Он вылез из машины и стал спускаться к берегу по крутой и узкой тропинке, петлявшей среди деревьев, За ним последовал и Углов.

Но тропинка неожиданно свернула куда-то в сторону, и Виталий, секунду помедлив, двинулся напрямик сквозь заросли кустов.

Когда они с Угловым добрались до поляны, туристы уже весело рассаживались вокруг своего самодельного стола, а рыжеволосая кричала замешкавшимся у лодки мальчишкам:

— Юра! Алик!.. Ну, живо, живо!.. За стол!.. А то никакой ухи не получите!..

— Ну, щука!.. Щука же!.. — надрываясь, кричал в ответ один из мальчишек. — Умрёт ведь!..

Но другой уже бежал к столу, держа в вытянутой руке длинную извивающуюся рыбину.

С противоположной стороны поляны из зарослей вышел лысоватый мужчина в плавках. Весь лоснясь от пота, он гордо тащил за собой стволы валежника.

Сидевший за столом мужчина, с крупным носом и слегка оттопыренной нижней губой, увидя его, рассудительно произнёс:

— Вместо того чтобы заготовить дрова ещё утром, всем вместе, ты, конечно, затеяла…

Упрёк относился к женщине, разливавшей уху.

Виталий, слегка запыхавшись, остановился за деревом на краю поляны и сказал Углову:

— Умереть можно от зависти, ты не находишь? Давай все-таки приведём себя в порядок. Что ни говори, а там дамы.

В это время кто-то из туристов задорно пропел:

Эх, до чего же слепни-комары

Нас приласкали у речки Бугры!..

И сразу несколько голосов весело подхватили:

Запах дымка, ухи, родника

В сердце своём сохраним на века!..

Виталий и Углов вышли на поляну.

— Смотрите, смотрите! К нам гости! — воскликнула одна из женщин.

Все обернулись в их сторону.

— Хлеб да соль, товарищи, — сказал Виталий, подходя к столу. — Извините, что потревожили. Но мы…

— Что за разговор! Присаживайтесь, — перебил его мужчина, освобождая возле себя место на скамье. — Тут как раз всем хватит места.

— Садитесь, садитесь, — засуетилась женщина, разливавшая по мискам дымящуюся уху.

— Нет, нет, мы на одну минуту, — замахал руками Виталий.

Другой мужчина, высокий, в очках, поднялся и изысканно-вежливо, но решительно заявил:

— Вы меня простите, но на минуту никак нельзя. Тут, видите ли, эпохальное событие. Вот у этого товарища, — он указал на лысоватого мужчину, который только что приволок дрова, — день рождения. Сейчас как раз самая ответственная минута. Прошу всех наполнить бокалы, — и, обернувшись к одному из мальчишек, добавил: — А ну, Юрик, быстро!

Тот мгновенно сорвался из-за стола и со всех ног кинулся к одной из палаток. Через секунду он появился снова, таща в руках длинный целлофановый свёрток.

Мужчина в очках принял у него этот свёрток, утвердил на краю стола и, придерживая его рукой, громко, с выражением продекламировал, обращаясь к сконфуженно улыбающемуся виновнику торжества:

Пусть время над плешью твоей не колдует

И пусть не плутует, грозя сединой,

Тебе, кто во веки друзей не надует,

Мы дарим от сердца матрац надувной!

И он торжественно протянул свёрток имениннику.

Поляна вздрогнула от разноголосого, нестройного «ура!».

— Товарищи! — провозгласил Виталий. — Разрешите, — он лукаво блеснул глазами, — от имени советской милиции и от нас лично вручить юбиляру наш скромный подарок.

Он повернулся к смутившемуся Углову, сунул руку в карман его кителя и затем высоко поднял её над головой. Все увидели зажатый в пальцах голубой пластмассовый свисток.

Виталий тут же оглушительно и переливчато свистнул в него и протянул имениннику.

— Охрана общественного порядка — священный долг каждого советского гражданина, — с пафосом произнёс он. — Свисток волшебный. По первому его сигналу мы всегда будем рядом с вами.

И снова над поляной разнеслось весёлое «ура!». Мальчишки умоляли именинника разрешить им свистнуть первыми.

— Ну все теперь, — иронически заметил тот. — Покой нам только снился.

Виталий между тем сказал:

— А мы к вам, дорогие товарищи, за помощью. Вы тут давно обосновались?

— Только четыре дня, — ответила одна из женщин.

— Прекрасно. Так вот, — продолжал Виталий. — Два дня назад, часов в одиннадцать или двенадцать вечера мимо вас по шоссе должна была проехать машина, зелёный «газик». Случайно не заметили?

— Что вы! В одиннадцать мы уже давно спим, — сказала круглолицая приветливая женщина, разливавшая уху. — Тут, знаете…

— Одну минуточку! — перебил её высокий мужчина в очках, читавший стихи, и обратился через стол к приятелю: — Саша, ты меня прости, но, кажется, именно в тот день у тебя ушла с жерлицы щука? И ты с горя не спал всю ночь.

— Ушла, — досадливо кивнул головой тот и повернулся к Виталию. — Совершенно верно, машина прошла. Старенький «газик». Левый подфарник не горел. А фары разные. И, по-моему, у неё стучит кардан.

— Точно! — радостно воскликнул Виталий. — Все точно! Она!

— С опасной скоростью шла, — добавил мужчина и усмехнулся: — Вот был бы у меня этот свисток…

— А я тоже!.. Я тоже про «газик» слышал! — азартно заявил старший из мальчиков. — Витька из деревни говорил!

Виталий насторожился.

— Какой деревни?

— А мы с папой вчера на попутке в деревню ездили. За молоком.

— Пожарово, — сказал Углов. — Семь километров отсюда.

— И что этот Витька тебе сказал? — снова спросил мальчика Виталий.

Но тот неожиданно смутился и, опустив голову, пробормотал:

— Он не велел говорить…

— Ну, Алик, — обеспокоенно произнёс мужчина в очках. — Ты меня прости, но вопрос важный. Это ведь товарищи из милиции. Мне за тебя стыдно, ты меня прости.

Мальчик поднял пылающее лицо.

— Папа, я же дал слово!

Загорелый именинник спросил у другого мальчика:

— Юрик, ты тоже дал слово?

— Не, — безмятежно ответил тот, блестя плутовскими глазами. — У меня его никто не просил.

— А про «газик» слышал?

— Конечно. Я все слышу. Чего надо и чего не надо, — он озорно покосился на сидевшую рядом мать.

— Ну и что за «газик»? — пряча улыбку, продолжал допытываться отец.

— Ребята из деревни его в лесу нашли. Ну и сговорились пока не рассказывать. Испугались чего-то.

— А чего?

— Даже нам не сказали. Скрытничают.

— Знаю я этих молодцов, — встревоженно сказал Углов. — И Витьку того знаю. Ведеркова Георгия Семёновича сын.

— Надо ехать, — сказал Виталий, поднимаясь, и стал прощаться.

За ним тут же поднялся и Углов.

Мужчины и мальчики гурьбой пошли провожать их до шоссе.

…Было уже совсем темно, когда смертельно усталый и голодный Виталий, весь перепачканный в земле, в измятых брюках, с зелёными пятнами на коленях от ползанья по траве и порванной где-то рубашке, позвонил из деревенской почты в город, Откаленко.

Перед этим он долго и нетерпеливо крутил ручку телефона, косясь на висевшие тут же, на бревенчатой, потемневшей от времени стене, старую карту полушарий с оборванными краями и плакат: «Выявляйте колорадского жука!»

За высоким барьером, около несгораемого шкафа, сидела толстая краснощёкая женщина с любопытными, насторожёнными глазами-щёлочками. Она работала здесь, а сейчас пришла с Виталием и теперь ждала, когда он поговорит, чтобы снова запереть почту. Иногда глазки её становились жалостливыми, когда она смотрела на усталую фигуру Виталия, его перепачканное лицо и сбитый до крови палец, торопливо завязанный носовым платком.

Наконец Виталия соединили, и он услышал встревоженный голос Игоря.

— Это я, — тихо сообщил он в трубку. — Ты меня слышишь? Я из Пожарова. Нашёл машину. В лесу. Завтра срочно присылай эксперта и проводника с собакой.

— Понятно, — ответил Игорь. — У меня тут тоже все начало дымиться. Кое-что нашёл. Приедешь — удивишься.

Когда Черкасов ушёл, осторожно прикрыв за собой дверь, Игорь поднялся из-за стола и задумчиво прошёлся из угла в угол по кабинету.