— Это нетрудно, дорогая моя, — ответила Ласаралин. — Нас сейчас несут ко мне домой. Мужа нет дома, и никто тебя не увидит... Фу! Это совсем не весело — ехать с закрытыми занавесями. Мне хочется поглядеть на город. Зачем, спрашивается, я надела новое платье, если приходится сидеть вот так, за занавесками?
— Надеюсь, никому не слышно, как ты кричишь на меня во весь голос! — сказала Аравис.
— Разумеется, милочка, никто нас не услышит, — ответила Ласаралин самым небрежным тоном, как о сущей чепухе. — Но ты не сказала мне, что ты думаешь о моем платье...
— Погоди! — перебила ее Аравис. — Сначала скажи своим людям, чтобы они обходились с этими лошадьми как можно почтительнее. Они самые настоящие Говорящие Лошади. Из Нарнии.
— Подумать только! — восхитилась Ласаралин. — Я просто потрясена... Ах!.. Кстати, милочка... ты уже видела эту варварскую королеву из той самой Нарнии? Она сейчас гостит в Ташбаане. Говорят, что принц Рабадаш от любви к ней совсем потерял голову. Последние две недели у нас все время такие восхитительные вечеринки, охота — в жизни не видела ничего подобного! Но сама она, мне кажется, не такая уж хорошенькая. Но зато нарнианские мужчины — просто прелесть! Позавчера мы гуляли на лодках по реке, и на мне было...
— Как бы твои люди, — перебила ее Аравис, — не начали болтать направо и налево, что ты приняла какую-то нищенку к себе в дом. Стоит узнать об этом моему отцу...
— Да не беспокойся ты так из-за этого, милочка! — сказала с досадой Ласаралин. — Дома мы мигом подберем тебе подходящее платье. Да мы уже прибыли.
Действительно, носильщики остановились и осторожно опустили наземь паланкин. Когда они отдернули занавеси, Аравис увидела, что они находятся посреди двора-сада — очень похожего на тот, где несколькими минутами раньше оказался Шаста, только совсем в другой части города. Ласаралин, выбравшись из паланкина, сразу же направилась к дверям, но Аравис остановила ее, напомнив шепотом, что надо предупредить рабов — никому не рассказывать о странной гостье своей хозяйки.
— Прости, милочка, но это как-то вылетело у меня из головы, — сказала Ласаралин. — Эй, вы! Это я вам всем говорю! И привратнику тоже! Сегодня никому нельзя отлучаться из дому. Никому! И если я узнаю, что кто-то болтал об этой юной госпоже, того я сначала прикажу бить кнутами до смерти, потом поджарю, а под конец посажу на хлеб и воду на шесть недель. Ясно?
Хотя Ласаралин несколько раз повторила, что ей смертельно хочется услышать историю Аравис, на самом деле совсем не спешила узнать, что же приключилось с ее подругой. Ей куда больше нравилось рассказывать самой, чем слушать других. Но надо отдать ей справедливость — сначала она заставила Аравис как следует вымыться в роскошной бане (а калорменские бани славились по всему миру), потом одела ее чуть ли не в самое красивое из своих платьев. При этом подняла такую беготню и суету, что Аравис едва сдержалась от гнева. Она вспомнила, что Ласаралин всегда была такой, и ее по-настоящему интересовали только наряды, увеселения да болтовня. Саму Аравис больше всего на свете интересовали стрельба из лука, лошади и собаки, ну, и еще плавание. Сами понимаете, что каждая из них считала свою подругу глупышкой, что не мешало им поддерживать хорошие отношения.
Но вот, наконец, Ласаралин отослала всех, и наши подружки остались одни за трапезой, состоявшей главным образом из взбитых сливок, желе, фруктов, мороженого разных сортов и тому подобного. Они сидели в красивой комнате с колоннами, которая, без сомнения, понравилась бы Аравис больше, если бы к ним все время не приставала балованная обезьянка, любимица Ласаралин, успевавшая повсюду совать свой нос. Наконец, Ласаралин спросила Аравис, из-за чего она убежала из дому. И Аравис рассказала ей всю историю. Ласаралин пришла в недоумение.
— Но дорогая моя! — произнесла она с неподдельным изумлением. — Почему бы тебе и в самом деле не выйти замуж за тархана Ахошту? Все у нас из-за него просто с ума сходят, он довольно мил. А мой муж говорит, что он теперь самый большой человек в Калормене. Ты еще не знаешь? Его только что сделали великим визирем. После смерти старика Аксарты.
— Мне все равно, — сказала Аравис. — Меня тошнит от его вида.
— Но, милочка, ты только подумай! Три дворца, и самый красивый из них внизу, у озера Илькин! У тебя будут платья из жемчуга — это я тебе точно говорю. Ты будешь принимать ванны из молока ослиц. И мы будем видеться чуть ли не каждый день.
— Пусть он лучше следит за своими жемчугами и дворцами, а меня оставит в покое, — сердито ответила Аравис.
— Ты странная девочка, Аравис, и всегда была такой, — сказала Ласаралин. — Чего же еще можно желать?
Но Аравис удалось-таки в конце концов убедить подружку, что ее замыслы вполне серьезны, и даже заставить ее перейти к обсуждению планов о том, что делать дальше. Они сразу договорились, что легче всего вывести за ворота Ташбаана Лошадей и довести их до Гробниц. Никто не остановится и не будет расспрашивать мальчишку-конюха в нарядной одежде, который поведет боевого коня и коня под дамским седлом вниз к реке.
Конюхов у Ласаралин было много, и посланцы нашлись. Гораздо труднее оказалось решить, что же делать с самой Аравис, — ведь ее искал отец. Сначала Аравис попросила, чтобы ее отправили через Северные Ворота в носилках с задернутыми занавесками! Но Ласаралин возразила ей: носилками принято пользоваться только в стенах города, и если увидят, что кого-то в носилках хотят нести за ворота, то обязательно остановят и начнут задавать вопросы.
Они довольно долго ломали голову, как же быть — и времени на это ушло бы еще больше, если бы Аравис не пресекала самым безжалостным образом все попытки подруги отвлечься от главного. Вдруг Ласаралин хлопнула в ладоши и весело воскликнула:
— Ой, что мне пришло в голову! Ведь из города можно выбраться не только через ворота, но и через сад тисрока (да живет он вечно!). Сад спускается к самому берегу, и там есть маленькая пристань — для прогулок по реке. Разумеется, только для тех, кто живет во дворце. Но понимаешь, милочка, — тут она весело захихикала, — мы во дворце стали почти своими. Тебе повезло, что ты попала сразу ко мне. Дорогой наш тисрок — он такой милый! Он приглашает нас во дворец чуть ли не каждый день, и мы там теперь почти как у себя дома. Я так люблю всех наших милых принцев и принцесс, а принца Рабадаша просто обожаю. Если мне вздумается, я могу в любое время дня и ночи попасть туда, чтобы повидаться с кем-нибудь из дворцовых дам. Что, если нам попробовать проскользнуть туда, как только стемнеет, а потом пройти через сад к пристани? Там такие небольшие воротца, и никто их не охраняет, потому что про них знают только свои. А у пристани всегда несколько лодок. Если даже нас застанут...
— Тогда все погибло! — сказала Аравис.
— Да не волнуйся ты так, милочка! — засмеялась Ласаралин. — Я что хотела сказать — если нас даже кто застанет там, я всегда могу сказать, что мне просто захотелось позабавиться. Меня же там знают и решат, что это просто одна из моих сумасшедших шуточек. А на следующий день — нет, ты послушай, это будет такая потеха!..
— Я говорю, что все погибло для меня! — достаточно резко сказала Аравис.
— Ох... ох... я понимаю, что ты имеешь в виду, милочка. Но в таком случае, может быть, ты предложишь другой план, получше?
Лучше Аравис ничего предложить не могла и потому ответила:
— Что ж, рискнем. Когда мы пойдем туда?
— Ой, только не в эту ночь, — сказала Ласаралин. — Сегодня туда, разумеется, тебе нельзя. Там сегодня будет большой пир... О, я совсем забыла, мне же еще надо уложить волосы... через несколько минут начну одеваться... Ты понимаешь, там будет все ярко освещено, и уйма всякого народу. Лучше всего подождать до завтрашней ночи.
Аравис была неприятно поражена, но пришлось смириться — она понимала, что для нее это лучший выход. Время после полудня тянулось страшно медленно, и, когда Ласаралин отбыла на свой банкет, Аравис испытала большое облегчение, потому что устала от ее хихиканья и пустой болтовни о нарядах, вечеринках, браках, обручениях и скандалах. Оставшись одна, Аравис рано легла спать. И за весь день это было единственное, что доставило ей хоть какое-то удовольствие. Так приятно снова выспаться на чистых простынях и мягких подушках.