На рассвете, еще до восхода солнца, дверь караульного помещения открылась. Во двор вышла молодая женщина в одной рубахе и распущенными длинными волосами. В руках она несла по пустому деревянному ведру. Женщина зашла в хлев.

Я подозвал Жака и шепотом приказал:

— Займись ей, только тихо, и без нужды не убивай.

Бригант выскользнул из конюшни, бесшумно пошел к хлеву, а я с остальными бойцами тихо направился к двери караульного помещения. За мной шел Хайнриц Дермонд, а потом Мишель де Велькур, как наиболее умелые фехтовальщики, а за ними все остальные бойцы. В хлеву послышался женский писк и глухой удар, после чего там наступила тишина. Дождавшись ее, я рывком открыл дверь караульного помещения и влетел внутрь. Там было пусто. На всех трех двухъярусных нарах, что располагались вдоль стен, не было даже соломы. Видимо, англичане не сочли нужным держать здесь караул, понадеялись на тот, что охранял ворота.

Мы поднялись по узкой каменной винтовой лестнице на второй этаж. Дверь в холл была закрыта, но не заперта. Внутри было тихо. Я открыл дверь. В нос шибанул запах казармы. Мне кажется, что во все века и у всех народов он одинаковый. Холл был длинный, но не широкий, и высотой метра три с половиной. Галерей не было. С той стороны, что выходила во двор, были ниши с окнами. Вместо стекол были натянутыми куски белой материи, пропитанной маслом. Света, попадавшего внутрь, хватало только на то, чтобы я мог различать силуэты. Посередине холла стоял длинный стол, составленный из нескольких, а по обе стороны его — лавки. Рядом с лавками на полу на матрацах, набитых соломой, спали лучники. Их грозное оружие стояло или лежало под стенами. Я показал своим бойцам, чтобы двигались осторожно, и первым пошел между спящими телами. Успел сделать шесть шагов, когда увидел, что на меня удивленно пялится мужчина с густой копной льняных волос на голове и кудлатой бородой. Он был очень похож на половца. В тот миг, когда мужчина начал открывать рот, я ударил его саблей и громко произнес боевой клич французов:

— Нотр-Дам!

И началась бойня. Англичане просыпались, вскакивали, кто успевал, хватались за оружие, кричали «Измена!» — и падали, сраженные саблей, мечами или фальшионами. Я быстро пробивался к дальнему концу холла, где была лестница на третий этаж. Короткими, резкими ударами разрубал тела, не защищенные доспехами. Несколько человек побежали к лестнице, но кто-то впереди споткнулся, и образовался затор. Я расчистил его, уложив троих. Переложив саблю в левую руку, потому что лестница была закручена по солнцу, чтобы неудобно было использовать оружие в правой руке, поднялся наверх. Там осторожно выглянул — и сразу отпрянул. В стену напротив того места, где несколько мгновений назад была моя голова, встряли две длинные стрелы.

Я решил не рисковать и не терять зря людей, крикнул на английском:

— Я, рыцарь Александр Венецианец, предлагаю вам сдаться. Или мы сейчас сделаем щиты — и тогда перебьем всех.

После паузы властный голос спросил:

— На каких условиях?

— Условие одно — вам сохранят жизнь, — ответил я и громко приказал следовавшему за мной Хайнрицу Дермонду: — Пойди предупреди людей, чтобы следили за окнами, что выходят к реке. Пусть убивают всех, кто попытается сбежать.

Поняли ли англичане, что я приказал своему оруженосцу, или догадались, что другим способом живыми из замка не выберутся, но после более продолжительной паузы тот же голос произнес:

— Хорошо, мы сдаемся.

Спрятав саблю в ножны, я одолел последние ступеньки.

Наверху меня ждали одиннадцать мужчин и две молодые женщины. Впереди стоял мужчина лет двадцати семи в льняной рубахе до коленей, ниже которых шли кривые волосатые ноги, босые. У него были светло-русые усы и короткая бородка. В руке держал острием вниз рыцарский меч. На остальных десятерых было всего два лука, топор и ножи.

Отдавая мне меч, англичанин представился:

— Эсквайр Роджер Кобхэм.

— Еще кто-то благородный есть? — спросил я.

— Нет, — ответил он.

— Остальных мужчин отведите и закройте где-нибудь, — приказал я бойцам, которые поднялись вслед за мной на третий этаж.

— Внизу есть темница, — подсказал эсквайр.

Я приказал бойцам отвести пленных в темницу, а эсквайру, как называют английский оруженосцев, и дамам разрешил одеться. Роджер Кобхэм надел дуплет из зеленой шерстяной материи, тонкой и дорогой, и пурпурные шелковые шоссы, обул башмаки с золотыми пряжками. Судя по всему, человек не бедный.

— Как вы проникли в замок? — поинтересовался он, закончив одеваться.

— Благодаря неправильной организации его охраны, — ответил я. — Судя по всему, ты вырос не в замке?

— В маноре, — признался Роджер Кобхэм.

— А почему до сих пор не рыцарь? — полюбопытствовал я.

— А зачем?! Тогда бы мне пришлось служить королю каждый год. Как оруженосец, я остаюсь благородным человеком, но служу, когда хочу, — объяснил он.

Я отправил половину отряда с Хайнрицем Дермондом за нашими лошадьми и обозом, а Мишеля де Велькура с тремя бойцами к Людовику, герцогу Бурбонскому с сообщением о захвате замке Ла-Рош-Позе и предложением взять его под свою защиту. Меня не прельщала роль кастеляна замка. Часть оставшихся бойцов распределил по постам, чтобы и нас не захватили внезапно, а остальные занялись сбором и подсчетом трофеев. Нам достался замок с запасами еды, которых хватило бы нашей руте на год, если не больше. В конюшне стояли два боевых коня и один верховой эсквайра Роджера Кобхэма, еще два верховых подешевле и четыре тягловые лошади. В хлеву жевали сено коровы и требовательно хрюкали свиньи, покормленные моими солдатами. Плюс оружие, доспехи и кубышки англичан. Говорят, принц Уэльский сильно задерживает выплату жалованья, но у каждого солдата было по целой горсти серебряных монет, а у некоторых и золотые.

Мишель де Велькур вернулся во второй половине дня. С ним прибыл и сам Людовик, герцог Бурбонский, вместе с двумя сотниками латников и пятью сотнями пехоты. Сначала в замок зашла пехота под командованием рыцаря, которого я часто видел в свите герцога. Убедившись, что это не ловушка, он вернулся к Людовику Бурбонскому, после чего вместе с ним опять заехал в замок.

— Как ты захватил его? — первым делом спросил герцог Людовик, осмотрев замок и сев за маленький столик в одной из ниш у окна на третьем этаже.

Мне он предложил место по другую сторону стола. Поскольку за столиком поместиться могли только двое, его придворным пришлось стоять полукругом возле ниши. Слуги герцога сразу подали нам по золотому кубку, в которые налили белого шампанского. Впрочем, пока что оно называлось просто шипучим вином.

— Божьими молитвами! — улыбнувшись, скромно ответил я.

— Научи и меня этим молитвам! — весело попросил он.

— Герцогу незачем их учить. У него есть подчиненные, которые знают эти молитвы, — сказал я.

— Еще тогда, в Лионе, я понял, что ты послужишь мне на славу. И не ошибся, — признался герцог Бурбонский и, выпив одним глотком полкубка вина, предложил: — Не хочешь остаться кастеляном замка?

— Охранять замок — это так скучно! — отказался я, попивая шампанское мелкими глотками. Употреблять его большими дозами в двадцать первом веке считалось дикостью. — Да и, сидя в нем, добычи не захватишь.

— Это точно, — согласился он. — Находясь в моей армии, ты больше пользы принесешь.

— Скоро у меня заканчивается контракт, — напомнил я.

— Считай, что он уже продлен. Я скажу Николя Лефевру, чтобы повысил тебе оклад, — сказал Людовик, герцог Бурбонский.

— Спасибо! — поблагодарил я. — Мне бы еще хотелось увеличить свой отряд, чтобы лучше служить тебе.

— Набирай столько людей, сколько тебе надо, — разрешил он.

Николя Лефевр прибыл вместе с герцогом Бурбонским. Он внимательно осмотрел замок. Его помощники пересчитали запасы продовольствия и фуража, а также коров и свиней. Лошадей нам разрешили забрать, как и доспехи, оружие и одежду убитых. В контракте в перечне подвигов захват замка не предусматривался. Никто не ожидал такого от небольшой руты.