— В среду что Антон делал? — спросил Углов. — Не помните?

— Да, кажись, ходил с Егоркой жерлицы на речку ставить. А потом проверял их. Не помню, ей-богу. Своих дел по горло.

— Поймали чего?

— Да, кажись, принесли чегой-то.

— Что, у Антона своя лодка? — спросил Виталий.

— Своя, а то чья же?

Виталий рассеянно поглядывал по сторонам. Нет, решительно ничего тут не изменилось со вчерашнего дня. И никаких следов присутствия хозяина или ещё кого-нибудь не было в комнате. Почему же так переменилась хозяйка?

Взгляд его остановился на подоконнике. Там по-прежнему были кучей навалены различные крючки, блесна, поплавки, мотки лески, какие-то болты, гайки, обрывки проволоки, спичечные коробки. И где-то в самом углу подоконника валялся пожелтевший от времени окурок папиросы.

Виталий небрежно протянул руку и вместе с несколькими крючками, как бы случайно, взял и окурок.

Как он вчера его не заметил! Тот же острый, волчий прикус на мундштуке, и папироса такая же, что и в машине, — «Север». «Чья она?.. Значит, это папироса Антона? Или Егора? Или тот, другой, бывал у них раньше? Носов? Нет. Его видели в тот вечер в клубе. Он отпадает. Кто же ещё? Одно теперь ясно: человек из машины был в доме Анашина.

Виталий невольно прислушался, о чем говорили в этот момент Углов и Пелагея Федоровна.

— Спасу нет, — жаловалась та. — Другой раз все с себя пропьёт. И ещё шею накостыляют, морду раскровенят дружки проклятые. Неделю потом отлёживается. У других мужики как мужики. А мой… Господи, и за что мне наказание такое?

— Надо этих дружков тоже укоротить, — сказал Виталий. — Часто заходят?

— Только бы зашли, — зло ответила Пелагея Федоровна. — Кочерги не пожалела бы. Мой уж знает. Вот только Ваську и осмеливается приводить. И то с Егоркой…

Когда вышли из дома Анашина, Виталий негромко сказал:

— Давай-ка их лодку разыщем.

— Можно, — с охотой согласился Углов.

Они миновали огороды, пересекли луг и углубились в небольшой лес, полого спускавшийся к реке.

— А разыщем мы её? — спросил Виталий,

— Не бойсь. Там сейчас рыбаков хватает. При такой погоде, знаешь, какой клёв?

И действительно, не успели они ещё выйти к берегу, как встретили какого-то паренька с удочками на плече. В свободной руке он нёс ведёрко. Парень, видно, направлялся уже домой в деревню.

— Здорово, Павел, — сказал Углов, — Ну, как рыбка, ловится?

— Кое-что есть, дядя Ваня, — весело ответил тот, помахав ведром.

— А где лодка Анашина, не покажешь?

— Да тут она. Во-он в тех кустах. Проводить? — с готовностью откликнулся парень.

— Ладно, найдём. Спасибо.

Действительно, среди густых зарослей ивняка они вскоре обнаружили лодку. Цепь от неё охватывала ствол ближайшей ивы и была замкнута на замок.

— Гляди-ка, — заметил Углов. — По-хозяйски это у него.

Виталий положил пиджак на какой-то сук и, оглядевшись, сказал:

— Надо бы её на берег вытащить.

— Куда ж вытащить? — возразил Углов. — Кусты кругом.

— М-да. Придётся так.

И Виталий ловко вскочил в лодку. Она даже не покачнулась, удерживаемая ветвями и осокой.

— Ох, и воды же тут! — воскликнул Виталий. — Чем бы её?.. Ага, нашёл!

Он вытащил из-под скамьи старую консервную банку и принялся с шумом вычерпывать воду.

Углов снял форменную фуражку, вытер платком лоб и вольготно разлёгся под кустом. Виталий покосился на него и насмешливо спросил:

— Ваня, тебя сюда кто прислал?

— Это как? — удивился Углов.

— Я хочу сказать, что мне наблюдатели ООН не нужны.

— Ты давай прямо говори, чего делать, — впервые, кажется, обиделся на него Углов. — А наблюдать меня тут прислала Советская власть.

— Один-один, — засмеялся Виталий, продолжая вычерпывать воду.

Добродушное лицо Углова неудержимо расплылось в улыбке, как он ни старался выглядеть сердитым. Он поднялся с земли и, отряхиваясь, спросил:

— Так что делать-то?

Виталий с наслаждением выпрямился и многозначительно, с расстановкой сказал:

— Нам надо знать, ездил Антон Анашин в прошлую среду в город или нет. И если ездил, то когда вернулся и на чем. И знать это надо не от Пелагеи Федоровны, а от других людей. Ясно?

— Ясно, — коротко ответил Углов.

— Вот и задание. А я с ней, сердешной, повожусь, — Виталий кивнул на лодку. — Тут каждую щёлочку осмотреть надо.

— Обедать-то к свояку моему придёшь? — спросил Углов. — Смотри, а то обидится.

— Как управлюсь, приду. Там меня и жди.

Виталий снова принялся вычерпывать воду.

Углов исчез в кустах. Только слышно было, как хрустит под его ногами валежник. Все дальше, дальше…

Виталий остался один.

Некоторое время он ещё усердно работал, царапая банкой по дну: воды в лодке уже почти не было. Наконец уселся на скамью и вытер вспотевший лоб. «Так, — сказал он себе. — Можно приступать».

Виталий поправил в кармане пистолет, из другого вытащил складную лупу, потом, критически осмотрев свои брюки, вздохнул и опустился на колени. «Черт с вами, — подумал он. — Терпите до Москвы, как я терплю». Он лёг животом на скамью и принялся тщательно осматривать борта лодки. Когда какое-нибудь пятнышко или трещинка привлекали его внимание, он осторожно наводил на них лупу.

Но ничего примечательного обнаружить не удавалось.

Солнце между тем пробилось сквозь пелену облаков, и те стали расплываться, таять, образуя голубые полыньи. Тонкие золотистые лучи, как иглы, пронзили густую листву кустарника, заплескались в тёмной воде.

Виталий с усилием выпрямился, потирая затёкшую спину, брезгливо посмотрел на свои мокрые, измятые брюки.

Выбравшись на берег, он разлёгся под кустом, где час или два назад лежал Углов, и, покусывая травинку, задумался.

Итак, можно считать почти установленным, что один из братьев Анашиных был в машине Булавкина. Причём сел он туда ещё в городе. И проехал свою деревню. Потом началась драка. Куда же Булавкин ехал? Почему возникла драка? Зачем он угнал машину? Но главное — куда он сам делся? Ведь оба брата налицо. И какая тут связь с гибелью Лучинина?

Виталий не помнил, сколько он так пролежал. Неожиданно он вскрикнул и вскочил на ноги. Потом торопливо задрал мокрую брючину. Большие рыжие муравьи суетились у него на ноге. Виталий с ожесточением стряхнул их, усмехнулся и снова полез в лодку. «Эту версию надо отработать, чтобы отбросить», — повторил он себе любимую фразу Цветкова, своего начальника.

Время шло.

«Что ж, кажется, версия отработана, — подумал наконец Виталий. — Можно её отбросить. Лодка ничего не дала». И в этот момент он обнаружил около скамьи, на борту под уключиной, следы крови. «Бурые пятна, похожие на кровь, — поправил себя Виталий, стараясь унять охватившее его волнение. — Только похожие, имей в виду».

В глазах начинало все плыть от напряжения, ныло затёкшее тело, и лупа дрожала в руке. «Придётся отдохнуть», — решил Виталий.

Он снова выбрался из лодки. Опасливо оглядев место, где раньше лежал, Виталий уселся в стороне и принялся набивать трубку.

Собственно говоря, чему он так обрадовался? Допустим, это даже кровь. Но чья? Любой из Анашиных мог разбить себе палец, поранить ногу, да мало ли что ещё могло случиться? Наконец, и с Женькой, когда он с ними рыбачил, могло произойти то же самое. Это ещё ни о чем не говорит. И тем не менее — кровь!..

Виталий ещё сидел, покуривая трубку, когда услышал, что под чьими-то шагами трещит валежник. «Иван идёт, — подумал он. — Не вытерпел».

Кусты зашумели совсем близко. И неожиданно из-за них появился совсем незнакомый человек, худой, длинный. Узкое, до черноты загорелое лицо, тяжёлые, набрякшие руки, как кувалды, клетчатая зелёная ковбойка наполовину вылезла из брюк. Тёмные глаза, прищурившись, враждебно уставились на Виталия.

— Так, попался… — нехорошо улыбаясь, произнёс человек, сунув руки в карманы и слегка покачиваясь. — Голову я тебе отвинчу, зараза!

Ситуация складывалась неприятная. «Не хватает ещё чего-нибудь ему поломать», — подумал Виталий и, не поднимаясь с земли, миролюбиво спросил: