– Однако шанс был все-таки?
– Но страха больше. И потом, что значит «был шанс»? Это значит, что кто-то из наших людей, в данном случае инспекторов ГАИ, плохо сработает, невнимательно, равнодушно, так? Да, это может быть. Эх, как бы мне хотелось на сто процентов верить в каждого из них! В каждого! Понимаешь?
– В каждого из нас, дорогой, – весело поправил Албанян. – Так точнее. Ну, конечно, кроме тебя и меня. В нас можно быть уверенным на сто пятьдесят процентов, верно?
– От скромности ты не умрешь, – улыбнулся Виталий.
– Не в том дело! – возбужденно воскликнул Эдик. – Я сюда пришел знаешь почему? От злости. Ты знаешь, я ВГИК кончал. Экономический факультет, конечно. Режиссером не собирался быть, оператором тоже, актером тем более.
– А напрасно. Из тебя бы актер получился.
– Из меня кое-что другое получилось, – зловеще произнес Эдик. – Я, дорогой, когда помдиректора картины на «Мосфильме» стал работать, мирового жулика в директора получил. Фокусник был. Из воздуха деньги делал и в карман себе клал. Я уследить не мог, слово даю. Вот такой мне гений, понимаешь, попался. И тут я обозлился. Я человек гордый.
– Ого! Знаем.
– Ну, вот. И я дал себе слово, понимаешь.
– И стал асом. Грозой, так сказать, – засмеялся Виталий.
– Именно, – вполне серьезно согласился Эдик. – Так можно после этого в меня верить, я тебя спрашиваю? Тем более что злости у меня за это время прибавилось.
– Согласен! А пока скажи: куда они могут в Москве эту кислоту сбыть?
– Никуда. Если заранее не сговорились. А если сговорились, то им и не надо было из Москвы вырываться. Погоди! – снова оборвал сам себя Эдик. – А вчера днем они не могли из Москвы удрать? В потоке машин, так сказать. За ночь спокойно поменяв номер?
– Вряд ли, – покачал головой Виталий. – Мы еще накануне проинструктировали все посты ГАИ на вылетных и тупиковых шоссе: марка автомобиля и помятое правое крыло. Ну, а затем – груз и путевой лист. Нет, в Москве мы их заперли.
– Пока.
– Да, пока, – Виталий вздохнул. – Пока они не починят где-то крыло. Значит, надо немедленно прочесать все автохозяйства, парки, мастерские. И тут главная наша надежда – участковые инспектора. Хотелось бы верить в каждого. Ведь один только нерадивый окажется, всего один – и все прахом пойдет! Уйдут убийцы!
– Ладно. Ты мне это не рассказывай, – нервно откликнулся Албанян. – Значит, план у нас с тобой такой.
Ты закидываешь сеть на все автохозяйства и прочее. А я – это второй пункт плана – намечаю список предприятий пищевой промышленности города, куда они могут сбыть кислоту.
– И берешь их на контроль.
– Ну, само собой.
– И еще пункт третий, – сказал Виталий. – Попробуем давай составить фотороботы. Ведь в обоих местах преступников видел не один человек.
– Очень хорошо!
– И еще, Эдик, самое трудное, – Виталий секунду помедлил. – Надо, по-моему, еще поработать вокруг этой четверки. Ведь их не только видели, с ними говорили, они говорили что-то, шутили, болтали, уводили, может быть, разговор в сторону, темнили с одним так, с другим эдак. Ну, короче, понимаешь? Все люди должны вспомнить каждое их словечко, намек, шуточку.
– Очень хорошо! – снова быстро согласился Албанян. – Значит, план мы с тобой составили. Пойдем доложим?
Маргарита Евсеевна до сих пор еще не могла привыкнуть, что ее называют порой по имени и отчеству. Ей только что исполнилось двадцать четыре года, и четыре года назад она весьма удачно вышла замуж. Ее Миша так успешно делал карьеру! О нет, совсем не в плохом смысле, он никого не подсиживал, никого не расталкивал и тем более не делал никому гадостей. Нет, он просто был неглуп, знал свое дело и два языка впридачу, хорошо – английский, чуть похуже – французский, был добросовестен, покладист, добродушен и всем приятен. А работал Миша в учреждении, которое называлось «Экспортфильм». Через год после женитьбы они уехали в Индию и прожили там полтора года. Это время осталось в памяти у Риты как вереница поездок, приемов, потрясающих экзотических красот, покупок и успеха, ее, Ритиного, успеха, от которого кругом шла голова, ибо ни один мужчина не мог устоять перед ее обаянием и красотой.
Так ей казалось, во всяком случае. Рита даже втайне завистливо думала, что вполне могла бы быть женой самого посла и эта роль ей была бы больше к лицу. Ах, как Рита гордилась своим успехом, как была счастлива. Как нравилось ей капризно надувать губки и требовательным тоном просить что-то. И у большинства мужчин в тот же момент на лице появлялось глупо-радостное выражение, а У других, посильнее и поумнее, – снисходительно-ласковое, но в любом случае все они спешили выполнить ее просьбу. Миша много работал и ничего не замечал.
Еще до замужества, сразу после школы, Рита попыталась поступить по совету отца в Плехановский институт, но не добрала баллов на вступительных экзаменах. И тогда отец, главный бухгалтер небольшого учреждения, устроил ее на двухгодичные бухгалтерские курсы, которые она закончила как раз перед замужеством.
Миша уже появился на ее горизонте – невысокий, грузный, рыжеватый, с круглым лицом и близорукими глазами за толстыми стеклами очков. Он был мягкий, веселый. Красиво и увлеченно рассказывал о своей интересной и совсем необычной работе. Это было кино, волшебный край звезд, славы и красоты, о котором Рита и мечтать до сих пор не могла. А Миша был там свой человек, всех знал, и его, видимо, все знали. И он казался Рите почти волшебником.
К тому времени Рите уже все вокруг наскучило. Вечные болезни, трудности и заботы, которыми жили родители, ее просто бесили. А тут еще Стасик. У Риты был брат, младший и очень больной. С детства жестокий полиомиелит приковал его к постели. В постели он окончил школу, учителя приходили к нему на дом, некоторые брали за это деньги. Мать возмущалась, а Рита пожимала плечами и не вмешивалась, это ее не касалось. У нее была своя жизнь, полная, главным образом, бесконечными романами. За ней непрерывно ухаживали, ее внимания домогались, и Рита так привыкла к этому, то наглому, то застенчивому, то вкрадчивому и настойчивому ухаживанию, что других мыслей у нее, кроме того, как обойтись с тем или другим из поклонников, просто не было, если, конечно, не считать нарядов, которые ей давались с немыслимым трудом.
– Рита, – сказал ей однажды отец. – Мне не нравится твой образ жизни.
– А мне ваш, – дерзко ответила она.
– Ты как со мной разговариваешь? – вскипел отец. – Хватит! Пора, милая моя, браться за ум. Вот кончила курсы, поступай на работу.
– Я, папочка, лучше выйду замуж, – нежно пропела Рита.
– Дура! Замуж не для этого выходят. Мы с твоей матерью…
– Ах, папочка, я уже это тысячу раз слышала. Вы с мамой всю жизнь были образцом добродетели. Знаю. А мне этого не надо. Я свою жизнь устрою по-другому. Ты видишь, какая я красивая? Надо это учитывать?
– Господи, какая дура! – схватился за голову отец и, понизив голос, спросил: – Тебе и брата не жалко?
– Жалко, – спокойно ответила Рита.
– Ну, так помоги же нам. Ведь моего заработка…
– Вот я и помогу. Выйду замуж, и тебе не надо будет меня содержать. Пусть муж содержит.
– Какой муж?! Откуда муж?! – снова взорвался отец. – Ты окончательно рехнулась!
– Есть муж. То есть скоро будет, – все так же спокойно сказала Рита. – Хотите познакомиться?
И в тот же вечер привела Мишу.
После его ухода отец сказал с ноткой сочувствия в голосе:
– Славный малый.
– Он плохо видит? – спросила мать.
– Прекрасно видит, – самолюбиво возразила Рита.
– Прекрасно видит, но далеко не заглядывает, – усмехнулся отец и, вздохнув, тихо и устало прибавил: – Дал же бог детей.
– Коля, – укоризненно сказала жена, метнув встревоженный взгляд на дверь в соседнюю комнату.
А вскоре Рита вышла замуж и через год уехала в Индию.
Вернулась она оттуда довольная, с уймой «тряпок» и впечатлений. Весь первый вечер у родителей она с восторгом рассказывала о том, что видела, что купила, какие люди их окружали. Миша рассеянно улыбался и отмалчивался, изредка хмуря свои белесые брови, а глаза за толстыми стеклами очков казались усталыми.
