Король, не отрываясь, смотрел на Шасту каким-то странным взглядом.

 — Вы — король Лун? — по-прежнему задыхаясь, продолжал Шаста. И, не дожидаясь ответа, выпалил: — Господин король... скачите, что есть сил... В Анвард... заприте ворота... на вас идет враг... Рабадаш и две сотни конников...

 — А ты уверен в этом, мальчик? — спросил один из мужчин, стоявших рядом с королем.

 — Видел своими глазами, — отвечал Шаста. — Они были у реки. Я несся наперегонки с ними всю дорогу от Ташбаана.

 — Пешком? — спросил вельможа, чуть приподняв брови.

 — Кони... у Отшельника, — ответил Шаста.

 — Не трать времени на расспросы, Даррин, — заговорил король Лун. — Мальчик сказал правду — это видно по его лицу. Незамедлительно скачем в замок, господа. Мальчику — запасного коня. Ты можешь ехать быстро, дружок?

 Вместо ответа Шаста поставил ногу в стремя лошади, которую ему подвели, и мгновенно оказался в седле. В течение последних недель он сотни раз садился таким образом на Бри. И делал теперь это намного лучше, чем в первую ночь, когда, по словам Бри, лез на лошадь, как на стог сена.

 Ему было приятно услышать, что лорд Даррин сказал королю:

 — У мальчика посадка настоящего наездника, сир. Судя по его виду, он благородного происхождения.

 — Его происхождение... хм... это и есть главный вопрос, — неопределенно отвечал король.

 Он снова посмотрел на Шасту прежним взглядом — с жадным вниманием, точно был голоден и собирался его съесть.

 Но у Шасты не было времени раздумывать об этом. Отряд сорвался с места стремительным галопом, и Шасте пришлось нелегко. Он сидел в седле действительно превосходно, но понятия не имел, что делать с удилами — ведь Бри, как помните, строго-настрого запретил ему даже прикасаться к ним.

 Сначала он очень осторожно, краешком глаза, приглядывался к тому, что делали остальные. Так делают некоторые из нас в компании, если не вполне уверены, что правильно обращаются с ножом и вилкой. Все-таки он не рискнул по-настоящему направлять свою лошадь и решил довериться ей, считая, что она последует за остальными. Конечно, лошадь эта была самой обыкновенной, а не Говорящей, и ума у нее хватило лишь на то, чтобы сообразить, что чужой мальчишка, оказавшийся у нее на спине, не имеет ни хлыста, ни шпор и вовсе не является хозяином положения. Поэтому Шаста вскоре оказался в самом конце кавалькады и все больше и больше отставал от остальной группы всадников.

 Тем не менее поначалу лошадь скакала довольно быстро. Мошкара куда-то пропала, и встречный ветер приятно освежал разгоряченное лицо. Он снова мог по-настоящему, всей грудью, дышать и думать. Он выполнил свою задачу. Теперь, в первый раз после того, как они покинули Ташбаан (казалось, что это было невообразимо давно), он мог просто ехать и наслаждаться ездой.

 Он поднял голову, чтобы поглядеть на горы, не стали ли они ближе. Но, к глубокому своему разочарованию, вообще их не увидел, потому что с той стороны ему навстречу двигалась неопределенная серая дымка. Он никогда не бывал прежде в горах, поэтому удивился и сильно заинтересовался — что же происходит?

 — Это, наверное, облако, — сказал он себе. — Надо понимать, оно спускается вниз. А до этого оно было там, на горе, а еще раньше — прямо в небе. Значит, скоро оно спустится сюда, и я увижу, какое оно изнутри. Вот забавно — я ведь раньше часто спрашивал, что у него внутри.

 Далеко от него, с левой стороны и чуточку сзади, солнце готовилось совсем скрыться за горизонтом.

 Тем временем всадники выбрались на неровную дорогу и помчались по ней с очень хорошей скоростью. Лошадь Шасты по-прежнему шла в самом конце. И так как дорога раза два повернула и пошла по густому лесу, он вскоре потерял из виду остальных. Потом дорога нырнула в туман — или, точнее, на них наполз туман, и все вокруг затянуло серой дымкой. Шаста сразу понял, что внутри облака очень холодно и сыро и вдобавок темно. С невероятной скоростью серость переходила в темноту.

 Впереди, в голове кавалькады, кто-то то и дело трубил в рог, и с каждым разом звук этот казался все дальше и дальше. Шаста уже не видел всадников и постарался побыстрее преодолеть очередной поворот. Но и за поворотом он их не увидел. Если говорить честно, он больше уже ничего не увидел. Лошадь его, как назло, перешла на спокойный шаг.

 — Да иди же, лошадка, иди, милая! — уговаривал ее Шаста.

 Снова где-то протрубил рог — на этот раз еле слышно. Бри всегда напоминал мальчику, чтобы он держал ноги пятками наружу, и Шаста был уверен, что если надавить пятками на бока лошади, то произойдет нечто ужасное. Теперь, по его мнению, настало время посмотреть, что из этого получится.

 — Смотри, лошадка! — сказал он. — Если ты немедленно не взбодришься, знаешь, что я с тобой сделаю? Я вгоню в тебя мои пятки. Я это сделаю!

 Лошадь не обратила на угрозу никакого внимания. Тогда Шаста, усевшись потверже в седле, ухватился руками за свои колени, крепко стиснул зубы и изо всех сил ударил пятками по ее бокам. В результате лошадь сделала вид, что переходит на рысцу, пробежала так с десяток ярдов, а потом снова перешла на ленивый шаг. Тем временем совсем стемнело, рога больше не было слышно — то ли там впереди почему-то перестали трубить, то ли ускакали слишком далеко. Он лишь слышал, как мерно капала влага с ветвей деревьев.

 — Ну что ж, — смирился Шаста, — даже таким шагом мы когда-нибудь куда-нибудь приедем. Вот только как бы не въехать таким манером в рабадашево войско.

 Они ехали, как показалось Шасте, очень долго — никуда не спеша, будто на прогулке. Он успел уже возненавидеть эту лошадь и вдобавок сильно проголодался.

 Наконец они доехали до развилки — дальше в противоположные стороны шли две дороги. Пока Шаста ломал голову, которая из дорог ведет к Анварду, позади послышался какой-то шум. Он вздрогнул. Это был цокот множества идущих рысью лошадей.

 — Рабадаш! — сказал себе Шаста. — Хотел бы я знать, какую дорогу он выберет.

 Конечно, догадаться об этом сейчас было невозможно, и Шаста рассуждал дальше:

 — Если я выберу одну из них, то он, может быть, поедет по другой. Но если я буду стоять тут, на перекрестке, меня схватят наверняка.

 Шаста спешился и изо всех сил потащил за собой лошадь по дороге, ведущей направо. Цокот копыт стремительно надвигался, и через несколько минут Шаста понял, что всадники уже на перекрестке. Мальчик затаил дыхание, выжидая, какую дорогу они выберут.

 Послышалась громкая команда:

 — Стой!

 Вслед за этим раздались звуки, привычные любому кавалеристу, — лошадиное фырканье, топот копыт, нетерпеливое переступание с ноги на ногу, скрежет зубов, грызущих мундштуки, легкие шлепки — это всадники похлопывали коней по шее. Затем заговорил чей-то голос:

 — Слушайте внимательно! Отсюда до замка чуть больше двухсот ярдов. Напоминаю мой приказ. Как только вступим в Нарнию, убивать будем лишь в самом крайнем случае. Как можно меньше крови. Нам придется дорого заплатить за каждую каплю нарнианской крови — галлоном нашей собственной. Но так будет лишь в этом деле. Боги еще ниспошлют нам более счастливый час, и тогда мы не оставим никого в живых между Каир-Паравелем и Фонарным Заповедником. Но сейчас мы не в Нарнии. Здесь, в Арченланде, совсем другое дело. В атаке на замок короля Луна главное — скорость, остальное не имеет значения. Покажите же мне свое рвение. Замок должен стать моим еще до истечения этого часа. Если вы сделаете это, я отдам вам все, что в нем есть. Из добычи я себе не оставлю ничего. Перебейте всех мужчин-варваров, каких там найдете, — даже младенцев, родившихся нынче утром. Женщин, золото, оружие, вино делите как вам угодно. Но если кто-нибудь из вас попятится назад, когда мы будем у ворот, я сожгу того заживо. А теперь—вперед! Во имя Таша неумолимого и неодолимого!

 С оглушительным топотом колонна снова пришла в движение, и Шаста смог свободно вздохнуть. Они выбрали другую дорогу.

 Ему показалось, что отряд очень долго поворачивал. Хотя весь этот день Шаста думал и говорил только о “двух сотнях конников”, он не представлял себе, как же это много на самом деле. Но наконец топот и звяканье затихли вдалеке. Он остался один и снова услышал, как капает с деревьев вода.