— Выводи машину и дуй, — говорю я Жуку. — Все уже договорено.

— Ага, — кивает он. — Жди. Сейчас будем.

И направляется в сторону гаража. Мне кажется, его самого охватил азарт этой до конца, правда, ему не понятной, но, очевидно, серьезной операции.

А я иду к «Волге». Для меня уже приоткрывают заднюю дверцу. В машине, кроме Давуда, я обнаруживаю еще одного сотрудника и Эдика.

— Ты-то зачем едешь? — спрашиваю я его. — Не твое это дело — бандитов хватать.

— А кого ты собираешься хватать, интересно?

— Сам еще не знаю. Чутье куда-то ведет.

— Ну, вот и меня оно ведет.

В это время я вижу, как из гаража с шумом выезжает грузовая машина, пересекает двор и исчезает за распахнутыми воротами. Это поехал Жук.

— Запоминай машину, — говорю я Давуду. — За ней поедете. — И обращаюсь к Эдику: — Ну как, на фабрике был?

— Был, — отвечает он. — Но еще важнее, что Окаемов был в банке.

— Это почему?

— А мы потом сравнили наши данные. Оказалось, что по пути на фабрику пряжа испаряется, исчезает. Как я тебе и говорил. А на ту же сумму завышаются в других накладных цены на красители, нитки. И видимо, расход их на производстве тоже завышается. И на тех накладных, где цены завышены, стоит фамилия их получателя. Новая фамилия в деле возникла таким образом, понимаешь? Некий гражданин Прохладный.

— Кто?

— Фамилия такая — Прохладный, — смеется очень довольный Эдик.

— А-а. Ну, а сама пряжа куда девается?

— Сама пряжа мимо плывет. В какой-то подпольный цех. — Эдик уже не смеется. — На левую продукцию. Этот цех еще искать надо.

— В крайнем случае, Шпринц подскажет, — шучу я.

— Его еще тоже…

— Нашли ребята таксиста, — нетерпеливо вступает в разговор Давуд.

— Ну да?!

— Нашли, — со скромной гордостью повторяет Давуд. — И он запомнил ту ездку, конечно. Шпринц прямым ходом прикатил во двор магазина «Готовое платье». Там как раз синяя «Волга» стояла.

— Ну вот, братцы, — говорю я, — сами видите, все замыкается на уважаемом Гелии Станиславовиче. А сейчас он провожает дядю Осипа. И при этом вручил ему некий интересный пакетик. Причем у самого дяди Осипа в доме гости…

Я торопливо рассказываю, что произошло в мастерской Хромого, и под конец говорю:

— Вот так-то. А теперь мне пора выходить. Сейчас Жук приедет. — И обращаюсь к Давуду: — Значит, все, как договорились, да?

— Да, да. Как договорились, дорогой, — отвечает он.

— Учти, там и второй Ермаков может оказаться, — предупреждаю я, — тот буйвол дом своротить может.

— Я его лучше тебя знаю, — Давуд смеется. — Чей он сосед, твой или мой?

Я выхожу из машины и, не торопясь, иду в диспетчерскую, которая находится в небольшом домике возле ворот.

В этот момент с улицы доносятся нетерпеливые сигналы. Наверное, подъехал Жук и вызывает меня. Я выскакиваю за ворота, предварительно махнув рукой своим. Так и есть, стоит! Больше на улице ни одной машины не видно. Движение сейчас по городу ленивое, редкое. То ли начнется летом.

Подбежав к машине, я заглядываю в кабину и сердито говорю Жуку, стрельнув взглядом на сидящего рядом с ним худощавого бородатого человека с недобрыми глазами:

— Подкалымить вздумал, а я тут жди?

— Ну, попросил человек, — смущенно тянет Жук и, подмигнув, добавляет: — Тебе десятка, мне десятка. Плохо, что ли?

— Ладно, поехали, — сразу тоном ниже, примирительно говорю я.

И ставлю ногу на колесо, собираясь залезть в кузов.

— Не, не. Я туда, — беспокойно ворочается бородатый.

— Сиди, говорят, — приказывает Жук. — Гостям у нас почет, понял? А экспедитору нашему ничего не будет, он вон какой длинный.

Я не успеваю перекинуть ногу через борт, как Жук трогает машину.

Здорово, однако, он в роль вошел. И понял, наверное, что мне необходимо в кузове ехать. Нет, на Жука положиться можно.

Кузов завален пустыми ящиками из-под бутылок. Возле стенки кабины я замечаю большой, сильно потертый вещевой мешок, он чем-то набит до предела, просто лопается от поклажи. Я сбоку, чтобы не быть замеченным через окошечко в кабине, подбираюсь к нему и, расслабив шнурок, заглядываю внутрь. Ого! Мешок набит хлебом, консервными банками и еще какими-то продуктовыми свертками, некоторые уже насквозь промаслились. Непохоже, чтобы все это было закуплено для одного человека. Скорей всего, это рассчитано и на гостей тоже, и не на один день. Между прочим, консервы тут весьма дефицитные, их так просто в магазине не купишь. Я слегка надрываю один из свертков. Ну вот. И колбаса тоже. Это он, прохвост, где-то из-под прилавка получил. Или кто-то его специально снабдил. Для гостей, конечно. Я задумчиво рассматриваю банки и свертки и замечаю на одном из них какие-то цифры, небрежно написанные карандашом. Ага, это, вероятно, цена проставлена. Дороговато, однако. Не будет старик ради себя да и ради гостей так тратиться. Это, скорей всего, Гелий Станиславович позаботился. С какой же стати, интересно знать? А с той, что его это люди, он их к дяде Осипу прислал. Им и пакетик, конечно, предназначен, тот самый… Неужели верно мое предположение?

Я устраиваюсь среди ящиков, плотно запахиваю пальто, натягиваю чуть не до ушей кепку и рассеянно слежу за улицей, длиннейшей улицей, по которой мы сейчас едем. За нами никого нет. И правильно. По городу следовать за нами нет смысла. Известно, куда мы направляемся.

Машину время от времени кидает из стороны в сторону, скрипят ящики. Мостовая тут, вдали от центра, неважная.

А мысли вертятся все вокруг одного и того же. Если в доме у этого дяди Осипа скрываются Шпринц, или Ермаков, или оба вместе, то что это может означать? Не всю же жизнь им там скрываться? Ведь если уж началось расследование, если напали, допустим, на след Шпринца, то появись он дома или в своем магазине хоть через месяц или даже через полгода, все равно он будет задержан. На что же может быть рассчитано такое сидение, вернее даже, прятанье в доме дяди Осипа? Не дурак же Гелий Станиславович, совсем не дурак. А почему он, кроме Шпринца, решил убрать подальше и братца? Ненадежен? Трусоват, несмотря на звероподобный вид? Вполне возможно. Посмотрим, как он себя поведет, если случится встретиться. Но возможно, и не в трусости дело. Вот Эдик говорит, через него шел сбыт. Значит, это последнее звено. А Шпринц — первое, здесь, в Южноморске. Значит, теперь и за конец цепочки не ухватишься, чтобы в обратном направлении хотя бы пойти. Ловко.

Эх, знать бы, что за сверточек передал дяде Осипу Гелий Станиславович. В мешке этого сверточка, конечно, нет. Он плоский, небольшой, уместился небось в кармане. Может быть, задержать этого дядю Осипа сразу по приезде? Нельзя. Он должен привезти нас к своему дому. А может быть, и не к своему. Это тоже вполне возможно. Его дом там, где усадьба охотохозяйства. Надо ехать мимо санатория «Горное солнце», детского санатория «Красный аист» и селения Отока. Так сказал Сергей, он был однажды в гостях у дяди Осипа.

Между тем машина наша уже выехала из города и сейчас мчится по долине, между черными, еще прошлогодней вспашки полями и рядами виноградников. Вдали громоздятся угрюмые, причудливые горы, над ними синее, блеклое небо с плоскими реденькими облачками. Сквозь дымку светит неяркое солнце, заливает долину и заметно уже пригревает. Если бы не ветер, то совсем было бы тепло. Юг все-таки.

Но вот начинается подъем. Все ближе горы, все мрачнее они, суровее, холоднее. Их я вижу лишь краем глаза, а передо мной долина, и совсем вдали тоненькой полоской видно море и город.

Тут я замечаю далеко за нами темную «Волгу». Это, конечно, наши. Не спешат, выдерживают расстояние.

Машину начинает сильно потряхивать на крупных камнях. Причудливые, дикие скалы подступают к самой дороге, сжимают ее, порой загораживают сами горы. Все выше, все круче взбирается дорога. На одном из поворотов я вдруг вижу нашу долину уже глубоко внизу, а моря и города уже совсем не видно. Дорога петляет резко, круто. Меня то валит на борт, то ударяет об углы ящиков, я еле успеваю зацепиться за что-то.