Карне де Бретон обрадовался моему прибытию. Он все-таки женился на купеческой дочке, взял хорошее приданое, в том числе и новый дом, в котором выделил комнату для меня.

— При тебе жена не будет шпынять меня, что веду себя не так, как подобает благородному человеку! Дожился: купчиха учит меня манерам! — весело сообщил он. — Теперь будет сама учиться у тебя. Для всей местной знати ты — образец для подражания. Они вспоминали тебя на каждом пиру. Мол, венецианцы — люди культурные, не то, что наши рыцари. Вот только я ни одного рыцаря-венецианца не встречал. Они больше дукатами сражаются. Ты бы заодно вразумил мою жену, что деньги надо экономить. Думал, что первая жена у меня была мотовка, но теперь понял, как сильно я ошибался!

— Все познается в сравнении, — поделился я древней мудростью. — Женишься в третий раз и узнаешь, что и эта была экономной.

— Ты точно знаешь? — вполне серьезно спросил он.

— Уверен, — ответил я.

Недостатки того, кто рядом, всегда выпуклее.

Зимой умер в Авиньоне Папа Римский Урбан Пятый. Его место занял французский кардинал Пьер Роже де Бофор, который принял имя Григория Одиннадцатого. Говорят, Папой он стал не без помощи Людовика, герцога Анжуйского. Этот хитрый лис приехал в Авиньон с полными сундуками золота, а уехал с пустыми, в результате чего на папском престоле оказался преданный французской короне человек.

Умер и старший сын Эдварда, принца Уэльского и Аквитанского, который, по слухам, и сам уже одной ногой в могиле. Ему посоветовали вернуться в Англию, что Черный принц и сделал, передав Аквитанию своему брату Джону, герцогу Ланкастерскому. Этот братец отметился в Лиможе. Говорят, лично убивал женщин и детей. Впрочем, может быть эти слухи — элемент антианглийской пропаганды.

Наш приятель Луи де Сен-Жюльен по приказу короля Карла занимался переманиванием сторонников англичан. Поговаривали, что на эти цели каждый месяц в монастырь Сен-Сальвен привозят по сундуку золота. Впрочем, может быть эти слухи — элемент антифранцузской пропаганды. В ведении идеологической войны обе стороны поднаторели. Несмотря на отсутствие телевидения, а может, как раз благодаря этому, народ сейчас верит в самые неправдоподобные слухи и сплетни. Впрочем, и в будущем большая часть населения умнее не станет, разве что, благодаря средствам массовой информации, количество небылиц резко увеличится, поэтому не будет физической возможности реагировать сразу на все.

Мы с Карне де Бретоном всю зиму охотились и грабили «английские» деревни. Самым трудным было найти неразграбленную деревню. Во-первых, английские и французские владения теперь располагались вперемешку; во-вторых, не только мы искали поживу. Англичане на зиму распустили своих бригантов, которые принялись грабить всех подряд.

Зная, как бриганты относятся к дисциплине, как поплевывают на несение караульной службы, я решил устранить часть конкурентов и будущих противников. Неподалеку от нас захватил женский монастырь и расположился там со своей рутой в полсотни бригантов некто Эспьот. Изнасиловать монашек — это главная обязанность любого воинского подразделения. Впрочем, и сестры божьи не в накладе: и удовольствие получили, и не согрешили.

Поговаривали, что Эспьот — бастард покойного Карла Блуаского, герцога Бретонского. Карне де Бретон, знавший герцога лично, сомневается, что это так. Во-первых, Карл Блуаский был не ходок; во-вторых, очень набожный человек. Освободившись из плена за выкуп в семьсот тысяч флоринов, он совершил зимой паломничество босиком из Рена в Трегье, в церковь Святого Ива, покровителя Бретани, а это сотни полторы километров. Замаливал старые грехи. В свое время он, подвигнутый, наверное, своей чрезмерной набожностью, приказал перебить две тысячи жителей города Кемпера, которые отказались сдаться ему. После этого преступления он проиграл сражение, имея четырехкратное превосходство в силе, и попал в плен. Паломничество не помогло, погиб в следующем важном сражении. Воздалось ему по грехам или набожности.

Монастырь представлял собой каменно-деревянное прямоугольное сооружение с внутренним двором. Высота глухих снаружи стен была метров шесть. Двускатные крыши с небольшим наклоном крыты темно-коричневой черепицей. Ни рва, ни подъемного моста, ни башен. В таком сооружении укроешься разве что от шайки бродяг. Может быть, надеялись на расположенный неподалеку город Пуату. Собак в монастыре тоже не было. Не удивлюсь, если и петухов не обнаружим. Мои люди легко перебрались во двор и спрятались в хлеву, а после того, как монашки отправились на заутреню в церковь, расположенную на первом этаже левого крыла, ворвались в общую спальню, где быстро и без потерь перебили бригантов. В плен взяли только Эспьота в келье настоятельницы. Голым. Это был мужчина лет двадцати восьми, длинный, худой и мускулистый. Черные, вьющиеся волосы длиной до плеч. Длинные острые усы и короткая бородка. Он напомнил мне дона Кихота из фильма, разве что выражение лица было недоброе. Этот с мельницами сражаться не будет. Спал он с хозяйкой кельи — женщиной лет тридцати семи, имевшей приятную наружность и маленькие белые ручки, никогда не поднимавшими ничего тяжелее ложки и мужского настроения. Скорее всего, раньше была женой состоятельного рыцаря или купца. Она успела надеть просторную белую шелковую рубаху, под которой угадывалось стройное тело нерожавшей женщины. Смотрела на нас со страхом, а на Эспьота с любовью и соболезнованием. Судя по фингалу под левым глазом, командир руты пытался оказать сопротивление.

— Осквернителей монастырей принято вешать, — грозно изрек я, не уточнив, что правило относится только к мужским монастырям. — Или за тебя англичане заплатят выкуп?

— Заплатят, заплатят! — ответила за него настоятельница.

Видимо, она и будет платить.

— Хоть ты и не благородный человек, но, думаю, такой отважный воин стоит не меньше пятисот ливров, — решил я, хотя голый мужчина, даже с мечом в руках, выглядит как угодно, но не отважно.

— За него заплатят пятьсот ливров! — сразу подтвердила настоятельница.

Интересно, где она возьмет деньги?! Бриганты выгребли все ценное, что было в монастыре, включая предметы культа, и то, что они не успели прогулять, теперь перешло к нам. Разве что родственников тряхнет или возьмет ссуду у ростовщиков под залог монастырских земель. Многие монастыри сейчас в долгах, как в шелках. И не только потому, что идет война. Если у настоятеля нет деловой жилки, а она у «попрошаек» встречается редко, иначе бы перековались в купцов или банкиров, то монастырь в конце концов разоряется, и монахи разбредаются по другим, если их туда примут без взноса. Легче верблюду пролезть в игольное ушко, чем нищему в монастырь!

— Буду ждать в Шательро, — сказал я настоятельнице, а ее любовнику приказал: — Одевайся, погостишь у меня.

Задерживаться в монастыре мы не стали. Собрали трофеи, в том числе и те, что награбили бойцы Эспьота, включая монастырское имущество. Искупая вину, изнасиловали монашек. Настоятельницу я запретил трогать. Вдруг ей другой понравится и передумает платить выкуп за Эспьота?!

Его я посадил в темницу. Раз уж у меня слава истязателя пленников, не буду отступать от роли. Выкуп за Эспьота привезли через две с половиной недели. На что только не способна любовь стареющей женщины! Командир бригантов ушел из города пешком, одетый в лохмотья, и через те ворота, от которых начиналась дорога на Анжу. В Пуатье, к настоятельнице, возвращаться он, видимо, не собирался. Благодарность стареющим женщинам никогда не была главной чертой молодых мужчин.

Следующая военная компания началась со свадьбы. Людовик, герцог Бурбонский, решил на тридцать четвертом году жизни, что пора бы ему жениться. Его лучшей половиной стала двоюродная сестра, тринадцатилетняя Анна, единственный ребенок Беро, дофина Оверни, расположенной по соседству с владениями герцога. Благодаря этому браку, владения сольются, превратившись в более могущественное государство в государстве Франция. Людовик и Анна были помолвлены года три назад. Поскольку состоят в слишком близком родстве, ждали разрешения Папы Римского на брак. И получили в конце прошлой осени. Умирающий Урбан Пятый взял грех на душу.