Машина притормозила. Из кабины высунулся молодой светловолосый парень:

— Далече, Ефимов?

— В Дарьино. Ты бы нас подбросил, Копытин. Со мной товарищи из Москвы, а по такой жаре пехом взмокнешь.

— Садитесь.

Что ж, день пока начинался неплохо. Нашли хозяев корзины, теперь вот автобус подвернулся. Сложив все это вместе, Игорь твердо решил, что и в Дарьине их ожидает удача.

Копытин высадил их у околицы, и машина, нещадно гремя, скрылась в клубах пыли. Дарьино, в отличие от Глуховки, совершенно не пострадало. Дома стояли так, как им и было положено. Война пожалела деревню. Казалось, что она и не заходила в эти места.

— Н-да, — сказал Муравьев, — у меня создалось впечатление, что мы попали в рай.

— Вроде того, — отозвался Ефимов, — лучшая деревня на моем участке. Видите, вон там дом под шифером. Там Видинеевы живут. Вы идите туда, а я зайду к бойцам-ястребкам, их в деревне двое, что-нибудь насчет обеда соображу, а то от голоду сил никаких нет.

— Вот это дело, — обрадовался Игорь, — а то вечер на носу, а мы голодные.

Степан молчал. Он пообедал у председателя, и теперь ему почему-то неудобно было говорить об этом.

— Пошли к Видинеевым, поговорим со старушкой.

Они разошлись по пыльной деревенской улице. Жара постепенно спала, пахло зеленью и рекой. У видинеевского дома Степан остановился, прислушался. Вроде собак не было.

— Пошли.

На крыльце сидел белобрысый паренек и немецким штыком-тесаком стругал палку. Он поднял глаза на вошедших, продолжая так же яростно кромсать здоровую орешину.

— Ты Витька? — спросил Игорь.

— Витька, — ответил мальчик.

— Ну, тогда здравствуй.

— Здравствуйте, дяденьки. Вы из милиции?

— Точно.

— А зачем к нам?

— Да вот корзинку нашли в лесу вашу, — Игорь протянул Витьке лукошко, — занести решили.

— Ой, и впрямь наша. Ее бабуня потеряла.

— А где она?

— До соседа подалась, скоро будет. Вы подождите. Это у вас парабеллум, дяденька? Да? У меня два таких было, да дяденька Ефимов отобрал.

— Где же ты их взял?

— А их по весне много на полях находили. И наганы, и автоматы. Немцы покидали. — Витька встал, начал собирать стружки.

— Я за молоком пойду, а вы подождите бабуню, она скоро.

В углу двора за кустами малины (прямо даже не верилось, что такое может быть) лежали бревна с истлевшей корой.

— Пошли покурим, — сказал Степан, — а то день уж больно колготный, ноги гудят прямо.

Сели на бревна, закурили.

— Понимаешь, Игорь, — Степан глубоко затянулся, папироса затрещала, — странная история получается. Выходит так, что о поездке Ерохина в райцентр никто не знал.

— Так уж и никто?

— Знала только парторг, она же зам Ерохина.

— Ты же знаешь, — Игорь устроился поудобнее, вытянул ноги, — ты же знаешь, — повторил он, — что в такой ситуации никому верить нельзя.

— Да что ты говоришь? — Степан удивленно посмотрел на Муравьева. — Ты как ребенок, наоборот, надо верить, только, конечно, проверять все необходимо. Но тут случай иной...

Где-то вдали на деревенской улице раздался грохот мотоцикла.

— Вон, — усмехнулся Игорь, — бабка Видинеева едет.

А звук мотора все приближался и приближался и наконец остановился у дома.

— Смотри-ка, — засмеялся Степан, — и точно, бабка приехала.

Он выглянул из-за кустов. У ворот стоял армейский мотоцикл. За рулем, положив автомат на колени, сидел боец без пилотки, из коляски, расстегивая кобуру, вылезал командир, петлиц его Степан не разглядел. Но в позе бойца, который глядел на дом, и в движениях командира Полесов вдруг почувствовал еще не осознанную опасность. А командир уже приближался к воротам.

— Игорь, — скомандовал Полесов и выдернул пистолет.

Муравьев понял все сразу. Он быстро переместился ближе к дому, оставляя солнце за спиной.

Военный подошел к крыльцу и уже занес ногу на первую ступеньку.

— Руки, — тихо скомандовал Игорь, — руки вверх!

Командир дернулся и чуть обернулся, рука неохотно отползла от кобуры.

— В чем дело?

— Кто вы такой? — Игорь внимательно следил за неизвестным.

— Я помощник коменданта, нам сообщили, что в этом доме скрывается дезертир. — Командир повернулся лицом к Игорю. — Кто вам позволил...

— Об этом после. Документы.

— Пожалуйста, — лениво произнес старший лейтенант и сунул руку в карман галифе.

И тут Игорь понял, что у него там второй пистолет.

Старший лейтенант резко рванул руку, и Игорь, падая, выстрелил. Два выстрела слились в один. Им ответила длинная автоматная очередь, и взревел мотор мотоцикла.

Старший лейтенант лежал, отброшенный к стене тяжелой пулей парабеллума, глядя перед собой остановившимися глазами, из угла рта на гимнастерку сбегала тоненькая струйка крови. Все это промелькнуло перед глазами Игоря стремительно, как кинокадр.

«Готов», — понял он и бросился к воротам.

Степан, положив ствол нагана на изгиб локтя, целился в мчавшегося по улице мотоциклиста. Муравьев вскинул пистолет, тоже ловя на мушку широкую согнувшуюся спину...

Наперерез машине выскочил Ефимов и два бойца-ястребка с винтовками. Мотоциклист рванул машину к обочине, стараясь выскочить на поле. Глухо ударил винтовочный выстрел. Над мотоциклом взметнулся клуб голубого огня. Водитель, выброшенный взрывом из седла, нелепо расставив руки, объятый пламенем, пролетел несколько метров и упал в траву.

Когда Игорь и Полесов подбежали к месту взрыва, Ефимов уже сбил пламя с одежды мотоциклиста. Муравьев увидел сгоревшие волосы, черное, обуглившееся лицо и отвернулся.

— Живой, — поднял голову Ефимов, — дышит. Боец по шине стрелял, а попал в бак с бензином.

У околицы в клубах пыли появилась «эмка». Это ехал Данилов.

— Так, — сказал он, оглядевшись, — атака слонов под Фермопилами. Живой? — Он кивнул на мотоциклиста.

— Пока.

— Срочно в машину. Полесов с ним. В город в больницу. Потом обратно. Срочно. Видинеева жива?

— Все в порядке, — ответил Игорь, — там, во дворе, еще один лежит.

— Научились стрелять, — выругался Данилов, — мне не трупы нужны, а свидетели.

— Так ситуация...

— Догадываюсь. Машинку новую не терпелось опробовать...

— Иван Александрович...

— Я сорок два года Иван Александрович, а толку-то. Веди.

Они подошли к видинеевскому дому. У забора, прижав к себе Витьку, стояла старушка. Она с ужасом поглядела на Данилова.

Данилов вошел во двор, долго рассматривал убитого, словно пытаясь вспомнить, где видел это лицо. Нет, он просто был похож на всех покойников. А их много видел Иван Александрович на своем веку. Смерть делает всех людей похожими. Лицо покрывает синевой, обостряет черты.

— Обыскать, — повернулся он к Белову, — внимательно только, а потом в машину и в город. Где хозяйка?

— Вон она, — кивнул Муравьев в сторону старушки.

— Так, — Данилов подошел к Видинеевой. — Вас как зовут? Ага. А меня Иван Александрович. Этот человек, — он показал на убитого, — хотел вас застрелить.

— Меня-то за что?

— А вот из-за этой корзинки.

— Не знаю, ничего не видела, — Видинеева закрестилась.

— Да вы погодите, Анна Федоровна, погодите. Если вы не скажете, кого видели в лесу в день убийства Ерохина, я не могу ручаться ни за вашу жизнь, ни за жизнь ваших близких.

— Ишь ты как. Ты милиция. Ты власть Советская... Ты меня и защищай. А то немец измывался, а теперь свои...

— Да вы погодите, вы только скажите, о чем он с вами говорил? — устало, словно нехотя спросил Данилов.

— А о чем мне с кровопийцами говорить? С жиганьим отродьем, — старуха плюнула. — Он мимо прошел, а я в кусты схоронилась.

— Правильно, вы его не узнали.

— Я! Да я его рожу гадкую всю жизнь помнить буду. Он у немцев в городе бургомистром был.

— Ну вот видите, мы и договорились. Сейчас ваши показания запишут, и все. Игорь! — позвал Данилов.