Она расположена под донжоном. Раньше такие не делали. Для пленников выгораживали помещение на первом этажу или просто сажали на цепь в углу.

— Ты хотел напасть ночью — вот и нападешь, — говорит коннетабль своему кровному брату. — И не сидится им дома в такую погоду!

— Они поедут через Пон-вален, будут там на рассвете, а мы намного раньше. успеем отдохнуть и подготовиться. Возле городка хорошее поле для сражения, — сообщает Оливье де Клиссон.

— Можно и там их встретить, — соглашается Бертран дю Геклен таким тоном, словно ему по барабану, где сразиться с англичанами, хотя на самом деле он всегда тщательно выбирает место для битвы.

— Выеду первым? — предлагаю я.

— Поезжай, — разрешает Бертран дю Геклен.

Оливье де Клиссон гмыкает, недовольный такой доверчивостью своего кровного брата, но ничего не говорит. Уверен, что выскажет, когда я уйду. Он не знает то, что знает Бертран дю Геклен. Я рассказал коннетаблю еще по пути в Париж, что не собираюсь перебегать с одной стороны на другую, если меня к этому не вынудят. Деньги на судно и не на одно у меня уже есть. В любой момент могу сделать ручкой обеим сторонам конфликта и отправиться куда-нибудь, где сейчас спокойно. Только вот никак не выберу, куда. Городская стража тихо материлась, открывая ворота и опуская подъемный мост. Никому не охота покидать теплое сухое помещение и идти под дождь. Впереди поскакал передовой разъезд из четырех арбалетчиков под командованием Ламбера де Рё. Остальные едут плотной колонной по три, во всю ширину грунтовой дороги, раскисшей от дождя. Отправились налегке, оставив обоз в Мансе. Арбалетчики тихо поругиваются, но общее настроение приподнятое. Никто не сомневается в победе. Нас больше раза в два, нападем неожиданно и с нами Бертран дю Геклен. Есть командиры, которые внушают солдатам доверие, не смотря на все поражения. Может быть, бретонца любят еще и за то, что он заботится о солдатах, присутствует даже на выдаче аванса, чтобы командиры отрядов не хапанули больше положенного. Приезжал и ко мне один раз. Пробыл не долго. На меня жалоб не поступало. Я не крысятничаю, мне трофеев хватает.

Пон-вален оказался большой деревней, защищенной рвом шириной метров пять и невысоким валом с дубовым частоколом. Заметив наш отряд, стража засуетилась, подняла тревогу, но я передал им через Анри де Халле, что нападать не будем, и посоветовал никому из города не выходить до нашего распоряжения. Впрочем, мог бы и не советовать, потому что вряд ли кто-нибудь осмелится выйти. Мы поехали дальше, в ту сторону, откуда должны прибыть англичане. Там от города к лесу шло широкое пастбище. На опушке мы и остановились. Я послал на разведку четырех арбалетчиков под командованием Ламбера де Грэ, а остальным разрешил спешиться и отдохнуть, но костры не разводить. Коней спутали и пустили пастись. Впрочем, пожелтевшая трава на пастбище была общипана под корень, напоминала хорошо подстриженный газон.

Для меня нарубили елового лапника и сложили под дубом, голые ветки которого плохо защищали от мелкого дождя, моросившего, не переставая. Я лег, закутавшись в черный шерстяной плащ, подбитый серой западноевропейской белкой. Рыжая восточноевропейская здесь встречается реже и ценится дороже. Мех приятен на ощупь и хорошо удерживает тепло. Вспомнил, как в Ессентуках кормил белок с рук. Был там в санатории после операции. Идешь по дорожке, а по стволу дерева, головой вниз, сбежит белка, встанет перед тобой на задние лапки и потребует дань за проход по ее территории. Типичная повадка средневекового рыцаря. У меня с собой несколько грецких орехов. Отдаю один. Белка осторожно берет его двумя лапка, отходит в сторону, давая мне пройти, и приступает к трапезе. Я был уверен, что белки разгрызают орехи. Классики начитался: «…и орешки всё грызет». Оказалось, что белки прогрызают в орехе дырочку, расширяя ее по кругу, и выедают сердцевину.

Примерно через час подошел Мишель де Велькур и доложил, что к Пон-валену прибыли Бертран дю Геклен и Оливье де Клиссон.

— Ругаются, что их не пускают в город, — с насмешкой рассказал оруженосец.

— Сказал, что мы здесь? — спросил я на всякий случай.

— Конечно! — обиженно заявил Мишель.

В его годы я тоже бурно реагировал на недооценку моих способностей. Потом стал оценивать себя трезвее и прекратил обижаться.

Еще часа через два, когда небо начало сереть, прискакал Ламбер де Грэ и доложил коротко:

— Едут.

— Сколько их? — спросил я.

— Тысяча, — быстро ответил оруженосец.

Уверен, что он не считал англичан. Тысяча — красивая цифра, будет приятно звучать в рассказах девицам.

— Впереди едут рыцари, за ними — пехотинцы на телегах, а сзади — лучники верхом, — продолжил он.

— Сколько лучников? — спросил я.

— Сотня, — ответил Ламбер де Грэ.

Сотня — тоже красивая цифра.

Я приказал привести коня и поскакал на нем к Пон-валену. Отряды Бертрана дю Геклена и Оливье де Клиссона расположились возле ближней к лесу стороны города. Коней отвели в тыл, готовясь сражаться пешими. Английские лучники приучили их, что верхом сражение не выиграешь. Когда стрелы попадают в коня, он, если не погибнет сразу, перестает слушать команды, мешая и другим атаковать. Поэтому французы стали сражаться в пешем строю, выставляя в первых рядах рыцарей в крепкой броне и с большими щитами.

— Вы бы сели на коней и спрятались за город, — предложил я. — Когда англичане выйдут из леса, мой отряд нападет первым и перебьет лучников, которые скачут в хвосте. Вот тогда вы и ударьте в конном строю. Англичане верхом бьются хуже.

— Они сразу спешатся, — уверенно заявил Оливье де Клиссон. — Поэтому и нам лучше нападать пешими.

— Чем лучше, если у них не будет лучников? — поинтересовался я. — Наоборот, таранным ударом вы прорвете строй, а потом добьете остальных.

— Пожалуй, он прав, — согласился со мной Бертран дю Геклен. — Давай попробуем.

Оливье де Клиссон недовольно гмыкнул, но и на этот раз ничего не сказал, чтобы не показаться трусом.

— Только не появитесь раньше времени или слишком поздно, — попросил я. — Выезжайте сразу после того, как протрубит мой горн.

— Так и сделаем, — заверил коннетабль Франции и приказал своим латникам сесть на лошадей и спрятаться за Пон-валеном.

Англичане ехали без разведки. Усталые кони еле передвигали ноги. Мокрые флаги, прилипшие к древкам, казались одноцветными, серыми. Замыкали колону лучники, которые ехали верхом. Было их от силы человек семьдесят.

Когда последний лучник выехал из леса, я кивнул Анри де Халле:

— Труби атаку, — и ударил шпорами коня.

В руке у меня короткая степная пика. Давненько ей не работал. Только на учениях, когда показывал своим арбалетчикам, как надо управляться с пикой. Скачу на передних лучников. Они, услышав горн, повернули головы в нашу сторону, но продолжают неспешно ехать вперед. Ночной переход измотал их, поэтому не сразу понимают, что приближается опасность. Врубившись, кое-кто спрыгивает с коня и начинает доставать из-за пазухи сухую тетиву, чтобы натянуть ее на лук, а остальные подгоняют коней, чтобы заехать за телеги, спрятаться за них и пехотинцев. Я бью в незащищенную голову, в правый висок, спешившегося молодого парня с простоватым, крестьянским лицом. Англичанин роняет в грязь лук и так и не натянутую тетиву и пытается правой рукой защититься, не понимая, что уже получил смертельную рану. А может, и не смертельную. Раны в голову иногда заживают быстрее, чем в тело. Я бью в спину, защищенную стеганкой, второго лучника, который пытался убежать. Объезжаю телегу, с которой попрыгали копейщики и побежали вперед, к рыцарям, догоняю конного лучника и вышибаю его ударом пики из низкого седла. Рядом Хайнриц Дермонд, Ламбер де Грэ. Мишель де Велькур, Анри де Халле и арбалетчики расправляется с другими англичанами. Лишь человек пять лучников успевают доскакать до рыцарей, которые собрались было отбить нашу атаку, но увидели второй отряд, намного больший, который выехал из-за Пон-валена, и начали спешиваться.