Хотя все же не стоит исключать, что я просто до сих пор нахожусь под впечатлением от того, с каким фанатизмом и яростью Микото рвала глотку моему клону. Что-то как-то не понравилось мне это. А также то, что в Конохе в целом отнеслись к стилю обучения Хируко спокойно. Ну да, молодец, смог провернуть такое, хватило воли и силы учеников построить. Всем бы такие способности. Ну-ну.

Правильно сделал Хаширама, не став распространять свои клановые учебные пособия в Конохе. Народ здесь дикий, Волю Огня привечают, но и силу уважают. Маловато еще поколений сменилось со времен воюющих кланов, чтоб общество адекватнее стало.

Пожалуй, в этом свете я даже готов несколько подкорректировать свои планы на будущее. Нужно только все хорошенько обдумать.

— Орочи, не забудь, через час ты должен быть в Шикенкайджо. Твои ученики же прошли второй этап.

— Я помню, Мицуко!

Еще целый час, все равно успею добежать.

Вздохнув, снова концентрируюсь на циркуляции чакры. Волевое усилие, и… Открыв глаза, вижу сразу всю лабораторию перед собой. Стеллажи, термостат, рабочий стол, сосуд Дюара, приборы, репликаторы с клонами, все три пылинки на полу — мощный поток информации проносится сквозь сознание, отпечатываясь в памяти. Но бактерий, клеток и других столь же мелких вещей не вижу. Интересно, кецурьюган вообще можно развить до такого уровня? Если поднапрячься, то могу разглядеть на своей руке каждую пору, уловить мельчайшие движения мышц, но не микробиоту. Сквозь барьер, непроницаемый для бьякугана, тоже не могу видеть — дальше стен лаборатории лишь тьма. Однако интересно другое.

Чакра. Я ее прекрасно видел. Сравнить разрешающую способность с другими додзюцу не могу, но при попытке разглядеть тенкецу единственное, чего я добился — это кровь из глаз. Занятно еще и то, что кроме чакры я увидел еще что-то. Ток энергии в дереве, скопление света в образцах ткани Сенджу и Узумаки, все еще растущих в термостате, призрачные линии в искусственно выращенных клонах. Что это? Природная энергия или телесная? Что примечательно, Мицуко ее не видит. То есть чакру в тканях людей и «немагических» клонах замечает, но очень блеклую. Еще интереснее то, что на цельном живом экземпляре человека или животного для нее видна кровеносная система или ток жизненной энергии, а вот труп с какого-то момента уже становится просто куском плоти с пятью граммами железа на шестьдесят килограмм прочих элементов. И выращенные мной клоны для нее все равно, что мертвые тела, хотя так-то кровь в них циркулирует и сердце бьется.

И это все очень странно! У нас с ней получился… Скажем, разной чистоты кецурьюган. Допустим. Но какая связь между глазами, видящими жизнь, кровью и управлением железосодержащими жидкостями? Тут мои научные знания начинают грубо сквернословить, поминая какую-то «магию». Но если хорошенько подумать, то я могу вспомнить очень похожий на додзюцу кецурьгана улучшенный геном.

Шикоцумьяку. Управление костями. Этот кеккей генкай позволяет выращивать кости, управлять ими, но главное для меня — он может перераспределять отложения соединений кальция костной ткани. Параллель есть — управление металлом в собственном теле. Правда, такой нюанс: кальция в человеке раз в триста пятьдесят больше, чем железа. Калия — в пятьдесят, натрия — в четырнадцать, магния — в восемь. А в самой крови того железа всего три с половиной грамма на пять литров. Опять эта чертова магия! Почему кости и кровь?!

Ладно, допустим. Лучше продолжим аналогию. У шикоцумьяку есть улучшенная версия — кеккей мора — обращающие в прах кости. Тут ведь тоже абсолютно непонятно, что за связь между управлением костями и их способностью, собственно, в прах обращать. Так может, у меня тоже кеккей мора пробудилось?

Улучшенная версия кецурьюгана. Хорошо звучит, но что это счастье дает?

Деактивировав додзюцу, снова осмотрелся по сторонам, задумчиво потирая едва заметную морщинку на лбу.

— Того и гляди, это у меня не лишняя дырка в голове, а настоящий убер-глаз, — озадаченно сказал сам себе. — Как бы мне самого себя препарировать?

Взгляд сам собой зацепился за болтающихся в физрастворе клонов, а именно на своей личной копии. Затратные игрушки, но расходный материал всегда лучше иметь под рукой. И хотя я уже досконально изучил себя самого, вскрыв несколько собственных клонов, но может, что-то упустил? Не использовал исконно местные технологии, основанные на чакре? Может, попробовать…

— Рюсэй-сама! Шинкенкайджо!

Да твою ж мать!

— Иду, мамочка! — в самых расстроенных чувствах язвительно крикнул я в ответ.

Как всегда, какая-нибудь ерунда мешает. Ладно, мир сам себя не спасет, ему нужен герой… И я готов начать геройствовать прямо сейчас, встав и явившись на этот глупый экзамен.

— Съешь омлет перед выходом, — крикнула с кухни Мицуко, когда я, недовольно топая, поднимался по лестнице из лаборатории. — Эти несчастные бои двенадцати неучей опять на весь день растянут, чтоб дайме развлечь.

— Так там и кормить будут.

— Всякие пройдохи с данго и яки-имо, чьей продукцией даже шиноби отравить можно!

Кисло глянув на внезапно разбушевавшуюся Мицуко, вспомнившую, что она, вроде как, мать мне, а не горничная. А вот когда я только тело поменял, она совсем другого мнения была.

Я поспешно сел за стол, за которым уже сидела моя приемная Юки, и уткнулся в тарелку с выложенными аккуратными горячими рулетиками омлета. Стыдно вспоминать. Дочь Мицуко еще обещал. Вот же жесть! Гормоны — это чистейшее зло. Все время так некстати в голову ударяют, да и бьют сильнее всякого алкоголя.

— Вот видишь, Сора-тян, я страшный и ужасный шиноби, а мной все равно помыкают обычные людишки. И как это называть? — обратился я к беззаботно уплетающей свой завтрак Юки.

— Это называется справедливость, Орочимару-сама, — наставительно сказала девочка, быстро проглотив рисовую запеканку.

— Мне кажется, Микото плохо на тебя влияет, Сора, — уныло произнес я. — Ничего вы не понимаете. Все, что я делаю для вас, это от большой любви и заботы. Учиха еще благодарить меня будет.

А Хируко, гада такого, даже винить мне не в чем. Он ведь просто прилежно исполнял мой приказ подготовить учеников к большой войне. И даже согласно моим планам, только чуткости не хватило. Не там он предел у детей видел, не мог вовремя остановиться. Что было, на самом деле, ожидаемо, зная, на что он сам готов пойти ради того, чтобы стать шиноби.

— Рюсэй-сама правильно говорит, Сора-тян. Жизнь воина сложна. Но если у него было тяжелое обучение, то бои становятся легче, — убирая опустевшие тарелки перед Юки, поведала Мицуко.

— Я знаю, — легко согласилась девочка. — Поэтому не хочу быть шиноби. Но Микото моя подруга, поэтому я должна ее поддерживать.

— А я твой приемный отец, — напомнил я.

— И именно поэтому я буду ее поддерживать с безмерным уважением к вам, Орочимару-сама, — изобразила поклон Сора. — И давайте пойдем уже на экзамен!

— Могла бы уже давно уйти, теперь там и места, наверно, все заняты.

— Вы давно не были дома, Орочимару-сама, — немного обиженно сказала Сора. — Все время то в лабораториях своих, то на тренировках. А я хочу сегодня с вами пойти! У вас же все равно место будет, как у наставника команды-участника. И как у ученика Хокаге.

— Ладно… Мицуко, а ты не хочешь сходить?

— Не люблю смотреть, как дерутся дети, — безапелляционно заявила девушка, только закончив перемывать посуду и вытирая руки о передник. — Лучше уборку проведу.

— Ну, как хочешь. Тогда пошли, Сора.

Улица встретила нас стандартным весенним деньком для Конохи: ясное небо, теплое солнце. Здесь, вообще, осадков маловато летом бывает.

— Сора, а как у тебя с учебой? — спросил я на выходе из дома. — Сможешь по крышам до арены добраться?

— Наконец-то вы, Орочимару-сама, поинтересовались моими успехами! Конечно смогу! Я уже год занимаюсь с Микото контролем чакры, вот!

— Это хорошо, а то мы, кажется, опаздываем, и я уж думал тебя на себе нести.