— Я не сомневаюсь, — продолжал Бри, — что когда его называют Львомj то хотят сказать, что он сильный, как лев, или грозен, как лев, — разумеется, когда он имеет дело с нашими врагами. Или что-нибудь в этом роде. Даже такая маленькая девочка, как ты, Аравис, должна понять, что это чистейший вздор — подумать, будто он и в самом деле лев. Если говорить правду, то это даже непростительно. Если бы он был львом, значит, был бы Зверем — таким же, как и мы. Подумать только! — и тут Бри расхохотался. — Если он лев, у него же должны быть четыре ноги, хвост и усы... Ай-яй-яй! О-о-о-ох! Хо-хо-хо... Помогите!
В тот миг, когда он произнес “усы”, Аслан одним усом коснулся уха Коня и начал щекотать его. Бри стрелой рванулся в сторону и мигом оказался у противоположной стены. И только там обернулся: стена слишком высока, он не мог бы ее перепрыгнуть, а бежать дальше было некуда. Хвин и Аравис тоже отпрянули. Несколько мгновений стояла напряженная тишина.
Потом Хвин как-то странно, тихонько заржала и, вся дрожа, побежала рысью прямо ко Льву.
— Пожалуйста, — сказала она. — Вы так прекрасны! Если вам угодно — съешьте меня! Я предпочитаю, чтобы меня съели вы, чем кто-либо еще!
— Дражайшая моя дочь! — произнес Лев и запечатлел свой львиный поцелуй на ее подергивающейся бархатистой морде. — Я знал, что тебе не понадобится много времени, чтобы прийти ко мне. Да пребудет с тобою радость во все дни твоей жизни!
Потом он поднял голову и заговорил громче.
— А теперь подойди ко мне ты, Бри, — мой бедный, гордый, перепуганный Конь! Еще ближе, сын мой! Не смей меня бояться. Коснись меня. Понюхай меня. Смотри — вот мои лапы, мой хвост, а вот мои усы. Как видишь, я — самый настоящий Зверь.
— Аслан! — дрожащим голосом проговорил Бри. — Боюсь, что я просто дурак.
— Счастлив Конь, осознавший это еще молодым! Кстати, это же относится и к людям, Подойди ко мне ближе, дочь моя Аравис. Смотри — мои лапы, как бархат, когти я убрал. На этот раз я не стану рвать тебя.
— На этот раз, господин мой? — спросила Аравис.
— Это я ранил тебя, — сказал Аслан. — Ия был тем львом, которого вы все время встречали во время путешествия. Других львов не было. Ты хочешь знать, за что я тебя оцарапал?
— Да, господин мой.
— Эти царапины на твоей спине — точно такие же, как те рубцы от ударов бичом, которые обрушились на спину рабыни твоей мачехи за то, что ты опоила ее сонным зельем. Рубец за рубец, удар за удар, кровь за кровь. Ты должна была на себе почувствовать, что это такое.
— Да, господин мой. Как тебе угодно... А теперь скажи, пожалуйста...
— Спрашивай, спрашивай дальше, моя милая, — подбодрил ее Аслан.
— Не случилось ли с нею из-за меня какой другой беды?
— Дитя, — сказал ей Аслан, — я говорю с тобою о твоей истории, а не о ее. Я никому не рассказываю чужих историй.
Потом он тряхнул головой и произнес более радостным голосом:
— Развеселитесь, дети мои. Мы встретимся еще раз, и очень скоро. А сейчас к вам пожалует другой посетитель!
И он одним прыжком перемахнул через стену и пропал из виду.
Как ни странно, но после того, как он ушел, им совсем не хотелось говорить друг с другом о нем. Они неторопливо разбрелись в разные стороны и медленно расхаживали туда-сюда, каждый погрузившись в свою думу.
Примерно через полчаса две Лошади сошлись за домом, чтобы съесть то вкусное, что приготовил для них Отшельник, а потом опять продолжали в раздумье бродить по траве. Вдруг все вздрогнули от неожиданности: за воротами громко пропела труба.
— Кто там? — спросила Аравис.
— Его королевское высочество принц Кор Арченландский, — ответили снаружи.
Аравис открыла ворота и немного отступила назад, пропуская вновь прибывших.
Сначала во двор вошли два солдата с алебардами и встали по обе стороны ворот, за ними — герольд, а потом трубач.
— Его королевское высочество принц Кор Арченландский испрашивает у госпожи Аравис дозволения предстать перед нею, — возгласил герольд.
— Милости просим, — ответила Аравис.
Герольд и трубач отошли в сторону и склонились в низком поклоне, солдаты отсалютовали, и тогда вошел сам принц. Его слуги отошли в сторону и закрыли за ним ворота.
Принц поклонился — для принца довольно неуклюже. Аравис ответила ему калорменским реверансом (который сильно отличается от нашего) — и сделала его очень изящно, ибо ее этому специально учили. Потом она подняла голову и посмотрела на принца.
Перед нею стоял совсем еще мальчик: голова непокрыта, белокурые волосы подхвачены тоненьким золотистым обручем — вряд ли намного толще проволоки. Верхняя туника на нем была из тончайшего батиста. Такого же, какой у нас идет на носовые платки, поэтому сквозь нее просвечивала нижняя туника. Левая рука, лежавшая на отделанном эмалью эфесе меча, перевязана.
Аравис дважды глянула ему прямо в лицо и только тогда сказала прерывающимся голосом:
— Шаста! Конечно же, Шаста!
Шаста тут же покраснел до кончиков ушей и торопливо заговорил:
— Послушай, Аравис! Надеюсь, ты не подумаешь, что я специально вырядился во все это и явился к тебе с трубачом и всем этим, чтобы пустить тебе пыль в глаза, поразить... что я совсем не тот, кем был... или из-за чего-нибудь такого... Я бы лучше пришел к тебе в старой одежде, но ее уже сожгли, а отец сказал...
— Отец? — удивилась Аравис. — Чей? Не твой ли?
— Ну... похоже, что король Лун и есть мой отец, — сказал Шаста. — Я и сам мог бы догадаться об этом еще раньше. Ведь я видел, что Корин похож на меня. Понимаешь, мы с ним близнецы. Ох... и зовут-то меня по-настоящему не Шаста, а Кор.
— Кор — это звучит приятнее, чем Шаста, — сказала Аравис.
— В Арченланде принято, — объяснил Шаста, — чтобы братьев называли таким образом. Кор и Корин или Дар и Даррин, Кол и Колин...
— Шаста... я хотела сказать — Кор, — промолвила Аравис. — Нет, ты помолчи. Я должна это сказать. Мне жаль, что я была такой свиньей. И, честное слово, я пожалела об этом еще до того, как узнала, что ты принц. Когда увидела, как ты вернулся и лицом к лицу встретил льва.
— Он же совсем не хотел убивать тебя, — сказал Шаста.
— Я знаю, — кивнула Аравис.
И на миг они притихли и стали серьезными и даже торжественными — каждый понял, что и другой знает, что это был Аслан.
Потом взгляд Аравис упал на перевязанную руку Шасты (или уж будем теперь и мы называть его Кором).
— Послушай! — воскликнула она. — Я же совсем забыла! Ты дрался в бою. Тебя ранили?
— Так, царапина, — небрежно, как, по его мнению, подобало принцу, сказал Кор. Но тут же расхохотался и добавил обычным своим голосом:
— Сказать по правде, это никакая не рана. Я только ободрал кожу на пальцах, как самый последний дурак. Знаешь, ради этого не стоило ввязываться в бой.
— И все-таки ты был в бою, — сказала Аравис. — Наверно, это было потрясающе!
— Да нет... совсем не так, как я себе представлял.
— Но Шас... прости — Кор! Ты же мне так и не рассказал, как король Лун узнал тебя.
— Хорошо, расскажу, — согласился Кор. — Только давай сядем, потому что это довольно длинная история. И, кстати, отец у меня молодчина. Если б он не был королем, я все равно был бы рад, что именно он мой отец. Я и теперь рад, хотя, похоже, мне придется из-за этого заниматься образованием и прочими ужасными вещами...
Но ты хочешь знать мою историю. Так вот, я и Корин — близнецы. И вот, наверно, неделю спустя после того, как мы родились, нас обоих вручили одному старому и мудрому кентавру из Нарнии — для благословения или чего-то в этом роде. А кентавр тот был провидец, как почти все кентавры. Ты, наверно, их еще ни разу не видела? Вчера в битве участвовало несколько. Народ они просто замечательный, но я бы не сказал, что рядом с ними чувствуешь себя как дома. Понимаешь, Аравис, в этих северных краях нам с тобой придется привыкать к самому разному народу...
— Да, тут всякого хватает, — согласилась Аравис. — Но ты опять отвлекся. Продолжай.