От воспоминаний я немного рассусолился и произнес:

— Да, неплохо было бы пожить в Ла-Рошели.

— Тебе у нас понравится! — сразу подхватил Жан Шодерон.

Я не принял его слова всерьез. Для решения такого вопроса надо подключать тестя, герцога Бурбонского, а он сейчас далеко от Парижа.

Я проводил делегацию до ворот столицы. Внутрь меня и мой отряд не пустили, отправили на постой по моей просьбе в аббатство Сен-Жермен. Аббат Эктор встретил меня, как дальнего родственника, поселил в лучшей гостевой келье. За что получил от меня бочонок хорошего красного вина, захваченный в другом аббатстве, которое никак не решалось перейти на сторону короля. С полчаса мне потребовалось на то, чтобы опять научиться понимать его плямкающую речь. Впрочем, больше пришлось говорить мне. Аббат расспрашивал о военных действиях. Пометок на этот раз не делал, память имел крепкую. Иногда даже подсказывал мне имена сеньоров по гербам, которые я запоминал лучше.

Обычно мы садились на балконе с видом на Сену, на который был выход из кельи аббата. Там стояли два плетеных из лозы кресла с наклоненными назад спинками, отчего не сидишь, а полулежишь. Видимо, это дедушки кресел-качалок. На круглый столик юный румянощекий послушник с белокурыми кудрями, похожийна херувима, ставил серебряные кувшин с вином, бокалы и блюдо с фруктами. Пока он делал это, я пытался угадать, является ли послушник любовником аббата Эктора? Мы всегда думаем о людях лучше, чем они сами о себе. Попивая вино и любуясь рекой, пока не загаженной, по которой сновало множество плоскодонных речных суденышек разного размера, я делился воспоминаниями и впечатлениями о войне.

— Вчера ты остановился на… — аббат слово в слово повторяя фразу, которойя закончил рассказ в предыдущий день.

И я продолжал повествовать о войне двух королей, в которой, не зависимо от их желаний, выкристаллизовывались две нации. В дальнейшем короли еще не раз будутвоевать, но это уже будут не феодальные разборки, а столкновение этносов, и граница «свой-чужой» будет проходить не на материке, а по Ла-Маншу.

На второй день я сходил к своему внуку Джакомо Градениго, который не подозревает о нашем родстве. В его конторе ничего не изменилось. Разве что у хозяина стало больше уверенности в себе, важности.

— Если хочешь забрать деньги, придется подождать недели две. Они все в деле, — сразу засуетился Джакомо.

— Пока не нужны, — успокоил я. — Может быть, зимой потребуются.

— Для чего? — поинтересовался он.

— Собираюсь прикупить недвижимости, осесть в приморском городе, скорее всего, в Ла-Рошели. После окончания войны займусь морской торговлей, — поделился я планами на будущее.

— Для торговли город отличный, — согласился Джакомо Градениго.

— А для банковского дела? — спросил я.

— Еще лучше, но там все схвачено генуэзцами, между ними не протиснешься, — пожаловался он.

— Даже если тебе будет покровительствовать сенешаль? — задал я провокационный вопрос.

После разговора с Жаном Шодероном я решил не ждать, когда освободят Бордо. Во-первых, Ла-Рошель — более выгодный вариант, так как порт ближе к Англии. Во-вторых, мне уже начала надоедать война на суше. На море она не такая утомительная и с большими, по моему мнению, удобствами, а про добычу вообще молчу. По возвращению в Пуатье надавлю на тестя. Пусть похлопочет за одного своего зятя перед другим, королем Франции, который женат на его сестре.

— С такой поддержкой я бы рискнул перебраться в Ла-Рошель, — медленно произнес Джакомо Градениго и сразу спросил: — Во что мне обойдется такая помощь?

— Будешь начислять мне пять процентов на деньги, которые оставлю на хранение, и консультировать по разным вопросам, — ответил я.

— И всё?! — не поверил мой внук, глядя на меня с подозрением, будто предлагаю ему аферу.

— Да, — подтвердил я и. чтобы уменьшить его подозрительность, объяснил: — Дед советовал мне: «Найди Градениго и держись их. Деньги липнут к ним, и тебе перепадет».

— Будем надеяться, что твой дед был прав! — произнес с улыбкой Джакомо Градениго, но было заметно, что моя помощь всё ещё настораживает его. — Тебя уже назначили сенешалем?

— Нет ещё, но, надеюсь, вопрос решится до зимы, — ответил я.

Вопрос решился намного раньше. Делегацию ларошельцев потомили три дня, чтобы прониклись уважением к королевской власти. Или обсасывали их требования, решали, принимать или нет? На четвертый день их пригласили к королю Карлу Пятому вместе с оруженосцем Пьером Данвилльером, который захватил в плен капталя де Буша и привез его в Париж, где пленника посадили в тюрьму. Оруженосца произвели в рыцари, наградили двенадцатью сотнями золотых франков и назначили казначеем Шартра. Ларошельцам выдали хартию, подтверждающую все их требования, и наградили парчовыми нарядами и золотыми цепочками с овальными медальонами, на которых был изображен крылатый олень — один из королевских символов. Такую мелкую просьбу ларошельцев, как назначение своего дальнего родственника вторым бальи Ла-Рошели, король Франции удовлетворил, не задумываясь и даже не поинтересовавшись, хочу ли я этого? Разве кто-нибудь посмеет не обрадоваться королевской милости?! Я не рискнул. Мою радость разделил Джакомо Градениго, пообещав до зимы перебраться в Ла-Рошель и привезти туда мои деньги. Так что можно считать, что первичное накопление капитала закончено. Пора заняться любимым делом — морским промыслом во всех его проявлениях.