— Догоним! — опять воскликнул Луи де Сен-Жюльен.

— Лучше обогнать и встретить, — опять предложил я. — Они наверняка идут на Пуату. Мы можем срезать угол, если вернемся назад и переправимся через брод, который недавно миновали.

Командиры переглянулись. Тогда нам придется сильно углубиться во вражескую территорию. Был шанс, что и нам перережут путь к отступлению.

— Будем выдавать себя за гасконцев. Для этого придется всего лишь воздержаться от грабежа деревень. А после нападения быстро отступим, — сказал я.

— Если Джон Чандос даст нам это сделать, — заметил Гийом де Бурд.

— Джон Чандос в ссоре с виконтом Пемброукским, потому что тот отказался идти вместе с ним в поход, — проинформировал нас Жан де Вилэн — мужчина лет двадцати шести, на губах которого постоянно была снисходительная улыбка, даже когда смотрел на солнце.

— Возвращаться без добычи нам все равно не резон. Пойдем наперерез виконту. Захватим его — хорошо, нет — ограбим деревни на обратном пути, — произнес Карне де Бретон.

Остальные командиры согласились с ним.

Мой отряд опять поскакал впереди. Хотя мы шли по вражеской территории, бойцам запрещено было грабить местное население. Жители все равно быстро убегали в лес, завидев нас. Выяснять, свои мы или чужие, у них не было желания. Проезжая через деревню, мои бойцы прихватывали домашнюю птицу, мелкий скот. Раз хозяева не спрятали, значит, оставили своей армии-защитнице.

Мы успели перерезать путь отряду виконта Пемброукского. Вышли западнее деревни Пурьеон, в которой Джон Гастингс остановился на ночлег. Солнце еще не зашло, но, видимо, англичане отшагали положенное на день количество миль. Деревня была большая, домов на сто. На дальнем от нас конце располагался большой каменный постоялый двор с двухэтажными постройками с трех сторон и высокой стеной с четвертой. Такие постоялые дворы тамплиеры настроили по всей Западной Европе. Они располагались в дневном переходе друг от друга на основных купеческих маршрутах. Тамплиеры бесплатно пускали в них на ночь всех путников, а паломников еще и кормили. Рыцарей-храмовиков больше нет. Постоялый двор принадлежит, наверное, какому-нибудь разбогатевшему крестьянину, выкупившему его. Скорее всего, дела у хозяина идут плохо, потому что через район боевых действий купеческие караваны не ходят.

— Надо послать пехотинцев, чтобы перекрыли дорогу с той стороны, — посоветовал я Карне де Бретону. — Когда они доберутся туда и пойдут в атаку, мы ударим отсюда.

— Так и сделаем, — согласился он и отдал приказ Роберу де Сансерру быстро обойти по лесу деревню и ударить с той сторону.

Остальные отряды разошлись вправо и влево, чтобы во время атаки охватить деревню со всех сторон. Я проинструктировал своих бойцов, чтобы не останавливались на окраине, скакали в центр деревни.

— Рыцари остановились в домах у богатых крестьян. За каждого из них можно получить богатый выкуп, — объяснил я.

Захватить в плен знатного рыцаря — мечта каждого моего бойца. За такого можно получить выкуп от пятисот золотых и до нескольких десятков тысяч. Придется отстегнуть треть мне, как командиру руты, но и оставшегося хватит на сытую и спокойную жизнь где-нибудь подальше от войны. Таким местом они считают Авиньон, где до недавнего времени была резиденция Папы Римского. В этом году Папа перебрался в Рим, напуганный недавними налетами рутьеров, которые в мирное время принялись грабить Францию. Взяли выкуп шестьдесят тысяч флоринов и с папы Римского, предыдущего. Эту сумму рутьерам заплатили якобы за то, что они нанялись на службу к маркизу Монферратскому, который увел их в Ломбардию воевать против сеньора Миланского.

Вдруг я увидел, что отряд Луи де Сен-Жюльена выехал их леса и. набирая скорость, поскакал к деревне. Следом за ним и другие командиры пошли в атаку, хотя пехотинцы Робера де Сансерра еще даже не вышли на исходную позицию, не перекрыли пут к отступлению. Видимо, случилось что-то непредвиденное. Скорее всего, обнаружили пехотинцев. Они обходили деревню с той стороны, где стоял отряд Луи де Сен-Жюльена.

— Вперед! — вынимая саблю, приказал я своим бойцам, и поскакал к деревне по скошенному полю.

Англичане не ждали нас. Они настолько привыкли безнаказанно грабить французские территории, что не сразу поняли, что происходит. Я, не останавливаясь, срубил во дворе ближнего дома двух пехотинцев, которые спустились с сеновала, и поскакал к центру деревни. Англичане бежали к противоположному краю деревни, где на скошенном поле паслись их лошади. Лошадей было много. На них ездили даже лучники, поэтому отряд и двигался так быстро. Лишь несколько человек имели лошадей под рукой. Наверное, не успели отвести на пастбище. Оседлать тоже не успели, поскакали охляпкой. Я срубил еще двоих и ворвался во двор двухэтажного дома, в котором стояли две нагруженные арбы. Застал там рыцаря, блондина с длинными волосами, завитыми на концах, который выбежал из дома в рыжеватой стеганке и алых шелковых шоссах, В правой руке он держал меч в ножнах, а в левой — шлем. Впереди него мчался молодой парень, скорее всего, оруженосец, который держал в руках бригандину и кольчужные шоссы своего сеньора. Оба проскочили в просвет между домом и хлевом на огород, уже убранный, с невысокими кучами навоза там и сям. Огибая навозные кучи, они устремились к постоялому двору, куда бежала и большая часть англичан. Я догнал рыцаря и сильно ударил его саблей плашмя по левому плечу.

— Сдавайся или убью! — крикнул я.

— Сдаюсь, — произнес рыцарь, останавливаясь.

Я догнал его оруженосца, который бежал намного резвее, и повторил предложение. Оруженосец тоже не смог отказаться. Я не стал больше ни за кем гоняться. Хватит и этих двоих.

— Возвращайтесь во двор, — приказал я им, а, поравнявшись с рыцарем, сказал: — Давай меч.

Ножны были обтянуты сафьяном. Оконечник и кольца золотые. Оголовье рукоятки тоже золотое, в виде приплюснутого в двух боков шара. На приплюснутых сторонах барельефы в виде креста с перекладинами на концах. Клинок был старый, «франкский», из многослойной стали, шире тех, что в моде сейчас, но, по моему мнению, намного лучше. Наверное, пару веков, если не больше, переходил по наследству.

— Я выкуплю меч и доспехи, — предупредил рыцарь, решив, видимо, что я хочу забрать меч себе.

Он был не молод, под пятьдесят. Есть седина, но не заметна в светлых, почти белых волосах. Бородка короткая и аккуратная. Кожа на лице белая, с румянцем на щеках. Южный загар к ней не прилип. Выражение лица скорее презрительное, чем властное.

- Я не против, если останутся деньги после того, как заплатишь выкуп за себя, — сказал я. — Как тебя зовут?

— Гилберт де Умфавиль, граф Ангус, — ответил рыцарь.

Я всегда верил, что, если встречаешься с человеком во второй раз, будет и третья встреча.

— Надо же, какой приятный сюрприз! — весело произнес я. — Пару недель назад ты что-то обещал сделать мне, когда находился на другом берегу реки, а стоило мне прискакать, сразу убегаешь!

Лицо его покраснело так, что румянец растворился. Он опустил голову, чтобы не наговорить лишнего.

— За графов сейчас берут тысяч по двадцать флоринов, — сообщил я.

— Столько заплатить я не смогу, — сразу сообщил Гилберт де Умфавиль. — Не больше трех тысяч.

— Ах, да, ты же ненастоящий! — подковырнул я.

— У меня сейчас нет возможности ответить на оскорбление! — гордо заявил он.

— Ладно, больше не буду, — миролюбиво произнес я, поняв, что немного перегнул. У человека и так несчастье. — Заплатишь четыре тысячи. Это вместе с оружием и доспехами.

— Договорились, — произнес граф Ангус.

Во дворе уже шуровали мои бойцы, выгребали все ценное из дома, хотя бой еще не закончился. Возле постоялого двора звенели мечи и слышались крики «Нотр-Дам! За маршала Сансерра!». Я не стал гнать туда своих бойцов. Там и без нас справятся пехотинцы Робера де Сансерра. Нам надо захватить побольше трофеев.

— Здесь будет ставка. Сносите все сюда, ведите пленных и лошадей. Этих двух закройте в сарае и глаз с них не спускайте! — приказал я бойцам.