Помните, что все собранные средства пойдут на покупку интерактивных досок для обучения наших ребятишек!

Обнимаем! Ваш общественный комитет: Фиона, Грейс, Эдвина, Ровена, Харпер, Холли и Элен!

ххххххх

P. S. Миссис Липман призывает быть внимательными к нашим соседям и стараться сильно не шуметь, когда все будут расходиться.

Саманта. Накануне вечера викторин я была на школьном собрании и слушала, как дети из подготовительного класса декламируют стихи. Я заметила, что все сторонники Ренаты сидят с одной стороны, а сторонники Мадлен – с другой, совсем как на свадьбе. Я посмеялась про себя.

Школьные вечера в Пирриви всегда долго начинались и долго заканчивались. Единственное, что не вызывало досады, – это расположение. Школьный актовый зал находился на втором этаже. Стеклянные раздвижные двери вели на просторную террасу, идущую вдоль одной стороны здания. Оттуда открывался восхитительный вид на море. Сегодня все двери были раздвинуты, и в зал врывался чистый осенний воздух. При закрытых дверях в зале становилось душновато – пукающие дети, надушенные Модные Стрижки и их щедро политые одеколоном мужья.

Мадлен смотрела на вид из окон и старалась настроиться на позитивный лад. Она испытывала легкое раздражение, а это означало, что назавтра у нее будет пик ПМС. Не дай бог на вечере викторин кто-нибудь попадет ей под горячую руку.

– Привет, Мадлен, – сказала Бонни. – Привет, Эд.

Она уселась на пустой стул у прохода рядом с Мадлен, принеся с собой раздражающий аромат пачулей.

Мадлен почувствовала, как ей на колено легла ладонь Эда, который старался успокоить ее.

– Привет, Бонни, – бросив взгляд через плечо, мрачно произнесла Мадлен. Неужели нет других свободных стульев? – Как дела?

– Отлично, – ответила Бонни.

Она перекинула косу через белое плечо с россыпью мелких темных родинок. Даже плечо Бонни казалось Мадлен каким-то чуждым.

– Тебе не холодно? – поежилась Мадлен.

На Бонни был топ без рукавов и штаны для занятий йогой.

– Я только что провела занятие по бикрам-йоге.

– Это ведь трудные занятия, верно? – спросила Мадлен. – У тебя свежий вид.

– Я приняла душ, – ответила Бонни. – Но глубинная температура тела у меня по-прежнему высокая.

– Простудишься, – сказала Мадлен.

– Не простужусь, – откликнулась Бонни.

– Простудишься, – повторила Мадлен.

Она почувствовала, что сидящий слева Эд сдерживает смех, и сменила тему:

– Натан не пришел?

– Он работает. Я сказала ему, что вряд ли он много потеряет. Скай так боится выступления, что, пожалуй, спрячется за другими детьми. – Она улыбнулась Мадлен. – Не так, как твоя Хлоя.

– Не так, как моя Хлоя, – согласилась Мадлен.

По крайней мере, вы никогда не заберете от меня Хлою, как забрали Абигейл.

Ей казалось возмутительным, что эта незнакомка знает, что именно ела утром за завтраком ее дочь, а она сама не знает. И хотя Мадлен знала Бонни уже несколько лет и сотни раз вежливо разговаривала с ней, Бонни не казалась ей реальным человеком. Она представлялась Мадлен какой-то карикатурой. Невозможно было вообразить себе, что она делает какие-то обычные вещи. Сердится ли она когда-нибудь? Кричит ли? Хохочет до упаду? Слишком много ест? Слишком много пьет? Зовет кого-нибудь, чтобы принес ей туалетной бумаги? Теряет ключи от машины? Бывает ли она когда-нибудь просто человеческим существом? Она когда-нибудь перестанет говорить этим вкрадчивым мелодичным голосом гуру?

– Сожалею, что Натан не сказал тебе об отмене занятий по математике, – произнесла Бонни.

Не здесь, идиотка. Давай не будем обсуждать семейные дела, когда вокруг нас мамочки с ушками на макушке.

– Я говорила Натану, что нам надо еще много учиться общению, – продолжала Бонни. – Все это в процессе.

– Верно, – сказала Мадлен.

Эд чуть сильней надавил ладонью на ее колено. Мадлен посмотрела мимо него на Перри с Селестой, сидящих по другую сторону, с мыслью вступить в разговор с кем-нибудь еще, но Перри с Селестой, касаясь головами, как два влюбленных тинейджера, со смехом разглядывали что-то на телефоне Селесты. Та странная размолвка между ними по поводу подписания петиции, очевидно, ничего не значила.

Мадлен стала смотреть на переднюю часть зала, откуда доносился шум лихорадочной деятельности. Детей просили сесть на места, учителя возились со звуковой аппаратурой, а Модные Стрижки бегали повсюду с важным и занятым видом, как это бывало утром каждой пятницы.

– У Абигейл действительно вырабатывается общественное сознание, – сказала Бонни. – Поразительно, когда видишь это. Ты знаешь, что она работает над каким-то секретным благотворительным проектом?

– Меня это не волнует до тех пор, пока ее общественное сознание не встанет на пути школьных оценок, – сдержанным холодным тоном произнесла Мадлен, безоговорочно подтверждая свою репутацию ужасной родительницы-мизантропа. – Она хочет заниматься физиотерапией. Я говорила об этом с Самантой, мамой Лили. Саманта говорит, Абигейл нужна математика.

– На самом деле, похоже, она больше не хочет заниматься физиотерапией, – сказала Бонни. – Похоже, у нее развивается интерес к социальной работе. Думаю, она станет прекрасным социальным работником.

– Она будет ужасным социальным работником! – огрызнулась Мадлен. – Ей не хватает твердости. Пытаясь помочь людям, она погубит себя, будет чересчур глубоко вникать в их проблемы. Господи, это был бы совершенно неправильный выбор карьеры для Абигейл!

– Ты так думаешь? – как во сне, произнесла Бонни. – Ах, пока нет никакой спешки с принятием решения, так ведь? До тех пор она еще десять раз успеет передумать.

Мадлен принялась часто-часто выдыхать через рот, как это делают женщины в родах. Бонни пытается превратить Абигейл во что-то, чем она быть не может. От настоящей Абигейл ничего не останется. Дочь станет для Мадлен чужим человеком.

На сцену грациозно поднялась миссис Липман и молча встала перед микрофоном, сжав руки и милостиво улыбаясь, дожидаясь, когда заметят ее царственное присутствие. Одна из Модных Стрижек бросилась на сцену, что-то сотворила с микрофоном, а потом убежала. Тем временем один учитель шестого класса принялся отбивать ладонями легко запоминающийся ритмический мотивчик, который оказывал на детей магическое, гипнотическое действие. Дети немедленно переставали болтать, смотрели вперед и начинали отбивать тот же самый ритм. Дома это не действовало, Мадлен пробовала.

– Ах! – воскликнула Бонни под нарастающий шум хлопков. Она наклонилась и зашептала Мадлен на ухо, обдавая ее свежим мятным дыханием. – Чуть не забыла. Мы хотим пригласить тебя с Эдом и детей отпраздновать во вторник пятнадцатилетие Абигейл! Знаю, она будет рада увидеть всю семью. Как, по-твоему, не будет это неудобно?

Неудобно? Шутишь, Бонни, это будет чудесно, восхитительно! Мадлен будет гостьей на ужине в честь дня рождения дочери. Не хозяйкой. Гостьей. Натан будет предлагать выпивку. Когда они будут уезжать, Абигейл не поедет с ними в машине. Она останется там. Абигейл останется там, потому что это ее дом.

– Чудесно! Что нам привезти? – зашептала она в ответ, а сама положила руку на плечо Эда и сильно стиснула его.

Получалось, что разговор с Бонни действительно напоминает роды: боль все усиливалась и усиливалась.

Зигги – очаровательный маленький мальчик, – сказала психотерапевт. – Очень толковый, уверенный в себе и добрый. – Она улыбнулась Джейн. – Он спрашивал, как я себя чувствую. Он первый клиент на этой неделе, заметивший, что я простужена.

Психотерапевт шумно высморкалась, словно для того, чтобы продемонстрировать, что она и в самом деле простужена. Джейн с нетерпением посмотрела на нее. Она не была такой милой, как Зигги. Ее совершенно не волновала простуда психотерапевта.