— Всех перебили? — спросил я, хотя не сомневался в ответе.

— Да, — подтвердил он.

— Приведите командира, — потребовал я.

— Его тоже убили. Сопротивляться вздумал, — сообщил крестьянин.

Уверен, что Ортинго не сопротивлялся. Наверняка прирезали его спящим. Видимо, много добрых дел было на его счету.

— Зря! — искренне произнес я и, повернувшись к своим оруженосцам, приказал: — Найдите тело Ортинго, отрежьте голову и положите в бурдюк с вином. Отвезем герцогу Бурбонскому. Может, что заплатит за нее.

На слово никто не верит. Вот и приходится поступать по-варварски. Впрочем, оруженосцев мой приказ не удивил и даже не покоробил. Возить на показ голову убитого вражеского командира было обычной практикой. Скорее всего, ее водрузят на кол на крепостной стене, чтобы послужила устрашением для других врагов.

Арбалетчики рассыпались по дворам, собирая трофеи. Вскоре к ним присоединилась вторая половина отряда под командованием Хайнрица Дермонда. Часть оружия, одежды и награбленного бригантами крестьяне заныкали. Я приказал не напрягать их. Они заслужили награду, потому что сделали за нас грязную работу. Трупы бригантов крестьяне волоком доставляли к оврагу неподалеку от леса, куда сталкивали, не потрудившись даже присыпать землей. Днем трупы послужат пищей курам и свиньям, если таковые еще есть в деревне, и воронам, а ночью — лесным хищникам. Так поступают только с заклятым врагом. Хотя в отряде Ортинго были в основном гасконцы и наваррцы, их называли англичанами. То есть, для французских крестьян слово «англичанин» стало синонимом слова «бандит».

В одно и то же слово разные народы иногда вкладывают разные смыслы. В двадцать первом веке я как-то разговорился с американским представителем миграционной службы, который проверял паспорта членов экипажа. Наткнувшись на имя Рашид — так звали нашего второго механика, — янки спросил:

— Араб?

— Нет, — ответил я. — Татарин.

Американец оказался немного образованным и, перефразировав, выдал:

— В каждом русском есть татарин, поэтому вас все боятся.

Я не стал говорить ему, что теперь уже все боятся не нас, а их. Меня зацепило американское толкование крылатой фразы «Хорошенько поскреби любого русского — и найдешь татарина». Русские подразумевают, что у каждого из них найдется предок татарин, а американцы — что в каждом русском прячется варвар. Кстати, варвары — это тоже национальность, как и вандалы. Они были ничем не хуже нынешних рыцарей и тех, кого побеждали. Так проигравшие, сумев пережить победителей, отомстили им за свой позор.

В Париже собрались четыре брата — Карл, король Франции, и герцоги Людовик Анжуйский, Жан Беррийский и Филипп Бургундский — и решили начать наступление на англичан двумя большими армиями, северной и южной, чтобы соединиться под Ангулемом, столицей Аквитании. Первой командовал герцог Анжуйский, второй — герцог Беррийский. Ходили слухи, что общее командование будет поручено любимцу короля Бертрану дю Геклену — выходцу из бедного бретонского рода. За ним не числилось громких побед. Наоборот, он уже четырежды побывал в плену. В последний раз король Карл выкупил своего любимца за сто тысяч ливров. Командир, который имеет дурную привычку попадать в плен, не внушал мне доверия. Южная армия собиралась в Тулузе, северная — в Бурже. Пока шли сборы, свершился обмен герцогини Изабеллы на рыцаря Саймона Барли. Старушку привезли в город Мулен — резиденцию Людовика, герцога Бурбонского. Во время следования по французской территории, сопровождал Изабеллу отряд нашего приятеля Луи де Сен-Жюльена.

Первой начала наступление южная армия, командование над которой принял прибывший из Испании Бертран дю Геклен. У него было две тысячи латников и шесть тысяч пехотинцев. Они начали сходу захватывать города и замки. Гарнизоны сдавались без боя. Узнав об этом, начала движение и северная армия под командованием Жана, герцога Беррийского, у которого было тысяча двести латников и три тысячи пехотинцев. Это не считая мой отряд. Я присоединился к ним под стенами осажденного Лиможа, с сожалением расставшись с Карне де Бретоном. Мы с ним неплохо провели время в Шательро.

Город Лимож расположился на правом берегу реки Вьенна, возле переправы через нее. Сейчас он разделен на две части — Сите и Шато. В первой находится резиденция епископа Лиможского, во второй — замок виконтов Лиможских и английский гарнизон. Крепость на месте Шато построили еще римляне. Говорят, улицы там ровные и пересекаются под прямым углом. Защищают его крепостные стены высотой метров двенадцать с двумя дюжинами башен, круглых и прямоугольных, метров на пять выше, и восемью воротами. Перед стенами ров шириной метров двенадцать и палисад. Стены Сите ниже на пару метров, ров уже, и палисада не было. Башни круглые. Сите собирались окружить второй стеной. Начали ее сооружать, но успели закончить всего одну куртину высотой метра три с половиной и длиной метров тридцать. Насколько тяжело было захватить Шато, настолько легко можно было это сделать с Сите.

Армия Жана, герцога Беррийского, обложила обе части города, в том числе заняла позиции и на противоположном берегу. Осадные орудия еще не прибыли, так что брали врага измором, грабя прилегающие деревни. Я со своим отрядом тоже занялся этим прибыльным и неопасным делом. Излишки продуктов продавал Николя Лефевру, который с выгодой распределял их между другими отрядами, находившимися под командованием Людовика Бурбонского.

Герцог отсыпал нам тысячу золотых за бурдюк с вином и головой Ортинго. Ее насадили на кол на стене его замка. Говорят, герцогиня Изабелла полюбовалась этой частью Ортинго, выставленной на крепостной стене, и даже соизволила плюнуть в обклеванный воронами череп. Видимо, командир бригантов вел себя с дамой не совсем по-рыцарски. После чего от старушки прискакал гонец и вручил мне еще пятьсот франков и передал привет от Серафины, внебрачной дочери герцога.

Не знаю, как долго продолжалась бы осада Лиможа, если бы не прибыл Бертран дю Геклен. Меня, как и всех командиров отрядов, пригласили на встречу. Новый командующий желал познакомиться с нами. Встреча проходила в большом шатре Жана, герцога Беррийского. Шестиугольный шатер был из полотна, покрытого сверху золотой парчой. Изнутри его поддерживали восемь столбов, покрашенных золотой краской. Столы, кресло, лавки и сундуки тоже были золотого цвета. Зато в одежде герцог предпочитал синий цвет. Несмотря на жару, на голове у него была шапка из куньего меха, напоминающая ушанку-обманку, которые в двадцатом веке в целях экономии меха изготовляли на Украине и в южных областях России с пришитыми, однослойными «ушами». Из-за этой шапки Жан Беррийский напоминал мне пролетария с барскими замашками и отсутствием вкуса.

Знаменитый полководец Бертран дю Геклен оказался ростом метра полтора, если не меньше. Злые языки утверждают, что бретонец сражается только топором, потому что меч для него слишком длинный. Бертрану дю Геклену лет пятьдесят. Крупная голова, покрытая короткими курчавыми седыми волосами, держалась на короткой и толстой шее, будто просевшей под ее тяжестью в широкие плечи. На выбритом, покрытом шрамами, невыразительном лице приплюснутый, как у профессионального боксера, нос. Тонкие губы плотно сжаты, точно боится сболтнуть лишнее. Будь бретонский полководец повыше ростом, я бы принял его за грузчика. Одет в жиппон темно-красного цвета, черные брэ и высокие темно-коричневые сапоги. Подпоясан кожаным ремнем с позолоченной пряжкой, на котором висел короткий и узкий кинжал в покрытых красным бархатом ножнах и с рукояткой из слоновой кости. По слухам, он неграмотен, не обучен манерам и не умеет вести подковерную борьбу, поэтому старается держаться подальше от королевского двора. Сейчас Бертран дю Геклен разговаривал с Людовиком Бурбонским, который, заметив меня, подозвал кивком головы.

— Этой мой лучший командир рутьеров! — представил меня герцог.

Бертран дю Геклен посмотрел на меня снизу вверх так, словно прикидывал, дотянется ли кулаком до моего подбородка?