— Они у реки! — дико вскрикнул он.

 — Быстрее! Быстрее! — кричала Аравис. — Разве мы пускались в путь только для того, чтобы не успеть в Анвард? Галоп, Бри, галоп! Вспомни, что ты боевой Конь!

 Шаста старался сдерживаться и не понукать Лошадей. Он думал: “Бедняги и так делают все, что могут, нечего распускать язык!” На самом деле Кони делали не все, что могли, а все, что, по их мнению, они могли, — а это далеко не одно и то же. Бри все-таки нагнал Хвин, и теперь они дружно взрывали копытами зеленый дерн. Было ясно, что такого темпа Хвин долго не выдержит.

 Вдруг весь мир переменился от нового звука, раздавшегося позади них. Это был совсем не тот звук, которого они боялись, — не стук копыт и не лязг оружия вперемешку с калорменскими боевыми выкриками. Шаста сразу узнал, что это такое. Этот ворчливый рык он уже слышал в ту лунную ночь, когда они встретили Аравис и Хвин. И Бри тоже узнал его. В глазах Коня вспыхнул красный огонь, уши почти вплотную прижались к голове. И Бри показал, что до сих пор он бежал совсем не так быстро, как мог. Почувствовал эту перемену и Шаста — теперь они в самом деле понеслись во весь опор и в несколько секунд обогнали — и намного — Хвин.

 "Это нечестно! — думал Шаста. — Хоть здесь-то мы могли бы обойтись без львов!"

 На скаку он оглянулся через плечо. Все было совершенно ясно. Огромная желтовато-рыжая тварь неслась за ними, низко распластав вытянутое тело — совсем как кот, который мчится через лужайку к дереву, когда в саду появляется чужая собака. И с каждой секундой, с каждым мгновением она была все ближе и ближе.

 Шаста поглядел вперед — и увидел такое, что не поверил бы своим глазам, будь у него время подумать. Дорогу перегораживала ровная зеленая стена футов в десять высотой. Прямо в середине стены были широко раскрытые ворота, а посреди ворот стоял высокий человек в какой-то хламиде цвета осенних листьев, доходившей ему до босых ступней, с бородою до колен. Человек опирался на длинный прямой посох.

 Шаста увидел это мельком и снова обернулся назад. Лев догонял Хвин. Его зубы щелкали почти у задней ноги Лошади, а на ее покрытой пеной морде с безумными, широко раскрытыми глазами, не было ничего, кроме отчаяния и безнадежности.

 — Стой! — крикнул Шаста прямо в ухо Бри. — Вернись! Надо помочь!

 Впоследствии Бри говорил, что ничего не слышал — или ничего не понял. А так как обычно он был очень правдив, то нам ничего не остается, как поверить его объяснению.

 Тогда Шаста высвободил ступни из стремян, перекинул ноги на левый бок Коня, поколебался страшную, омерзительную долю секунды — и спрыгнул. Он очень ушибся при падении и чуть не потерял сознание. Но, еще не успев почувствовать, как ему больно, он вскочил и, шатаясь, побежал назад, на помощь Аравис. Ему и в голову раньше не приходило, что он способен сделать такое. И теперь едва ли знал, почему он это делает.

 Самый жуткий визг в мире, визг смертельно испуганной Лошади, сорвался с губ Хвин. Аравис низко пригнулась к ее шее и, похоже, пыталась обнажить свой меч. Все трое — Аравис, Хвин и лев — вот-вот должны были пролететь над головой Шасты. Но прежде чем они до него домчались, лев встал на задние лапы. Он сделался огромным — невероятно огромным для льва, — резко выбросил вперед правую лапу и с размаху ударил Аравис по спине. Шаста видел, как выпускались чудовищные когти. Аравис дико вскрикнула и дернулась в седле — лев рвал ей плечо. Шаста обезумел от ужаса, но тем не менее как-то умудрился извернуться и стать лицом к зверю. У него не было никакого оружия, даже палки или камня. Все, что он мог, — это дико завопить на льва, как будто перед ним была всего лишь собака:

 — А ну пошел! Пошел домой! Кому сказано — пошел!

 Какое-то мгновение мальчик глядел прямо в разверзнутую свирепую пасть. К крайнему его изумлению, лев, все еще стоя на задних лапах, замер на месте, поглядел на него как бы в недоумении — потом перекувырнулся и, подобравшись, длинными прыжками умчался прочь.

 С минуту Шаста никак не мог поверить, что все так хорошо кончилось. Потом он повернулся и помчался к воротам в зеленой стене. Хвин в это время, спотыкаясь, почти в беспамятстве входила в ворота. Аравис все еще сидела в седле, но было видно, что спина ее окровавлена.

 — Входи, дочь моя, входи, — говорил бородатый человек в хламиде, а когда до него добежал задыхающийся Шаста, добавил:

 — Входи и ты, сын мой!

 Шаста слышал, как закрылись за ним ворота, а потом увидел, как бородатый незнакомец помогает Аравис и ее Лошади.

 Они находились внутри широкого круглого двора, окруженного высокой стеной из зеленого дерна. Перед ними был пруд с очень спокойной водой, стоявшей едва не вровень с берегами. На противоположной стороне, почти полностью закрывая пруд ветвями, росло самое большое и самое красивое дерево, какое доводилось видеть Шасте. Рядом с деревом стоял маленький и низенький каменный домик с соломенной крышей. Послышалось блеяние, и мальчик увидел несколько коз, что паслись на густой мягкой траве.

 — Вы... вы... — с трудом выговорил Шаста, — не король Лун Арченландский?

 Старик отрицательно покачал головой.

 — Нет, — спокойно ответил он. — Меня зовут Отшельник с Южной Границы. Теперь, сын мой, у тебя нет времени на расспросы — слушай и повинуйся. Эта юная дама ранена. Лошади ваши вымотались, а Рабадаш в этот самый момент нашел брод через Стрелу. Но если ты сейчас побежишь прямо, нигде не останавливаясь, ты еще успеешь предупредить короля Луна.

 При этом сердце Шасты чуть не остановилось. Он почувствовал, что у него совсем не осталось сил. Внутри у него все воспротивилось этому жестокому и несправедливому требованию. Он еще не знал, что если вам случится сделать одно доброе дело, то наградой за него чаще всего бывает другое задание — еще более славное, но и более трудное. Но вслух он лишь произнес:

 — Где король?

 Отшельник повернулся и сказал, показывая посохом:

 — Смотри туда — там есть другие ворота, напротив тех, в которые ты вошел. Открой их и беги прямо и прямо, что бы ни было перед тобою — ровное или крутое, свободное или заросшее, сухое или мокрое. Мое искусство позволяет мне знать, что короля Луна можно встретить там. Но для этого тебе нужно бежать — бежать, не останавливаясь.

 Шаста кивнул головой, побежал к северным воротам и скрылся за ними. Затем Отшельник занялся Аравис, которую во время разговора поддерживал рукой. Он сначала повел ее, а потом внес в домик. Оттуда Отшельник вышел не скоро.

 — А теперь, кузены, — сказал он, обращаясь к Лошадям, — пришел и ваш черед.

 Не дождавшись ответа — Лошади так обессилели, что не могли выговорить и слова — он снял с них седла и уздечки и принялся растирать, да так умело, что лучшему конюху в королевских конюшнях было до него далеко.

 — Теперь, — сказал он, — вам надо выбросить из головы все сегодняшние происшествия и успокоиться. Здесь есть для вас вода и трава. А когда я подою других моих кузин, коз, я приготовлю для вас теплое пойло.

 — Сударь, — сказала Хвин, к которой вернулся дар речи, — будет ли жить тархина? Не убил ли ее лев?

 — Мое искусство позволяет мне знать лишь о том, что происходит в настоящем, — ответил Отшельник. — Но оно мало говорит мне о будущем. Поэтому я не могу знать, кто доживет в этом мире хотя бы до следующего утра. Но всегда надейтесь на лучшее. Я не вижу причин, мешающих этой юной даме прожить столько, сколько это возможно для любого человека ее возраста...

 Когда Аравис пришла в себя, то обнаружила, что лежит лицом вниз на низкой кровати в пустой комнате с голыми каменными стенами. Аравис никак не могла понять, почему она лежит на животе. Но стоило ей шевельнуться, как она почувствовала жгучую боль сразу во всей спине и вспомнила, что с нею произошло. Потом девочка спросила себя, на чем же таком восхитительно мягком и упругом она лежит. А лежала она на вереске — лучшем материале для ложа, но про вереск, естественно, она ничего не знала.