— Какой же тут может быть расчет? — заинтересовался Игорь.

— Ха! Они же мухлевать нас толкают. И мы у них, выходит, на крючке оказываемся. Как же тут можно не поделиться? Вот денежки наши неправедные вверх и поползли. А в случае чего ответ нам, мастерам, держать. Не им. Начальство-то в стороне. Вроде даже как борется с нами.

— Вот и до начальства добрались, — засмеялся Игорь. — И не обожглись.

— Так вывели вы меня, — ворчливо и довольно отозвался Клинкин.

— Ну а раз вывел, то можно, наверное, сказать, зачем в тот вечер Семен Прокофьевич приехал на болото? — усмехнулся Игорь, возвращаясь к главной теме разговора.

— Можно, можно, — по-прежнему ворчливо, но уже дружелюбно согласился Клинкин. — Деньги из людей выдирать, вот зачем прикатил. Это же ужас, я скажу, как он умеет из людей деньги выдирать… то есть умел, конечно. Ну не отобьешься. Просишь хоть на месяц взнос отложить, а он ни в какую. Мертво берет… то есть брал.

— Что ж он, наличными разве собирал?

— А как же. Потом, надо думать, в банк вносил. Частично, конечно. Общественные расходы-то будь здоров какие. И осушка, и свет вести, и водопровод, и дороги. Всякие организации уговаривать и заинтересовывать надо.

— Еще статья расходов? — понимающе спросил Откаленко.

— А вы думали, — хмуро, с раздражением ответил

Клинкин, блеснув на Игоря стеклами очков.

— И никуда не денешься. Сам понимаю, что платить надо. Потому жилы и рву. Ну а дальше следы наших денежек теряются. Куда идут, к чьим рукам прилипают, иди дознайся попробуй. Вот такая система.

Иван Иванович тяжело вздохнул, и бледное, морщинистое лицо его снова приняло замкнуто-скорбное выражение.

— Да, в тот злочастный вечер денег у Лямкина могло быть много, очень много. И те два бандита, видимо, не промахнулись. Вот только как же Лямкин так неосторожно повел себя?

— И не побоялся он с такими деньгами поездом ехать, да еще так поздно, — покачал головой Откаленко.

Клинкин равнодушно пожал плечами:

— Кто его знает. Вроде бы на машине его должны были везти. Мы с Ильей Зиновьевичем раньше уехали.

— А кто его должен был везти, не знаете?

— Нет. Вы у Ильи Зиновьевича спросите. Он, помнится, с Семеном Прокофьевичем перед отъездом разговаривал.

— А сейчас Илья Зиновьевич работает?

— Ясное дело, работает. Прислать, что ли?

— Если можно.

— А то нельзя, — ухмыльнулся Клинкин. — Я-то вам больше не нужен?

— Нет-нет. Спасибо вам, Иван Иванович. За доверие спасибо.

Игорь с неудовольствием заметил, что и сам вроде бы расчувствовался.

— Чего уж там, — Клинкин с трудом поднялся со стула, расправив свои спутанные длинные ноги. — Не подведите меня только, — прибавил он и тут же, устыдившись, досадливо махнул рукой. — Во заячья душа, до сих пор всего боимся.

Он неловко кивнул на прощание и прикрыл за собой тонкую дверь.

А вскоре перед Откаленко беспокойно ерзал на стуле невысокий плотный взъерошенный человек, темноволосый, с седыми висками и агатовыми, чуть навыкате глазами. Одет он был небрежно, галстук съехал набок, под расстегнутым халатом виден был тоже расстегнутый пиджак, клетчатая рубашка обтягивала живот. На волосатом пальце блестело широкое кольцо-печатка.

— Илья Зиновьевич, — обратился к нему Откаленко, ощущая какую-то неприязнь к этому неряшливому суетливому человеку. — Вы были с Иваном Ивановичем на болоте, когда…

— Был, был, — торопливо перебил его Илья Зиновьевич, вертя на пальце кольцо. — Ваня мне уже все доложил, можете быть уверены. Убили, значит, прохвоста. Ай-яй-яй.

— Но как же он ехал с такими деньгами ночью поездом?

— Что вы! Как можно! — воскликнул Илья Зиновьевич, возбужденно взмахнув обеими руками. — На машине должны были отвезти. И еще двух молодцов в охрану выделить. Он мне сам это сказал.

— А ехал тем не менее поездом.

— Организационные неувязки. Всюду бывают. Вот и не уберегли. Теперь одним прохвостом меньше будет, вы подумайте!

Илья Зиновьевич скорбно, без тени иронии покачал кудлатой головой, и по тону его было неясно, жалеет он «прохвоста» или нет. Но тут же он не очень добро усмехнулся и, подняв волосатый палец, назидательно произнес:

— Однако известно, что индивидуальным террором от прохвостов не избавишься. Каждый порядок выводит на сцену сооответствующих людей.

— Это в каком смысле? — сухо осведомился Откаленко.

— А в том, что менять надо порядок в нашей системе. Вам же Иван Иванович, кажется, все объяснил или нет? — Илья Зиновьевич насмешливо блеснул своими агатовыми глазами. — Дайте мне два, даже три плана, и дайте заработать честно! — уже запальчиво, с вызовом воскликнул он. — Вот этими руками! Как отец работал! Как дед! — Он машинально дотронулся до кольца.

Это требование неожиданно понравилось Откаленко своей искренностью и даже какой-то дерзостью. Он сочувственно посмотрел на смуглого человека с седыми висками и уже другим тоном сказал:

— Лично я бы вам дал хоть сейчас три плана и заработок, а так придется вам, видимо, подождать.

— Мы другого подождем, — многозначительно сказал Илья Зиновьевич и снова покрутил свое кольцо. — Мы с Ваней посмотрим-посмотрим да и купим патент. А? Вот хохма будет!

— Ну и покупайте.

— Я бы, клянусь вам, хоть сейчас. Но Ваня говорит, надо подождать. Я тоже понимаю, что надо. Но мой характер мне покоя не дает. С ним только два человека могут ужиться, Ваня и моя жена Соня. Все! — Он энергично выставил вперед руки и продолжал: — И опять же, где взять деньги? Патент — это не печень трески, которой, кстати, уже нет. Он ой-ой как кусается! А тут еще наше болото. Это же все надо понять.

— Кстати, о болоте, — сказал Игорь. — Кто такой Журавский, не знаете? Олег Дмитриевич. Не имеет ли он отношения к товариществу?

Илья Зиновьевич пожал плечами.

— Понятия не имею.

— А Птицына вы знаете, Ноя Герасимовича?

— Как же, большой человек, — насмешливо сказал Илья Зиновьевич. — Вот кто покойнику кровь попортил. Ой, компания. Кошмар!

— А в чем у них дело было?

— В шерше ля фамм, конечно.

— В чем, в чем? — не понял в первую минуту Игорь.

— В женщине, я хочу сказать, — пояснил Илья Зиновьевич. — А если уточнить, то в молодой супруге Семена Прокофьевича.

— Роман, что ли, был?

— Ого! Еще какой. Дикий. Можно сказать, африканский. С его стороны, правда.

— А с ее?

— А с ее обычный. Я бы даже сказал, между нами… привычный, — Илья Зиновьевич хитро усмехнулся. — Это еще та особа, я вам доложу. Африканский роман у нее может быть только за доллары.

— Ну и чем кончилось?

— Семен Прокофьевич развод ей дал. Все! Но только я лично полагаю, что это лишь хитрость была.

— Какая же тут хитрость?

— Лариса обоих вокруг пальца обвела.

— Это как же?

— А вы ее увидите и сами поймете. Дорого стоит.

— Хороша?

— То есть не то слово. Богиня! Но вся соль в контрасте. Снаружи — свитая красота, а внутри — смрад. Это же кошмар, вы поймите! Вам такие женщины не попадались, если честно?

Игорь не привык к подобным разговорам с незнакомыми людьми, и он не обладал веселой общительностью Лосева, чтобы такой разговор поддержать и использовать, поэтому он лишь буркнул:

— Это к делу не относится. Ну и что такого в этой Ларисе?

— Ха! Что такого, — увлеченно ответил Илья Зиновьевич, даже не замечая смущения своего собеседника. — Это она, если хотите знать, заставила Семена Прокофьевича перебраться в Москву из Николаева. И тут же организовала постоянную прописку. Известным путем, конечно. Но это же надо, я извиняюсь, его найти! И нашла. А через три месяца у них уже была кооперативная квартира. В обход, между прочим, всех законов. Представляете? Красивая женщина — это почти гипнотизер. Ну и, конечно, по пути два-три бесплатных романа. Затем появилась машина. А сейчас и дом на болоте готов. Что я говорю — дом! Храм! Все поклоняются. И тут сразу развод. Представляете? Все ей. Семен Прокофьевич голенький остается. Может хоть сейчас идти в тюрьму, конфисковывать нечего. А у нее уже товарищ Птицын на очереди. И все олл райт!