спокойный, он смотрел в небо без страха и гнева, только немного печально. Перед тем, как нанести удар, Колдунья нагнулась над ним и сказала срывающимся голосом:

 — Так кто же из нас победил?.. Дурак, ты думаешь, что этой глупой жертвой ты спасешь предателя?.. Как бы не так! Сейчас,

 согласно нашему уговору, я убью тебя, и тем самым умиротворю заветы Сокровенной Магии. Но потом, когда ты будешь мертвым, падалью, — кто помешает мне вот так же убить и его? Кто тогда спасет его от моей руки? Понимаешь ли ты, что отдал мне Нарнию, погубил себя, да и его не спас?.. Знай же это — и умри в отчаянии!

 Самый миг убийства девочки не видели. Дальше они смотреть не могли и зажмурили глаза.

 Съежившись, девочки сидели в кустах, закрыв руками лица, и слышали, как Колдунья выкрикивала:

 — Свершилось!.. А теперь мы не будем медлить! Все за мной, и мы быстро закончим эту войну! Много времени нам не понадобится, мы сотрем в пыль этих людей, этих паразитов, этих предателей! Теперь, когда этот Великий Дурак, этот их Большой Кот мертв, они нам не страшны!

 Тут детям в течение нескольких минут грозила нешуточная опасность. Весь этот подлый сброд, дико вопя, визжа, дудя в скрипучие рога, покатился вниз с холма именно по тому склону, где они затаились в своем укрытии. Девочки чувствовали, как пахнуло холодом, затхло-сырым ветром — это мимо них пронеслись призраки. Затряслась земля под копытами несущихся галопом минотавров. Над головами у них суматошно били по воздуху зловонные крылья летучих мышей, черными пятнами проносились стервятники. При иных обстоятельствах девочки бы тряслись от страха, но теперь почти не обращали на это внимания: их души были полны горем, стыдом и ужасом из-за смерти Аслана.

 Как только в лесу все смолкло, Сьюзен и Люси вылезли из кустов и поднялись на открытую вершину холма. Луна стояла низко над землей, на нее то и дело набегали прозрачные облака, но они все еще могли видеть связанное тело мертвого Льва. Подойдя к нему, они опустились на колени на мокрую траву и стали ласкать и целовать то, что осталось от Аслана. Они плакали, пока могли плакать; затем посмотрели друг на дружку, взялись за руки, потому что почувствовали себя страшно одинокими в этом чужом мире, и заплакали снова. Наконец, когда все слезы были выплаканы, Люси заговорила:

 — Не могу больше видеть его в этом подлом наморднике. Давай попробуем, может, нам удастся его снять?

 Они начали искать завязки. Провозившись довольно долго (настало самое темное время ночи, а пальчики у них совсем заледенели), они все-таки справились с этим делом. Когда же увидели его без намордника, то опять разрыдались, а потом принялись ласкать и целовать его и, как могли и умели, стирать с него кровь и пену. И все это было так ужасно и так безнадежно печально, что я не в силах описать.

 — Может быть, мы сумеем его развязать? — предложила Сьюзен. |

 Но враги от злости так туго затянули веревки, что девочки ничего не могли поделать с узлами.

 Наделось, никому из моих читателей не доведется испытать такое горе, какое пережили в ту ночь Сьюзен и Люси; но если всю ночь не спать и безутешно плакать до тех пор, пока не иссякнут все слезы, то рано или поздно на вас опускается скорбный покой, и вы чувствуете, что отныне с вами ничего уже не может случиться, ни хорошего, ни плохого. Именно это в конце концов почувствовали девочки. Час сменялся часом, а они пребывали в этом мертвенном покое и не замечали даже, что зябнут все больше и больше. Наконец Люси заметила, что вокруг них что-то происходит. Небо с восточного края стало чуточку светлее, чем прежде. И в траве у ее ног что-то слегка зашевелилось. Поначалу она совсем не обратила на это внимания. И в самом деле, какое ей до всего дело, если уже ничего, ничего нельзя изменить! Но потом она увидела, что это, — что бы это ни было, — поползло вверх по глыбам, поддерживающим Каменный Стол, а потом засуетилось вокруг мертвого Аслана. Она наклонилась, чтобы приглядеться поближе. Это были какие-то маленькие серые существа.

 — Фу! — сказала Сьюзен с другой стороны Стола. — Что за гадость! Это мыши! Отвратительные твари смеют ползать по нему! Убирайтесь, подлое отродье.

 И она подняла руку, собираясь отпугнуть их.

 — Подожди! — остановила ее Люси, которая приглядывалась к ним все внимательнее. — Неужели ты не видишь, что они делают?

 Теперь, пригнувшись, следили за мышами обе девочки.

 — Мне кажется... — начала Сьюзен. — Но как же это странно! Они грызут веревки!

 — Я тоже так думаю, — ответила Люси. — Наверно, это хорошие мыши, его друзья. Бедные маленькие зверюшки, они еще не понимают, что он мертвый. Они думают, что помогут ему, если развяжут все эти веревки.

 Стало заметно светлее. Теперь было хорошо видно, что веревками занимаются десятки, да нет, сотни маленьких мышеи-полевок и грызут, грызут — и вскоре они перегрызли все веревки.

 Небо на востоке побелело, звезд почти не осталось, кроме одной очень яркой звезды на востоке, горевшей чуть ли не над самой линией горизонта. Они почувствовали, что стало еще холоднее, намного холоднее, чем было ночью. Мыши побежали со Стола вниз, в траву.

 Девочки убрали остатки изгрызенных веревок. Освобожденный Аслан был больше похож на себя прежнего. С каждой рассветной минутой девочки лучше видели Льва: он становился все более царственным и благородным. В лесу проснулись и запели птицы. Долгие часы здесь стояла такая мертвая тишина, что эти звуки испугали девочек. Потом запел настоящий птичий хор.

 Наступило раннее утро.

 — Я вся замерзла, — сказала Люси.

 — И я. Давай немножко походим, чтобы согреться.