– Молчи!

Женщина часто-часто закивала, золотые колечки, скрепляющие десятки косичек в ее парике мелко задребезжали. А я порадовалась, что сегодня позволила Амине накрасить мне лицо и повесить на шею большое ожерелье. Ну, хоть одета я прилично.

Возвращение в дом Акила далось мне без труда. Там я посмотрела на белые лица Сефу и Имхотепа и сказала:

– Сефу, я думаю, что нам пора. Возможно, это и есть дом твоего брата. Он женат?

– Да, царевна. Уже три года, как он женат и у него двое детей. Ну, было двое, когда мы виделись в последний раз.

– Тогда садись.

Женщины с малышкой в комнате уже не было.

– Этот дом, Сефу?

– Да, царевна!

– Я вернусь за тобой вечером.

– Госпожа, прихвати с собой Хасемсема. Возможно, будут важные новости.

– Хасема. В знак моей милости я разрешила ему это имя.

И я вернулась к Имхотепу. Он никогда не упускал возможности пронаблюдать процесс перемещения. А вот Хасем, после ночи нападения на лагерь, наоборот старался отстраниться от меня. Избегал. Возможно, стоит поговорить с ним сейчас?

Воина я нашла в беседке. Он встал, завидев меня и склонился в поклоне.

– Садись, Хасем. Я думаю, что нам нужно поговорить. Меня беспокоит твоя отстраненность…

Он набычился и отвернулся.

– Хасем, если ты не признаешь меня, скажи. Просто скажи об этом. Клянусь силой Великого Ра – я не стану препятствовать тебе. Ты уйдешь вместе со своими солдатами куда захочешь.

Молчание…

Молчала и я. Я совершенно не представляла, что и как сейчас нужно сделать. Уговаривать, убеждать, прогнать? Но и оставлять недомолвки тоже нельзя!

Наконец он повернул ко мне лицо и, глядя прямо в глаза спросил:

– Кто ты, царевна?

Я даже не дрогнула. Что-то вроде этого и ожидала.

– Я не могу сказать тебе, Хасем, кто я. Я сама не знаю.

– Почему твоя душа заняла тело царевны?

– И на это у меня нет ответа, Хасем. Меня никто не спрашивал, хочу ли я этого.

– Она вернется в наш мир?!

– Не знаю. Думаю, что – нет. Но я могу и ошибаться.

Пауза…Долгая-долгая пауза…

– Ты любил её, Хасем?

Взгляд мне в глаза и ответ:

– Больше жизни! Если бы я мог её вернуть – я убил бы тебя!

Ну, что ж… Это, по крайней мере – честно. Пожалуй, я даже немного завидую этой девочке. Не знаю, где сейчас ее душа, но надеюсь, где-то там, где она дождется своего Хасемхема. В то же время я почувствовала страшную усталость. Мне, вдруг, стало все равно, что и как сложится дальше…

– Не думаю, что убив меня ты вернешь ее. Но можешь попробовать.

– Нет, госпожа. Я не пойду против воли богов. Возможно, эта моя жизнь – просто испытание на пути к ней. Если, конечно, ты не изгонишь меня.

– Хасем, я вовсе не собиралась тебя изгонять!

– Даже за то, что я догадался?!

– Даже за это.

– Я видел тебя в бою, госпожа. Я видел, что ты могла сжечь весь лагерь за мгновение. Но ты не убила ни одного человека. Почему?

– Я не богиня, Хасем. Я смертная. Не мне решать, кому жить, кому умереть. Но когда выбор в моей воле – пусть живут.

– Я так и думал. Ты не можешь быть посланницей Анубиса или Нуна, иначе ты забрала бы все жизни этих людей. Я думаю, что мой путь – рядом с тобой. Вчера я видел сон и получил благословение света. Я буду верен тебе, царевна. Я отдам за тебя свою жизнь.  Клянусь!

– Я не знаю твоего пути, Хасем. Я принимаю твою клятву.

Сложно сказать, что именно видел во сне Хасем. Расспрашивать я не рискнула. Но от него веет надежностью и силой. Это я чувствую безо всяких там божественных предсказаний. А отдать страну жрецам – значит, научить таких как Хасем поклонятся всякой ерунде и тратить ресурсы на покойников. Исключительно для укрепления власти жрецов. Нет уж… Раз меня сунуло сюда – постараюсь исправить, что смогу. Пусть эти люди и полны веры в нелепых древних богов, но все они знают что такое доброта, что такое честь, что такое жизнь. Я буду с ними столько, сколько мне отпущено.

После разговора с Хасемом нам обоим стало легче. Он принял то, что я не его царевна, хотя осознание, что Инеткаус ушла навсегда, угнетало его. Зато он стал воспринимать меня не как свою возлюбленную, к которой обязательно, рано или поздно, вернется память, а как своего командира. Как владыку, которому он подчиняется. Нам стало проще общаться. И, хотя он смотрел на мое лицо с тоской в глазах, моя внешность стала для него скорее старым портретом или фотографией. Он смирился с потерей.

Я же, в свою очередь, оценила его мужество и стойкость. Принять такое было не слишком легко. И в дальнейшем наше общение протекало без особых эксцессов.

Вечером я переправила его к Сефу. Брат выделил воину большую комнату, где мы и устроили совещание. Сам хозяин дома, после разговора с Сефу, уложил вещи, собрал жену, ту самую молодую женщину, которую я напугала, и детей, и отбыл, от греха, как говорится, в удаленное поместье. Дом и несколько слуг оставил на время в распоряжении Сефу. Так мы получили максимально близкую к столице точку.

Новости были.

Бомани вернулся в столицу один. Испытывал ли он страх перед божеством или нет, но свой воинский долг понимал четко – сплетни не должны начать гулять по столице. И потому, на доклад к жрецу и Джибейду он явился в сопровождении только двух солдат.

И, возможно, что наш демарш не дал бы никаких результатов, если бы не дезертиры. А сбежало из его отрядов довольно много. Некоторые из этих солдат жили на окраине Мемфиса и, прежде чем окончательно податься в бега, известили своих родственников об опасности. Могу представить, что они там рассказывали! Бедные кварталы столицы – место, где сплетни распространялись со скоростью пожара. Утром вернулся Бомани, а уже днем из столицы потянулись люди. Сперва это было не слишком заметно, подумаешь, на главной дороге добавилось несколько десятков путников. Ну и что, что почти все – с женами и детьми? Но уже к вечеру сплетни о том, что настал конец света и Великий Ра сожжет всю столицу, чтобы прикончить Джибейда, и его семью, и всех придворных, и их детей и слуг, и прочая, прочая, прочая… Слухи достигли таких размеров, что бегство становилось повальным.  И Сефу, и Хасем предсказывали на утро начало ухода богатых семей.

– Госпожа, уйдут все, кто способен ходить. Даже если бы люди знали, что идет войско из, допустим, Нубии – многие бы остались. Есть шанс уцелеть. А вот боги, которые жгут песок, как сухую траву… Это – страшно. Погибнуть рядом с проклятой семьей – никто не захочет.

– Да, царевна, – вторил Сефу – Я не ожидал, что ваш полет даст на столько хороший результат. Думаю, через несколько дней начнется серьезное брожение в войсках. На моей памяти такого еще не было! Возможно, через несколько дней до семьи жреца дойдет, что они уже проиграли…

Я, конечно, ожидала от своего полета неких бонусов в борьбе. Но, похоже, недооценила страх перед богами. Самой мне, с моим советским атеизмом, даже в голову не приходило, как «близко» для египтян живут их боги. Насколько они все свято верят, что боги их реальны и могущественны.

От моего нового предложения оба открещивались изо всех сил. Спорили, настаивали, сопротивлялись. Но с моей точки зрения это была чуть ли не единственная возможность практически бескровно получить корону.

Наконец, я их не столько переспорила, сколько задавила авторитетом. Обговаривали каждую мелкую деталь.

После этого мне пришлось вновь поработать извозчиком.

Хасеф отправился к своей армии. В его задачу входило перекрыть беглецам все пути. Нет, нам не нужны были их головы в качестве украшения охотничьего зала. Нам нужна была казна фараона, которую они, безусловно, попытаются вывезти. Хотя я прекрасно понимала, что затея несколько рискованная. Но деньги на содержание своего войска Египту нужнее, чем жаждущим власти и поклонения жрецам. Собирать налоги второй раз я считала абсолютно недопустимым. Так что казна нам необходима.