— Все очень просто, — усмехается. — Первое правило журналиста — “всегда будь первым” — вы не усвоили. Какое второе правило?

— Коммуникация, — говорит парень в модных очках с синей оправой.

— Верно. Вам нужно попытаться найти общий язык со своими коллегами и узнать у них задание. Если не выйдет, третье правило — “креативность” — поможет вам составить ответы непосредственно завтра на утреннем собрании. Тогда же вы и узнаете задание, которое все получили сегодня.

Мне что, правда кофе носить?!

Не собираюсь!

Буду проявлять коммуникацию, если повезет. Ну и креативность.

Мы выскальзываем из кабинета. Ребята расходятся. С коммуникацией у них явно беда. Они даже мне ни слова не сказали, как собираются узнавать задание — непонятно.

— Привет.

Нахожу более-менее адекватную на первый взгляд девушку. Просто одетую, обычную.

— Привет.

— Я Катя, а тебя как зовут?

— Мила.

— Можешь сказать, что в задании? Евгений сделал что-то вроде теста, и я его не прошла.

— Конечно, — спокойно отвечает Мила. — Завтра прийти нужно “под прикрытием”. Ну, типа, одеться незаметно, но парни говорят, задание с подвохом, и, мол, одеваться надо пестро. Говорят, самое незаметное то, что видят все.

Я киваю, мысленно поражаясь заданию. У меня ничего для такого случая нет. И денег на покупку — тоже.

На перерыве выхожу на улицу, вижу парня в очках и девчонку, что остались со мной. Подхожу к ним.

— Мне задание сказали! — не без гордости, ведь коммуникацию я проявила.

— Неужели?

Воспринимают мое заявление без энтузиазма.

— Да! Сказали, одеться надо для миссии под прикрытием.

Они ржут.

— Мне сказали голым прийти. Ты что, правда из деревни? Развели тебя. Никто задание не скажет, разведут и ржать завтра будут.

Катя

— Янова!

Меня отвлекают от мониторинга информации о недавнем убийстве в одном из районов города. Задание мне поручила девушка, к которой меня приставили в качестве помощницы.

— Да? — поднимаю голову, сталкиваюсь взглядом с недовольным Григорьевым.

— Тебя к себе требует Орлов.

Григорьева за какие-то заслуги приставили к самому Роману Львовичу. И теперь от того, что мне предстоит с ним увидеться, внутри все обмирает. Я вчера, когда голос услышала, чуть в обморок не хлопнулась, а сейчас даже не представляю, что будет.

— Ау, пролетариат! — щелкает перед моим носом пальцами. — Тащи свою задницу к Орлову.

Я быстро подскакиваю. Забываю телефон, возвращаюсь за ним и бегу в кабинет на втором этаже.

Простым смертным туда доступа нет. Я хотела подняться, чтобы выйти на террасу, которую видела снаружи, но меня развернули, стоило ступить на несколько ступенек. Будто бы я решилась попасть к Роману Львовичу.

А тут…

Он зовет меня к себе.

В спину дышит Григорьев. Сипло так, нервно, недовольно.

Ему явно невдомек, почему это вдруг сам Орлов зовет девушку из провинции.

Наверняка слухи о том, что он лично меня восстановил на стажировке, уже поползли. А если нет, то вот самое время. Даже подтверждение имеется.

— И когда только успела… — слышится за спиной.

Игнорирую. Какой смысл что-то доказывать? Или оправдываться? Мне все равно никто не поверит. Здесь — точно. После того, как ребята спустили меня с небес на землю, мне даже разговаривать ни с кем не хочется. Коммуникабельность приравнивается к нулю.

— Вызывали?

— Заходи! — строго, не отрываясь от планшета. — Посиди минуту.

Послушно присаживаюсь на стул. Осматриваю обычный на первый взгляд кабинет. Просторный, светлый, дорого обставленный. Замечаю доску с фотографиями, канцелярскими кнопками и нитями разных цветов: красного, желтого и зеленого. Они переплетены друг с другом.

— Новое дело, — хмыкает Орлов. — Статья обещает быть очень интересной.

— И всегда вы так?

— Постоянно. Чтобы ничего не упустить — строю собственное расследование. Иногда даже помогаю следствию.

Я наверняка выгляжу как восторженная дурочка, стоит только представить, что у Орлова есть доступ к материалам дела, к расследованиям, к уликам.

Уверена, что есть, иначе бы он в своих статьях не писал все то, что я там читала. Не рассекречивал бы убийц и маньяков раньше следователей.

— Простите, — отвожу взгляд от стенда. — Вы меня вызывали.

— Узнал, что конверт ты не получила.

Достает конверт из ящика стола. Держа в руках, поднимает его на уровень своего лица, демонстрирует. Протяни руку и возьми, но я остаюсь сидеть неподвижно.

— Хочешь получить его?

Я хмурюсь.

Отец у меня следователь и воспитывал меня с десяти лет практически в одиночку. Так что я без приукрас начинаю думать, в какое русло клонит Орлов. Вариантов несколько, и мне ни один не нравится.

— Не спросишь, что нужно сделать?

— Жду, когда вы сами скажете.

Смеется, откидываясь на спинку кресла. Ему тридцать пять. На работу ходит в дорогих костюмах, всегда гладко выбрит и начеку. Привлекательный, холостой, но поговаривают, что меняет женщин как перчатки.

Перед приездом сюда я многое читала, и в его биографии не было указано, что он спит со стажерами. Но холодок по спине все равно пробегает. Я не готова сближаться с влиятельным, пусть и красивым мужчиной, лишь бы выслужиться.

— Выдохни, — советует. — Ничего такого. Я даю тебе конверт взамен на молчание.

— Молчание?

— Не получили конверт трое. Один я даю тебе. Как минимум двое должны остаться без информации.

— Но… почему я?

— Потому что они — местные, учатся в лучшем вузе города, а ума… как у инфузории.

Конверт маячит у меня перед глазами. Протяни руку и возьми, но я медлю. Папа учил всегда подставлять не людей, а плечо.

— Да ладно, — усмехается. — Думаешь, кто-то из них откажется?

Уверена, что нет. Возьмут и промолчат, но то они, а это я. Меня папа иначе воспитывал, хоть и рука сейчас чешется взять конверт.

— Я же отдам другому, — тоном змея-искусителя.

— Инфузории?

— Почему нет?

— Сами же сказали, — пожимаю плечами. — Справедливо никому не давать.

— Справедливо как раз дать тебе.

— Я не возьму.

Фух! Сказала!

Под пытливым взглядом съеживаюсь и смотрю на то, как Орлов рвет конверт на маленькие кусочки. Отправляет в мусорку.

— Иди, — указывает на дверь.

Внутри начинает царапать противное чувство, что сделала глупость.

— Катя, — звучит за спиной, и я поворачиваюсь. — Завтра утром ответа не будет только у тебя, — уверенно.

Смотрю непонимающе. Он ведь выбросил конверт или… это проверка, и у него есть еще два, которые он отдаст ребятам?

— Они найдут способ узнать. У них есть связи и деньги, а у тебя… ничего.

Кирилл

— Не будет нового оборудования, — зло произносит главврач. — Не выделяют нам бюджет. Частники, мол, сами справляйтесь.

— Купить самим — никак? — это в разговор влезает Герман.

Он был инициатором покупки, выбивал, составлял списки, искал поставщиков. Что-то там мегакрутое нашел, но, видимо, не судьба.

— Денег у нас таких нет, Герман Львович. Откуда?

— Кредит?

Он часто дежурит на скорой, ему это оборудование в первую очередь надо, потому что неправильный диагноз часто равен смерти пациента.

— Ну какой кредит, у нас и так их достаточно.

— У меня пациент вчера умер, — басит недовольно.

— Пациенты каждый день умирают.

Герман вылетает из кабинета, громко хлопнув дверью.

— А тебе чего, Кирилл? Тоже на мрущих пациентов будешь жаловаться?

— Я по другому вопросу.

— По какому?

— Бабки куда, Антон Андреевич, деваются?

У него от возмущения багровеет лицо. Проблемы с давлением, но я молчу об этом. Он не любит, когда мы его гоняем по чек-апам. Расслабленно откидываюсь на спинку стула.